Дни и ночи «Элизиума» - Мици Сцерето Валентайн

В своих романтических фантазиях Андре представлял, как они с Карлой убегут, уедут куда-нибудь далеко-далеко. Разумеется, она могла бы раздобыть денег у своего богатого мужа, чтобы обеспечить им безбедное существование до глубокой старости. Возможно, он даже иногда привозил бы ее домой, на солнечный Барбадос, где они резвились бы голышом на пляже, как шаловливые дети, и он имел бы доступ к ее перченому отверстию в любое время дня и ночи. И, возможно, однажды ему довелось бы встреть Монику. Что за райская жизнь была бы у них! Карла наверняка оценила бы бесподобный вкус бледно-розового бутона хрупкой блондинки.

Испытывая неукротимую страсть к заднему проходу, массажист спрашивал себя, что влечет его к этому нетрадиционному виду коитуса. Розовая влажная щель меж женских бедер не занимала его воображения. Не то чтобы он находил ее вовсе не стоящей внимания — просто он ощущал непреодолимую тягу к упругому сгустку мышц, таящемуся в узкой ложбинке меж спелых ягодиц. Чтобы испытать себя, Андре иногда вступал в связь с представителями своего пола, с крепкими молодыми парнями, воплощением мужской красоты. И все же их анусы не вызывали в нем такого трепета, как более соблазнительные женские проходы. Им недоставало какой-то бархатистой мягкости, чего-то особенного, женственного, вследствие чего Андре не мог удовлетворяться соитиями с одними лишь мужчинами — хотя и не стремился отказываться от них совсем, ибо именно общение с мужским полом насыщало особой магией и очарованием его контакты с женщинами.

Когда ритм жизни в санатории замедлялся — что обычно наблюдалось в разгар знойного средиземноморского лета, — Андре для удовлетворения своих сексуальных нужд искал общества мускулистого Паоло. Его латиноамериканский темперамент составлял разительный контраст с вест-индской безмятежностью Андре, что привносило особую изюминку в их нечастые любовные игрища. Итальянец, выполняющий в санатории функции инструктора по теннису, превосходно владел своим телом, всегда находящимся в безупречной форме благодаря упорным тренировкам и тщательному уходу, что, вкупе с еще одним немаловажным достоинством, совершенно не один теннисный турнир, итальянец не желал губить безвозвратные молодые годы в вечной погоне за теннисным мячом — куда проще было наблюдать за игрой со стороны и объяснять другим, что и как нужно делать, тем более что его ученицами были юные гостьи санатория, с рвением и энтузиазмом воспринимавшие его инструктаж. Паоло обладал природным даром отдавать распоряжения женщинам, особенно если роль наставника приносила столь сладкие плоды…

…Ибо после тенниса в расписании Паоло была еще одна игра, в которой он никогда не испытывал недостатка в партнерах. Как и другие сотрудники санатория, Паоло был щедро одарен природой во всех смыслах. И все же он чаще других разочаровывал женщин, которым уделял свое благосклонное внимание, поскольку, стоило им пристраститься к тому, что он им предлагал, они неизменно хотели большего. Но, несмотря на слезные мольбы, Паоло оставался непреклонен. Он уходил прочь, посмеиваясь, не удостаивая взглядом распростертые на земле тела, хорошо зная, что капризные богатые дамочки — а для него они были все на одно лицо — вернутся в уединение своих бунгало и от отчаяния будут исступленно растирать докрасна свои гениталии.

Черноглазый инструктор по теннису предпочитал секс с женщиной в одной-единственной позе: чтобы она стояла перед ним на коленях, принимая в рот увесистый ствол его пениса. Ему не было ровно никакого дела до холеных надушенных тел санаторных красоток — он почти к ним не прикасался, помимо того, что зарывал пальцы в их волосы в моменты экстаза, когда они ублажали его мужское достоинство. Ему нравилось ловить их удивленные взгляды, когда струя семени извергалась им в нёбо. Не то чтобы Паоло заставал этих женщин врасплох — его учащенное дыхание и скопление жидких секретов на трудолюбивом язычке, несомненно, предупреждало их, что он приближается к развязке. Однако даже самые опытные дамы не могли предвидеть количество теплой мучнистой жидкости, которое оказывалось через мгновение у них во рту, — а Паоло был абсолютно уверен, что эти очаровательные создания проглатывали все до последней капли, крепко сжимая губы вокруг его пениса, пока не прекращались последние толчки вулкана, опустошавшего свои недра.

