12 шедевров эротики - Гюстав Флобер

— Хорошо, я согласна.

— Это должно остаться между нами. Ни слова об этом ни вашему отцу, ни вашей матери.

— Ни слова.

— Вы клянетесь?

— Клянусь.

Вбежал Риваль с деловым видом:

— Мадмуазель, ваш отец зовет вас танцевать.

Она сказала:

— Идемте, Милый друг.

Но он отказался, так как решил сейчас же уехать. Ему хотелось остаться одному, чтобы подумать. Слишком много нового ворвалось в его душу, он стал искать свою жену. Вскоре он нашел ее в буфете, — она пила шоколад с двумя незнакомыми мужчинами. Она им представила мужа, но не назвала их.

Через несколько минут он спросил:

— Поедем?

— Как хочешь.

Она взяла его под руку, и они пошли через комнаты, в которых публика уже поредела.

Она спросила:

— А где же хозяйка? Я хотела бы попрощаться с ней.

— Не стоит. Она будет нас уговаривать остаться на бал, а мне все это уже надоело.

— Да, ты прав.

Всю дорогу они молчали. Но, лишь только они вошли в спальню, Мадлена сказала ему, улыбаясь, даже не сняв еще вуали:

— Знаешь, у меня есть для тебя сюрприз.

Он сердито проворчал:

— Что такое?

— Догадайся.

— Не намерен ломать себе голову.

— Ну, так вот! Послезавтра первое января.

— Да.

— Это время новогодних подарков.

— Да.

— Вот тебе подарок. Ларош мне только что его передал.

Она протянула ему маленькую черную коробочку, похожую на футляр для драгоценностей.

Он равнодушно открыл ее и увидел орден Почетного легиона.

Он слегка побледнел, потом улыбнулся и объявил:

— Я предпочел бы десять миллионов. Это ему не дорого стоит.

Она ждала, что он очень обрадуется, и его холодность рассердила ее.

— Ты, право, стал невозможен. Ничто теперь не удовлетворяет тебя.

Он ответил спокойно:

— Этот человек мне платит только свой долг. И он еще много мне должен.

Удивленная его тоном, она возразила:

— А ведь это недурно в твоем возрасте.

Он ответил:

— Все относительно. Я мог бы теперь иметь больше.

Он взял футляр, положил его на камин раскрытым и несколько минут созерцал лежавшую в нем блестящую звезду. Потом закрыл его, пожав плечами, и лег в постель.

Действительно, в «Officiel» от 1 января было напечатано, что журналист Проспер-Жорж Дю Руа получил за свои выдающиеся заслуги звание кавалера Почетного легиона.

Его фамилия была написана раздельно, в два слова, и это доставило ему больше удовольствия, чем сам орден.

Через час после того, как он прочел эту новость, ставшую теперь общественным достоянием, он получил записку от г-жи Вальтер, умолявшей его прийти к ней с женой обедать сегодня же, чтобы отпраздновать это событие. Он колебался несколько минут, потом, бросив в огонь ее письмо, написанное довольно двусмысленно, сказал Мадлене:

— Мы сегодня обедаем у Вальтеров.

Она удивилась:

— Как! Мне казалось, что ты решил не переступать порога их дома!

Он пробормотал только:

— Я изменил свое решение.

Когда они приехали, г-жа Вальтер была одна в своем маленьком будуаре стиля Людовика XVi, избранном ею для своих интимных приемов. Вся в черном, с напудренными волосами, она была очаровательна. Издали она казалась старой, вблизи — молодой; это был пленительный обман зрения.

— Вы в трауре? — спросила Мадлена.

Она ответила печально:

— И да и нет. Я никого не потеряла из своих близких. Но я достигла того возраста, когда носят траур по своей жизни. Сегодня я надела его впервые, чтобы освятить его. Отныне я буду носить его в своем сердце.

Дю Ру а подумал: «Надолго ли хватит этого решения?»

Обед был несколько унылый. Только Сюзанна болтала без умолку. Все поздравляли журналиста.

Вечером, болтая, все разбрелись по залам и по оранжерее. Дю Руа шел сзади с хозяйкой дома; она держала его за руку.

— Слушайте, — сказала она тихо. — Я ни о чем не буду с вами больше говорить, никогда… Только приходите ко мне, Жорж. Вы видите, я не говорю вам больше «ты». Но я не могу жить без вас, не могу. Это невероятная пытка. Я вас чувствую, храню ваш образ в своих глазах, в сердце, в теле, день и ночь. Вы как будто напоили меня какой-то отравой, которая подтачивает меня. Я не могу. Нет. Не могу. Я согласна быть для вас только старой женщиной. Сегодня я сделала свои волосы седыми, чтобы показать вам это. Только приходите к нам, приходите хоть иногда, как друг.

Она взяла его руку и крепко сжимала ее, вонзая в нее свои ногти.

Он ответил спокойно:

— Это решено. Незачем повторять это. Вы же видите, я пришел сегодня, как только получил ваше письмо.

Вальтер, который шел впереди со своими двумя дочерьми и Мадленой, остановился у «Иисуса, шествующего по водам» и поджидал Дю Руа:

— Представьте себе, — сказал он, смеясь, — вчера я застал жену перед этой картиной на коленях, как в часовне. Она здесь молилась. Вот я смеялся!

Г-жа Вальтер ответила твердым голосом, в котором дрожало скрытое волнение:

— Этот Христос спасет мою душу. Он дает мне силу и бодрость каждый раз, как я смотрю на него.

И, указывая на бога, стоящего на воде, она прошептала:

— Как он прекрасен! Как они боятся и как они любят его, эти люди! Посмотрите на его голову, на его глаза, — как он прост и сверхъестествен в одно и то же время!

Сюзанна вскричала:

— Он похож на вас, Милый друг! Право, он похож на вас! Если бы у вас были бакенбарды или если бы он был бритым, у вас были бы совершенно одинаковые лица. О, это удивительно!

Она попросила его стать рядом с картиной; и все признали, что, действительно, у него было большое сходство с Христом.

Все удивились. Вальтер нашел очень странным это. Мадлена, улыбаясь, заявила, что у Христа более мужественный вид.

Г-жа Вальтер стояла неподвижно и напряженным взором смотрела на лицо своего любовника рядом с лицом Христа. Она была теперь так же бела, как были белы ее волосы.

VIII

В продолжение остальной части зимы супруги Дю Руа часто бывали у Вальтеров. Жорж нередко обедал там даже один, так как Мадлена жаловалась на усталость и предпочитала оставаться дома.

Он избрал для своих посещении пятницу, и в этот день г-жа Вальтер уже никого больше не принимала. Этот день принадлежал Милому другу, одному только Милому другу. После обеда играли в карты, кормили китайских рыбок, жили и развлекались по-семейному. Часто где-нибудь за дверью, за кустом в оранжерее, в темном углу г-жа Вальтер внезапно бросалась в объятия молодого человека и, изо всех сил прижимая его к груди, шептала: