Домби и сын - Чарльз Диккенс

— Благодарю тебя, Луиза, за вниманіе къ моимъ дѣламъ, — говоритъ м-ръ Домби, — но желаю, чтобы разговоръ нашъ обратился на другой предметъ. Если я буду горевать о своей судьбѣ или обнаружу чѣмъ-нибудь необходимость утѣшенія, тогда ты можешь, Луиза, утѣшать сколько тебѣ угодно.

М-съ Чиккъ обходится нѣсколько разъ посредствомъ платочка, всхлипываетъ, откашливается и возводитъ свои очи къ небесамъ.

— Дорогой мой Павель, я знаю, хорошо знаю твой высокій, возвышенный духъ, и потому ни слова больше не скажу объ этомъ страшномъ предметѣ, который возмущаетъ душу, раздираетъ сердце, отъ котораго терзается вся моя внутренность… — При этомъ м-съ Чиккъ обнаружила выразительнымъ жестомъ самое жгучее негодованіе. — Но позволь спросить тебя, другъ… эта несчастная дочь, Флоренса…

— Молчать, Луиза! — воскликнулъ братъ самымъ строгимъ тономъ. — Ни слова объ этомъ предметѣ!

Опять и опять м-съ Чиккъ обходится посредствомъ карманнаго платочка и съ глубокимъ чувствомъ стонетъ объ этихъ несчастныхъ созданіяхъ, которыхъ судьба по какой-то непростительной ошибкѣ возводитъ на степень Домби. Но въ какой степени Флоренса участвовала въ бѣгствѣ Эдиѳи, ушла ли она вмѣстѣ съ нею, или скрылась сама по себѣ, много она сдѣлала, мало, или ничего не сдѣлала, — м-съ Чиккъ не имѣетъ объ этихъ вещахъ ни малѣйшаго понятія.

М-ръ Домби неизмѣнно и неуклонно сосредоточиваетъ всѣ свой мысли и чувства въ своей собственной груди и не дѣлится ни съ кѣмъ. Онъ не дѣлаетъ никакихъ поисковъ. Быть можетъ, думаетъ онъ, Флоренса пріютилась y сестры или живетъ подъ одной съ нимъ кровлей. Быть можетъ, онъ думаетъ о ней постоянно, или, быть можетъ также, вовсе о ней не думаетъ. Никакого обнаруженія внѣшней заботы, никакихъ разспросовъ!

Но нѣтъ сомнѣнія, м-ръ Домби никакъ не думаетъ, что онъ потерялъ свою дочь. Онъ отнюдь не подозрѣваетъ истины. Онъ жилъ слишкомъ долго заключеннымъ въ своей богдыханской гордости, чтобы имѣть какія-нибудь опасенія на счетъ бѣдной страдалицы, которая такъ долго съ безотвѣтнымъ самоотверженіемъ шла по своей скромной тропинкѣ. Невзгода судьбы подкосила его очень замѣтно, но еще далеко не поставила въ уровень съ землею. Корень широкъ, глубокъ, и съ теченіемъ годовъ его побѣги распространились безъ всякихъ препятствій, собирая пищу отъ всѣхъ окружающихъ предметовъ. Дерево подрублено, но корень еще цѣлъ.

Хотя онъ тщательно скрываетъ внутренній міръ своей души отъ міра внѣшняго, который, по его понятіямъ, имѣетъ въ эту пору одну цѣль своей дѣятельности, цѣль слѣдить за движеніями и поступками м-ра Домби, однако ему никакъ не удается скрыть отъ міра этихъ буйныхъ слѣдовъ, вырывающихся наружу подъ формой впалыхъ глазъ, обрюзглыхь щекъ, дикаго лба и пасмурнаго, задумчиваго вида. Непроницаемый, какъ всегда, онъ однако измѣнился; неприступный и гордый, какъ всегда, онъ однако значительно упалъ духомъ: иначе свѣтъ не видѣлъ бы этихъ зловѣщихъ слѣдовъ.