Паоло всегда подозревал, что в этом плане уникален. Поэтому как-то раз он решил провести своего рода научный эксперимент, чтобы определить точно, насколько велика его уникальность, путем мастурбации над стаканом и последующего измерения количества эякулированного семени. Его исследование дало поразительные результаты — обилие спермы ошеломило даже его самого. Пенистая жидкость наполнила половину стакана. Неудивительно, что женщины, которым была оказана честь подержать во рту его орган, всегда выглядели так, будто их глаза готовы были вылезти из орбит. Да уж, была бы его воля, он бы накормил всех голодающих стран третьего мира!

Пока же Паоло ограничивался тем, что кормил всех голодающих санатория «Элизиум», а также недремлющее око скрытой камеры, делившейся впечатлением от созерцания его мускулистого зада с кареглазым диспетчером, напрочь прогоняя скуку последнего. Принимая в свой зад элегантно заточенный пенис Андре, Паоло нисколько не чувствовал себя оскорбленным в своем мужском достоинстве; как и дружеский теннисный гейм, такого рода игры служили исключительно для развлекательных целей, так что их нельзя было воспринимать всерьез. Кроме того, эти содомистские совокупления часто сопровождались оральными ласками со стороны молодой женщины, пристроившейся у пениса Паоло. Причем никогда не было недостатка в желающих принять участие в этом действе, ибо если один командный игрок покидал корт, на смену ему приходил другой.

Юная Мелисса была на острове совсем недавно. Довольно невзрачная и лицом и фигурой, она была принята доктором Бронски на должность прислуги, не требовавшую особых навыков работы, в отличие от других, более привилегированных сотрудников санатория. Мелисса выдавала полотенца гостьям, приходившим загорать на шезлонгах возле бассейна. Она исполняла эти обязанности день изо дня, выдавая свежее махровое полотенце каждой вновь прибывшей гостье, а потом забирала его в стирку. Хотя препорученная ей должность не была пределом ее мечтаний, жизнь здесь все же казалась лучше, чем жалкое существование в маленькой ирландской деревушке, где ей давно опостылели красные лица и огрубевшие от работы руки односельчан. В день, когда ей исполнилось восемнадцать, Мелисса без сожаления попрощалась с родными краями, собрала свои скромные пожитки в потрепанный саквояж и первым же рейсом улетела в Афины, с билетом в один конец, направляясь в санаторий «Элизиум».

Девушка почти сразу же влюбилась в симпатичного инструктора по теннису. Теннисные корты были расположена недалеко от бассейна, и несколько раз на дню итальянец проходил мимо палатки, где Мелисса сортировала полотенца. Он был таким смуглым и загадочным — таким не похожим на простолицых парней из ее деревушки — впрочем, как и на сказочных принцев, которых она рисовала в своем воображении. Она начала считать минуты до встречи с ним, надеясь, когда Паоло будет проходить мимо, завязать с ним разговор. Ей нечего было ему сказать — как и любому мужчине, если уж на то пошло. В школе учителя всегда считали ее серенькой мышкой, неприметной тихоней, и ее новая работа в этом плане, казалось, ничего не изменила. Зеркало день ото дня твердило ей, что она так же не привлекательна, как и парни из ее деревни, от которых она презрительно воротила нос, и все же в ней теплилась робкая надежда, что, может быть — всего лишь может быть, — Паоло обратит на нее внимание.

И однажды это произошло. Растущее влечение к Паоло заставило ее одним солнечным утром унизиться до слежки за ним. Он только что закончил тренировку с одной из клиенток, и их две фигуры стояли у полосатой палатки, где хранилось теннисное снаряжение. Пара вела довольно оживленную дискуссию. Мелисса расположилась на животе в тени дерева, откуда могла, не замеченная ими, видеть и слышать Паоло и его спутницу. Они говорили слишком тихо, чтобы разобрать слова, хотя в приглушенном тоне женщине явно сквозила страстная мольба.

Ученица Паоло обладала хрупкой, изящной красотой, какой всегда восхищалась краснощекая ирландка и которой была напрочь лишена. Мелисса с завистью смотрела на утонченное лицо женщины цвета слоновой кости… на золотистые волосы, заплетенные в толстую шелковистую косу, сверкающей змейкой сбегающую по ее спине… на длинные тонкие руки и ноги… на пышные округлости бедер и груди. Простое теннисное платьице волшебно гармонировало с медовой матовостью кожи, которая казалась еще ослепительнее в лучах щедрого средиземноморского солнца. Как была возмущена Мелисса такой несправедливостью!