Эпоха бронзы лесной полосы СССР - Михаил Фёдорович Косарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При впадении ручья Иччилях в Лену похоронены рядом два человека. Погребение разрушено. При одном костяке справа лежали 210 вырезанных из речных раковин бляшек-бусин, нашивавшихся на одежду, большой игольник из выдолбленного рога, украшенный резным орнаментом, а в нем две костяные иголки и халцедоновая ножевидная пластиночка, медная пластинка, являвшаяся деталью одежды. На обоих погребенных лежали сделанные из рога прямоугольные пластины с отверстиями для пришивания и орнаментом из косых и вертикальных линий, напоминающим узоры на ымыяхтахской посуде.
Инвентарь охотника, погребенного у устья р. Кудлаты, состоял из каменных треугольных наконечников стрел с костяными держателями, тупого и острого костяных наконечников стрел и украшенного резьбой костяного кинжала. Особенно примечательна стилизованная антропоморфная фигурка из массивной роговой пластины (рис. 133, 1).
Характер описанных могильных комплексов говорит о том, что у носителей ымыяхтахской культуры, как и у глазковцев, существовали представления об уходе умерших (их души) вниз по реке, на север, где они продолжали вести жизнь, близкую земной. Характерной чертой похоронного обряда являлось употребление очистительного огня.
Н.Н. Диков (1979) выделил на Чукотке две культуры, близкие ымыяхтахской: северочукотскую и устьбельскую. Для северочукотской культуры, распространенной в прилегающих к Ледовитому океану тундрах, характерна гладкая, а также с вафельными отпечатками керамическая посуда, подобная ымыяхтахской. Во многом сходен и каменный инвентарь. Для стоянки этой культуры Чировое озеро получена дата 2800±100 л. н. (ГИН). Н.Н. Диков, относя эти памятники к северочукотской культуре, рассматривает последнюю либо как самостоятельную, входящую вместе с нижнеленскими комплексами в одну культурную область, либо как локальный вариант особой нижнеленской культуры.
К устьбельской культуре отнесены памятники среднего течения р. Анадырь, содержащие фрагменты круглодонных сосудов со следами выбивки на внешней поверхности в виде отпечатков рубчатой лопаточки. Большинство каменных изделий аналогично ымыяхтахскому орудийному комплексу. Тем не менее, здесь представлены не все типы ымыяхтахских изделий и в то же время присутствуют прямоугольные ступенчатые тесла, сходные с одноименными орудиями неолитической белькачинской культуры Якутии. В устьбельскую культуру включаются погребения курганов 8 и 9 Усть-Бельского могильника, в которых найдены бронзовые резцы и шильца. Интересна находка в одном из погребений этого могильника поворотного гарпуна, вырезанного из моржового клыка, что доказывает наличие у населения, оставившего Усть-Бельский могильник, морского зверобойного промысла. Нижняя хронологическая граница существования устьбельских памятников определяется в 2860±95 (РУЛ) и 2900±95 (Крил-244) лет назад, а верхняя относится к середине I тыс. до н. э.
Для похоронного ритуала устьбельцев характерны трупоположения, а также частичное или полное кремирование умерших, присутствие в могилах охры. Выдержанной ориентации костяков нет. Изучение черепа из Усть-Бельского могильника показало смешение признаков, характерных для байкальского и арктического антропологических типов с преобладанием последнего (Гохман, 1961). Некоторые исследователи относят его к протоэскимосским образцам, наделенным нейтральными антропологическими чертами.
Ю.А. Мочанов (1967) и С.А. Федосеева (1980) не считают возможным выделять на Чукотке особые культуры, синхронные ымыяхтахской, и даже ее локальные варианты; они относят северочукотские и устьбельские памятники к ымыяхтахской культуре. Нам представляется, однако, что выделение локальных вариантов в пределах ымыяхтахской культуры, охватывающей несколько миллионов кв. км, является естественным результатом более детального изучения памятников этого огромнейшего культурного единства. В этой связи любопытно, что керамика с территории, прилегающей к побережью Ледовитого океана, отличается от керамических комплексов Алдана и других южных районов ымыяхтахской культуры отсутствием прочерченных орнаментов. Исключением является черепок со стоянки Кыларса 2 в Якутском Заполярье.
Малочисленность погребений в могильниках и недолговременный характер поселений дают основание предполагать, что ымыяхтахцы жили небольшими коллективами (не более 20–30 человек) и вели подвижный образ жизни. Их мобильностью следует объяснять широкое распространение культуры. Возможно, при продвижении на восток потомки ымыяхтахского населения проникли на Аляску, о чем свидетельствует появление там вафельной керамики. По лесотундровой зоне отдельные группы ымыяхтахцев просочились далеко на запад, до Скандинавии. Их путь отмечен немногочисленными находками вафельной керамики в инокультурных комплексах рубежа II и I тыс. до н. э. западносибирского Заполярья (стоянка Хадыта I на юге Ямала), Большеземельской тундры, Оленеостровского могильника на Кольском полуострове и ее гибридных дериватов в Финляндии и Норвегии.
В.Е. Ларичев (1964), Ю.С. Гришин (1975) и др. полагают, что появление вафельной посуды в Забайкалье связано с проникновениями из Якутии. Такое же объяснение вытекает из предположения Ю.А. Мочанова (1969) об автохтонном развитии вафельной керамики ымыяхтахской культуры на территории Якутии. Это подтверждается ее сходством с неолитической посудой белькачинской культуры. Однако прослеживается и забайкальская линия преемственности между вафельной керамикой доронинского типа и более ранней будуланской. Отсутствие серии точных радиоуглеродных дат не позволяет пока произвести сопоставление возрастов вафельной посуды Забайкалья и Якутии и тем самым решить вопрос их взаимосвязи и генезиса.
Существенное значение в разработке проблемы происхождения раннебронзовых культур Восточной Сибири имеет выявление здесь первоначального центра добычи и обработки металла. Ближайший район, где зафиксированы наиболее ранние металлические изделия, — Хакасско-Минусинская котловина. Афанасьевская культура, к которой эти вещи относятся, датируется III — началом II тыс. до н. э. К сожалению, ни афанасьевские, ни сменившие их окуневские комплексы не дают характерных металлических изделий, распространение которых или подражание могли бы служить свидетельством шедших из Южной Сибири культурных импульсов. Глазковскому металлическому инвентарю наиболее близки окуневские изделия: кованные из меди игольники, рыболовные крючки, ножи, иногда вставлявшиеся под углом в костяную рукоятку. В окуневских погребениях найдены и литые орудия — наконечник копья и топор. Окуневская культура датируется примерно XVIII–XV вв. до н. э. Вероятнее всего, Южная Сибирь первой половины II тыс. до н. э. явилась центром распространения опыта медно-бронзовой металлургии по всей Восточной Сибири. Успеху этого процесса, видимо, способствовало вытеснение из Минусинской котловины окуневского населения пришедшими с запада носителями андроновской культуры.
Население ымыяхтахской культуры восприняло навыки бронзолитейного производства из Прибайкалья. Сходство между кельтами Таймырского Заполярья и Прибайкалья дает основание именно эту часть юга Восточной Сибири принимать за центр, откуда
