12 шедевров эротики - Гюстав Флобер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Издатель поднял голову и сказал:
— А, это вы! У вас какой-то странный вид! Почему вы не пришли к нам обедать? Откуда вы?
Молодой человек, уверенный в том, что его слова произведут впечатление, объявил, делая ударение на каждом слове:
— Я только что свалил министра иностранных дел.
Вальтер думал, что он шутит.
— Свалили министра? Как это?
— Я изменю состав кабинета. Вот и все. Давно уже пора убрать этого негодяя.
Старик, пораженный, решил, что его сотрудник пьян. Он прошептал:
— Что вы говорите? Вы сошли с ума!
— Нисколько. Я только что застал свою жену с Ларош-Матье. Полицейский комиссар установил факт прелюбодеяния. Песенка министра спета.
Вальтер, ошеломленный, совсем поднял очки на лоб и спросил:
— Вы не смеетесь надо мной?
— Ничуть. Я даже напишу сейчас об этом в хронике.
— Но чего же вы хотите?
— Раздавить этого мошенника, этого негодяя, этого преступника, вредного для общества.
Жорж положил свою шляпу на кресло и прибавил:
— Пусть берегутся те, кто станет мне на пути. Я никогда не прощаю.
Издатель все еще не мог понять, в чем дело. Он пробормотал:
— А… ваша жена?
— Завтра я начинаю дело о разводе. Я ее отошлю к покойному Форестье.
— Вы хотите разводиться?
— Конечно. Я был смешон. Но мне приходилось притворяться дураком, чтобы уличить их. Это сделано. Теперь я хозяин положения.
Вальтер не мог прийти в себя. Он смотрел на Дю Руа испуганными глазами и думал: «Черт возьми! С этим плутом надо ладить».
Жорж продолжал:
— Теперь я свободен… У меня есть кое-какое состояние. Я выставлю свою кандидатуру на новых выборах в октябре, у себя на родине; там меня знают. Я не мог занять видного положения и заставить себя уважать с этой женщиной, которая казалась всем подозрительной. Она меня провела, как дурака, пленила и забрала в свои сети. Но, как только я ее раскусил, я стал следить за ней, негодяйкой.
Он расхохотался и сказал:
— Бедный Форестье, вот кто был рогоносцем… ничего не подозревающим, спокойным, доверчивым рогоносцем. Ну, теперь я освободился от нароста, который он мне оставил в наследство. Теперь у меня руки развязаны. Теперь я далеко пойду.
Он сидел верхом на стуле и повторял, как во сне:
— Да! Я далеко пойду.
Старик Вальтер продолжал смотреть на него широко открытыми глазами и думал: «Да, он пойдет далеко, этот плут».
Жорж встал:
— Я напишу статью. Надо это сделать осторожно. Но для министра она будет ужасной, знайте это. Этот человек уже на дне моря, ничто не вытащит его оттуда. У «Vie Française» нет больше оснований щадить его.
Старик колебался несколько мгновений, потом сказал:
— Пишите; поделом им, пусть не путаются в такие дела.
IX
Прошло три месяца. Дю Руа только что получил развод. Жена его снова приняла фамилию Форестье. 15 июля Вальтеры должны были уехать в Трувиль, и на прощанье решено было провести день за городом.
Поездка была назначена на четверг; в девять часов утра компания выехала в большом шестиместном дорожном ландо, запряженном четверкой лошадей.
Завтракать предполагали в Сен-Жермене, в павильоне Генриха IV. Милый друг выразил желание быть на этой прогулке единственным мужчиной так как он не выносил присутствия физиономии маркиза де Казоль. Но в последнюю минуту решили заехать за графом де Латур-Ивеленом и похитить его прямо с постели. Его предупредили об этом еще накануне.
Экипаж крупной рысью выехал на авеню Елисейских полей, потом проехали Булонский лес.
Стоял чудный летний день, не слишком жаркий. Ласточки описывали в воздухе большие круги, и след от их полета, казалось, долго оставался в синеве неба.
Дамы — мать в середине и дочери по бокам — сидели в глубине экипажа, мужчины — Вальтер между двумя приглашенными — на передней скамейке.
Переехали через Сену, обогнули Мон-Валерьен, потом поехали вдоль реки, через Буживаль в Пек.
Граф де Латур-Ивелен нежно смотрел на Розу. Это был человек уже не молодой, с длинными редкими бакенбардами, которые развевались от малейшего ветерка, что давало Дю Руа повод говорить: «Он эффектно пользуется ветром для своей бороды». Де Латур-Ивелен и Роза были уже месяц как помолвлены.
Жорж, очень бледный, часто поглядывал на Сюзанну; она тоже была бледна. Глаза их встречались, казалось, сговаривались о чем-то, понимали друг друга, обменивались какой-то мыслью, потом снова друг друга избегали. Г-жа Вальтер была спокойна, довольна.
Завтрак затянулся. Перед тем как вернуться в Париж, Жорж предложил пройтись по террасе.
Сначала остановились, чтобы полюбоваться видом. Все встали в ряд вдоль стены и принялись восторгаться широким горизонтом. У подошвы холма протекала по направлению к Мезон-Лафиту Сена, похожая на огромную змею, извивавшуюся в зелени. Направо, на вершине холма, вырисовывался чудовищный силуэт акведука Марли, напоминавший гусеницу с большими лапами, а внизу, в густой чаще деревьев, скрывалось само Марли.
На расстилавшейся перед ними бесконечной равнине то там, то сям виднелись деревни. Пруды Везине ясными и отчетливыми пятнами выделялись на тощей зелени маленькой рощи. Налево вдали возвышалась остроконечная колокольня Сартрувиля.
Вальтер сказал:
— Нигде в мире вы не найдете такой панорамы. Ничего подобного нет даже в Швейцарии.
Все медленно пошли по террасе, чтобы прогуляться и полюбоваться видом.
Жорж и Сюзанна шли позади. Как только они отстали на несколько шагов, он сказал ей тихим, сдержанным голосом:
— Сюзанна, я вас обожаю. Я вас люблю до безумия.
Она прошептала:
— И я вас, Милый друг.
Он продолжал:
— Если вы не станете моей женой, я уеду навсегда из Парижа и из Франции.
Она ответила:
— Попробуйте попросить моей руки у папы. Может быть, он согласится.
У него вырвался нетерпеливый жест.
— Нет, уже сколько раз я говорил вам, что это бесполезно. После этого для меня будут закрыты двери вашего дома, меня отстранят от газеты, и мы больше не будем иметь возможности даже видеться. Вот к чему приведет мое формальное предложение. Вас решили выдать за маркиза де Казоля. Надеются, что вы, в конце концов, согласитесь, и ждут.
Она спросила:
— Что же мне делать?
Он колебался и украдкой смотрел на нее:
— Любите ли вы меня настолько, чтобы совершить безумство?
Она ответила решительно:
— Да.
— Ужасное безумство?
— Да.
— Самое ужасное из безумств?