Тайну хранит звезда - Галина Романова

– Я не могу, Ань!!! Не могу без тебя!!! Ты такая… Хрупкая, милая, беззащитная…

– А вы… ты хочешь меня защитить? – Она вцепилась в его ладони, тискающие ее бока, попыталась оторвать их от себя, ничего не получалось. – Илья, не надо. Это лишнее. Я не могу! Не готова и…

– И что?! – хрипло выдохнул он ей снова прямо в бок, где уже, наверное, дырку прожег.

– И у меня к тебе масса вопросов, касающихся происшествий с моими детьми. Школьниками, – пояснила она в ответ на его вопросительный мутный взгляд. – Девочка выбросилась из окна, а ничто не предвещало. Мальчик убивает взрослого мужчину… Все! Встань немедленно и давай говорить уже!!!

Странно, но он подчинился. Легко и без обид. Взъерошил ей волосы, коротко поцеловал в щеку и, схватив за руку, увлек в гостиную. Она, когда за ним семенила, с опаской косилась в сторону дивана. А ну как швырнет ее сейчас прямо на него и…

Она же с ним не справится, а орать и звать на помощь глупо!

Но Володин на диван сел сам, а ее усадил в кресло.

– Ну, Анюта? Анюта… – Он повторил, и еще, и еще, словно пробовал ее имя на вкус, катал его языком, ласкал, облизывал. – Я так стану тебя называть, можно? Анюта… Здорово. Можно?

– Называй, – махнула она рукой, удивившись, как это ему удалось так угадать. Ей очень нравилось, когда ее так называли.

– Ну? Анютка, что ты хочешь знать?

– Во-первых, Нина! Что вам удалось установить в связи с ее гибелью? – строго свела Аня брови, как при опросе в классе. – Какие-то подробности? Свидетели? Ну, я не знаю… Записка еще эта! Почерк в записке идентифицирован?

– Ого! Ничего себе!!! – восхищенно ахнул Володин, сжал плечи и сунул ладони между коленок, будто прикрывался от нее локтями.

А может, и прикрывался, вдруг сообразила Аня и густо покраснела. Он же тискал ее, прижимался. Как неловко, боже правый! Какой конфуз!

И тут же снова затрубил Иркин гневный голос прямо в левое ухо: «Хватит придуриваться, Анька! Взрослая же баба, а краснеешь, как подросток! Мужика возбужденного ни разу не видела? Нет? Так смотри!»

– Ты, Анюта, молодец, – похвалил ее Володин и закинул ногу на ногу, хотя, по ее мнению, сидеть так ему было совершенно неудобно. – Вопросы все точные, правильные. Мне бы такого помощника.

– Ответы-то будут? – Она забарабанила пальчиками по мягкому подлокотнику кресла. – Подробности, господин Володин? Свидетели? Почерк?

– Начну с конца… – задумчиво покусал он нижнюю губу, едва угадывающуюся сквозь щетину. – Почерк идентифицирован быть не может.

– Почему? – ахнула Аня. – Потеряли? Записку потеряли?!

– Да нет. Просто написана она была печатными буквами.

– Что-о-о??? Печатными буквами, записка?! – Она вытянулась вперед, готовая прыгнуть. – Ты хочешь сказать, что Нина оставила посмертную записку, в которой обвиняла меня в своей смерти, написанную печатными буквами???

– Именно! – Он заволновался. – А что?

– А то, что она никогда… Слышишь, никогда не писала печатными буквами. Она ненавидела этот шрифт! Когда черчение было, ей чертежи ее подруга подписывала. Стенную газету оформляли – тоже Оля Кочетова на подхвате. Нет, Илья, что-то здесь не то! Не могла она… Не могла не только записку написать, но и из окна прыгнуть. А?

Он пожал плечами, глянув с грустью в ее сторону.

Что он мог сказать в ответ на ее волнение? Что тоже странного нашел предостаточно? И друзья, и соседи в один голос твердят, что Нина не производила впечатления девушки, снедаемой тайными демонами. И отец сквозь рыдания утверждал, что ничто не предвещало. И записка еще эта неубедительная. Но…

Но в ответ на это его начальник взвыл нечеловечески:

– Тебе что, заняться нечем, Володин, твою мать??? Будешь искать мотивы, почему восемнадцатилетняя деваха из окна сиганула?! Какие, к черту, мотивы, если в крови у нее обнаружен алкоголь?! Пусть и мизер, но обнаружен! Если она записку оставила, обвинив учительницу! Если позвонила ей перед тем, как из окна прыгнуть! Если ни одного, ни единого свидетеля нет того, что кто-то ей помог!!! И ты после всего этого собрался мне тут воду мутить!!! Я тебе знаешь что сделаю…

Сделать-то конкретно ничего начальник с ним не мог. Мог орать, надрываться, мог премии лишить, мог взыскание оформить и с очередным званием тормознуть. Но это же не конец света, так ведь? А концом света могло для Володина считаться то, что времени на расследование причин самоубийства неуравновешенной девушки начальник мог его лишить. Он мог не выделить ему не то что часа, минутки, секунды. Он пригвоздил бы его к рабочему стулу, пришпилил бы бумажной рутиной. И тогда Володину конец! Этого он не переносил просто. Это у него просто чесотку какую-то вызывало.

– Дело пока не закрыто, но с ним уже и так все ясно, – промямлил он.

– А как же… А как же я? – опешила Аня. – Как же мое доброе имя? Она обвинила меня, а разве нет в кодексе статьи про ответственность за доведение до самоубийства?

– Есть. – Ему было очень жаль эту милую женщину, но не сказать ей всей правды он не мог. – И тебе придется еще какое-то время пообщаться с моими коллегами.

– В смысле?! Зачем это?!

– Затем, что у них к тебе будут вопросы.

– И я должна буду на них отвечать?!

– Да.

– Под протокол?!

– Да.

– И суть этих вопросов?!

– Ну… Ты должна будешь развеять их сомнения, чтобы записку погибшей сочли необоснованной. И все.

– И все?!

Мысли заметались, сделавшись трусливыми, жалкими, мелкими. Грудь вдруг сдавило, да так сильно, что не осталось возможности дышать.

Ее станут допрашивать??? Задавать противные вопросы, глядя при этом подозрительно, как на преступницу.

– Аня, тебе не стоит волноваться. – Илья хотел встать и пересесть к ней поближе, но она остановила его, подняв предупредительно ладонь. – Никто у нас не думает, что виновата ты. Никто не считает тебя виноватой. Абсолютно!!! Все отдают отчет, что школьники – это особый класс населения. И это…

Он оборвал свою неубедительную речь, поняв, что несет полный вздор. Разве это важно сейчас? К тому же еще один ее ученик подозревается в жестоком убийстве. Не сочтут ли это плохим признаком ее профессиональной пригодности? Да как захотят, так и сочтут. Он, конечно, сделает все от него зависящее, но не так уж много он может.

– Я постараюсь, – тем не менее очень твердо пообещал Володин, глянул на часы. – Наверное, поздно уже. Засиделся я.

– Ты не сидишь, а отвечаешь на мои вопросы, – вдруг проснулся в ней педагог со всей его требовательной суровостью. – И я еще не на все получила ответы.

– И?

Володин опешил. Такой жесткости от этой милой, кроткой женщины он не ожидал. И холодного блеска ее прекрасных глаз не ожидал. Сделалось немного неприятно. И вдруг дико захотелось домой, в свою неумытую холостяцкую берлогу, где можно шаркать подошвами разношенных клетчатых тапок. Громко, в полный голос зевать. Комкать штору, забрасывая ее на открытую форточку, и не получать при этом нагоняя. Да, пусто, да, одиноко. Но необязательно, необременительно и бесконтрольно. Может, в этом и есть истинные преимущества его одиночества? И нечего жаловаться на вой ветра в водопроводных трубах, не дающий спать по ночам. Нечего завидовать шуму соседей за стенкой, когда у тех очередной семейный праздник и там звонко звенит посуда.

– Извините меня за тон, Илья. Просто… Просто очень тяжело отвечать за то, чего не совершала. Я всегда пыталась быть ровной с ними… – Он понял, что разговор идет о школе и детях. – Не выделяла любимчиков, не делала из плохих ребят изгоев. Могла про себя или в шутку назвать их извергами, но этого никто и никогда не слышал. Понимаете, мне очень сложно принять, что кто-то станет задавать мне каверзные вопросы и…

– Ну почему сразу каверзные-то?! – Он шлепнул себя в раздражении по ляжкам.

Аня снова перешла на «вы», и это его расстроило даже больше, чем непозволительно строгий тон в его адрес. Снова обнесла себя противотанковым рвом, заполнила его водой, сделала непроходимым. Придется, видимо, с удвоенной силой завидовать семейной суете за стенкой, их смеху и хоровому дружному пению. И прятать голову под подушку, когда осенним ненастьем воет ветер и молотит дождь в подоконник.

Чертовщина какая-то, его жизнь! Неправильная, кособокая, убогая даже.

– Знаю я ваши методы, Илья Иванович, – махнула она вяло рукой.

А он чуть не взорвался: ну вот, уже и Иванович! Сейчас встанет и укажет ему на дверь. Хотя он минут пять назад и сам было засобирался, сейчас бы снова еще посидел.

– Знаю, что такое для вас презумпция невиновности. Был бы человек, а дело ему найдется. – Она грустно улыбнулась. – Это один мой ученик так шутит на ваш счет. Не на ваш конкретно, а…

– Понял, – хмуро глянул на нее Володин, не слушая кошек, принявшихся за его душу. – Только еще раз хочу вас предупредить: не стоит ничего бояться. Вопросы вам будут задаваться скорее для того, чтобы составить психологический портрет ребенка, покончившего жизнь самоубийством. И…