Свѣтъ! Что думаетъ о немъ свѣтъ, какъ на него смотритъ, что видитъ въ немъ и что говоритъ, — вотъ окаянный демонъ его души. Онъ преслѣдуетъ его всюду, куда онъ идетъ, и, что всего хуже, преслѣдуетъ даже тамъ, гдѣ никогда его нѣтъ. Лукавый духъ колышется между его домашней челядью и злобнымъ шепотомъ сопровождаеть его приходъ и выходъ; онъ толкаетъ его по улицамъ взадъ и впередъ, забирается съ нимъ въ контору, глядитъ на него на биржѣ черезъ плечи богачей, манитъ его пальцемъ черезъ презрѣнную толпу и предупреждаетъ его на всѣхъ возможныхъ пунктахъ, занимаясь вездѣ и всюду его дѣлами. Въ полночь, когда м-ръ Домби засѣдаетъ одинъ въ своемъ кабинетѣ, окаянный демонъ опять подымаетъ возню въ его домѣ, стучитъ для его потѣхи по мостовой, пляшетъ по стѣнамъ, трещитъ и прыгаетъ въ каминѣ, кривляется на статуэткахъ и дѣлаетъ ему рожи изъ-подъ стола.

И это не призракъ разгоряченнаго воображенія. Сатана дѣйствительно обуялъ душою многихъ смертныхъ. Свидѣтель — кузенъ Фениксъ, который нарочно прискакалъ изъ Баденъ-Бадена, чтобы переговорить съ м-ромъ Домби. Свидѣтель майоръ Багстокъ, который предлагаетъ дружескія услуги кузену Фениксу.

М-ръ Домби принимаетъ ихъ съ обычнымъ достоинствомъ, вытягиваясь во весь ростъ передъ каминомъ и величественно поправляя накрахмаленный воротникъ. Онъ чувствуетъ теперь, что демонъ смотритъ на него во всѣ глаза. Его харя обрисовалась на картинахъ, на поверхности бронзоваго Питта, усѣвшагося на книжномъ шкафѣ, и даже на всѣхъ точкахъ и фигурахъ географической карты, повѣшенной на стѣнѣ.

— Необыкновенно холодная весна, — замѣчаетъ м-ръ Домби, чтобы отвлечь вниманіе свѣта.

— Дьяволъ меня возьми, сударь мой, — отвѣчаетъ майоръ, согрѣтый пламенемъ дружескаго чувства, — вы хотите провести насъ, Домби… наше почтеніе! Джозефъ Багстокъ, скажу я вамъ, собаку съѣлъ на эти штуки! Если вамъ угодно, Домби, подцѣпить на удочку своихъ друзей, совѣтую поискать карася не такого, какъ старикашка Джой. Эхъ, Домби, Домби! развѣ ты забылъ меня, пріятель? Нѣтъ, чортъ побери, стариканища Джозъ всегда былъ и всегда будетъ продувной бестіей, которая, съ вашего позволенія, въ одно ухо влѣзетъ, a въ другое вылѣзетъ. Недаромъ его высочество, герцогъ іоркскій удостоилъ меня титуломъ… ну, заслуженно или незаслуженно, это другой вопросъ, a онъ говорилъ тысячу разъ: "Если есть на свѣтѣ человѣкъ, на котораго въ крайнемъ случаѣ можно положиться, такъ этотъ человѣкъ — старикашка Джой, то есть, майоръ Джозефъ Багстокъ".

М-ръ Домби кланяется.

— Ну, Домби, — продолжаетъ майоръ, — я человѣкъ свѣтскій, честь имѣю рекомендоваться. Пріятель нашъ Фениксъ… если смѣю назвать его…

— Сдѣлайте милость, — отвѣчаетъ Фениксъ.

— Ну, такъ видите ли, Домби, пріятель нашъ Фениксъ — тоже свѣтскій человѣкъ. О васъ, Домби, нечего и толковать: вы и подавно свѣтскій человѣкъ. Такъ исторія, собственно, вотъ какая: какъ скоро три свѣтскихъ человѣка сходятся вмѣстѣ, и какъ скоро всѣ они пріятели — вѣдь мы, разумѣется, всѣ пріятели, не правда ли? — продолжалъ майоръ, обращаясь опять къ кузену Фениксу.

— Конечно, конечно, — отвѣчалъ кузенъ Фениксъ.

— Нечего, стало быть, и хлопотать свѣтскимъ людямъ: рыбакъ рыбака видитъ издалека, и Джозефъ Багстокъ утверждаетъ напрямикъ, что вы оба, господа, очень хорошо знаете въ настоящемъ случаѣ мнѣніе свѣта.

— Безъ сомнѣнія, — говоритъ кузенъ Фениксъ, — дѣла такого рода, словомъ сказать, очевидны сами по себѣ. Мнѣ весьма прискорбно, майоръ, обнаруживать въ присутствіи друга моего Домби мое великое изумленіе и душевное сожалѣніе, что моя любезная и совершеннѣйшая родственница, владѣвшая всѣми средствами и талантами составить счастье своего мужа, забыла въ настоящемъ случаѣ до такой степени свои обязанности въ отношеніи… словомъ сказать, въ отношеніи къ свѣту… что отважилась позволить себѣ такое совершенно, можно сказать, необычайное поведеніе. Съ этого рокового происшествія я, что называется, нахожусь въ чертовски-непріятномъ состояніи духа, и не далѣе какъ вчера вечеромъ долговязому Сексби — верзила слишкомъ въ три аршина, другъ мой Домби, разумѣется, знакомъ съ нимъ — я говорилъ, что это приключеніе взволновало всю мою внутренность и сдѣлало меня, словомъ сказать, желчнымъ. Невольно, что называется, призадумаешься надъ подобной катастрофой и, самъ собою, придешь къ заключенію, что все на семъ свѣтѣ происходитъ правильной чередой по премудро устроенному плану; ибо, еслибы, почтенная моя тетка, м-съ Скьютонъ, имѣла несчастье дожить до настоящаго времени, она, нѣтъ никакого сомнѣнія, сдѣлалась бы жертвой этого бѣдственнаго, событія и съ печали сошла бы въ могилу; a вы знаете, джентльмены, м-съ Скьютонъ была чертовски живучая и, что называется, двужильная баба.

— Ну, Домби, что ты на это скажешь? — воо клицаетъ майоръ со страстнымъ одушевленіемъ.

— Прошу извинить, — прерываетъ кузенъ Фениксъ. — Еще нѣсколько словъ. Другъ мой Домби, само собою разумѣется, позволитъ мнѣ сказать, что если какое обстоятельство увеличиваетъ, что называется, нравственную пытку, въ которой нахожусь я по настоящему поводу, то это только очень натуральное изумленіе свѣта, что моя любезная и совершеннѣйшая родственница — вы, конечно, джентльмены, еще не осудите меня, что я называю ее этимъ именемъ — отважилась на такое необычайное поведеніе съ человѣкомъ… словомъ сказать, y него бѣлые и, въ нѣкоторомъ родѣ, прекрасные зубы… съ человѣкомъ, говорю я, который по своему положенію въ свѣтѣ гораздо ниже ея супруга. При всемъ томъ, джентльмены, я долженъ въ нѣкоторомъ родѣ требовать, и довольно настоятельно, чтобы друтъ мой Домби, словомъ сказать, не отваживался обвинять мою любезную и совершеннѣйшую родственницу, пока ея вина не будетъ юридически утверждена и доказана на законномъ основаніи. Наконецъ, я считаю своей обязанностью увѣрить друга моего Домби, что фамилія, которую я представляю, и которая теперь почти исчезаетъ — демонически печальная и совершенно безотрадная мысль, джентльмены — эта благородная и древнѣйшая фамилія отнюдь не станетъ противопоставлять ему препятствій и съ радостью согласится на всякую форму процесса, какую только ему будетъ угодно назначить. Надѣюсь, другъ мой Домби отдастъ справедливость намѣреніямъ, какими я одушевленъ въ этомъ горестномъ дѣлѣ и… словомъ сказать, я принужденъ, что называется, безпокоить друга моего Домби еще нѣкоторыми дальнѣйшими замѣчаніями.