12 шедевров эротики - Гюстав Флобер

— Я люблю тебя!.. Люблю тебя… Люблю до смерти.

Но он каждый раз холодно отталкивал ее и говорил сухим тоном:

— Если вы приметесь за прежнее, я больше не буду приходить сюда.

В конце марта вдруг пошли слухи о свадьбе двух сестер. Роза выходила будто бы за графа де Латур-Ивелена, Сюзанна — за маркиза де Казоля. Эти два человека стали своими в доме Вальтера, им выказывалось особое расположение, отдавалось явное предпочтение перед другими.

Между Жоржем и Сюзанной установились непринужденные братские отношения; они болтали целыми часами, смеялись над всем и, казалось, очень нравились друг другу.

Они ни разу не возобновляли разговора о возможности замужества молодой девушки или о являвшихся претендентах на ее руку.

Как-то раз патрон затащил Дю Руа к себе завтракать. После завтрака г-жу Вальтер вызвали для переговоров с каким-то поставщиком, и Жорж сказал Сюзанне:

— Идемте кормить красных рыбок.

Они взяли по большому куску хлебного мякиша и пошли в оранжерею.

Вдоль всего мраморного водоема были положены подушки, чтобы можно было стать на колени возле бассейна и быть ближе к плавающим рыбкам. Молодые люди взяли по подушке, опустились на них друг возле друга и, нагнувшись к воде, стали бросать в нее хлебные шарики, которые они скатывали между пальцами. Заметив их, рыбы стали подплывать, двигая хвостами, помахивая плавниками, ворочая своими большими выпуклыми глазами; они переворачивались, ныряли, пытаясь поймать круглые шарики, опускавшиеся на дно, потом снова выплывали, прося новой подачки.

Они забавно двигали ртом, стремительно бросались вперед, всеми своими движениями напоминая странных маленьких чудовищ; кроваво-красными пятнами они выделялись на золотом песке дна, мелькали, словно огненные языки в прозрачной воде, а останавливаясь, показывали глубокую кайму своей чешуи.

Жорж и Сюзанна видели в воде свои опрокинутые отражения и улыбались им.

Вдруг он тихо сказал:

— Нехорошо, Сюзанна, что у вас есть секреты от меня.

Она спросила:

— А что такое, Милый друг?

— Вы разве не помните, что вы обещали мне на этом самом месте в вечер бала?

— Нет.

— Советоваться со мной каждый раз, как будут просить вашей руки.

— Ну?

— Ну, ее просили.

— Кто же?

— Вы это сами знаете.

— Нет, клянусь вам.

— Вы прекрасно знаете. Этот фат, маркиз де Казоль.

— Прежде всего, он не фат.

— Возможно. Но он глуп, разорен игрой, истощен кутежами. Нечего сказать, славная партия для вас, такой красивой, свежей и умной!

Она ответила, улыбаясь:

— Что вы имеете против него?

— Я? Ничего.

— Как ничего? Он вовсе не такой, каким вы его изображаете.

— Полноте. Он дурак и интриган.

Она перестала смотреть в воду и повернулась к нему.

— Послушайте, что с вами?

Он произнес таким тоном, как будто у него вырвали из сердца тайну:

— Со мной?.. Со мной?.. Я ревную вас.

Она не особенно удивилась:

— Вы?

— Да, я.

— Вот тебе раз! Почему же это?

— Потому что я люблю вас, и вы прекрасно это знаете. Злая?

Тогда она сказала сурово:

— Вы с ума сошли, Милый друг!

Он продолжал:

— Да, я сумасшедший, я это знаю. Разве я смею признаваться в этом, — я, женатый человек, вам, молодой девушке? Я больше, чем сумасшедший, я преступник, низкий преступник. У меня нет никакой надежды, и от этой мысли я теряю рассудок. И, когда при мне говорят, что вы выйдете замуж, на меня нападает такая безумная ярость, что я готов кого-нибудь убить. Вы должны простить меня, Сюзанна.

Он замолчал. Рыбы, которым они больше не бросали хлеба, замерли неподвижно, выстроившись почти в прямую линию, как английские солдаты, и смотрели на склоненные лица этих двух людей, переставших ими заниматься.

Молодая девушка ответила полупечальным, полувеселым тоном:

— Жаль, что вы женаты. Что делать? Этому не поможешь. Дело кончено!

Он стремительно повернулся к ней и спросил, почти касаясь своим лицом ее лица:

— Если бы я был свободен, вы вышли бы за меня замуж?

Она ответила искренно:

— Да, Милый друг, я вышла бы за вас замуж; вы мне нравитесь больше всех.

Он поднялся и прошептал:

— Благодарю… благодарю вас… Я умоляю вас, не давайте никому слова. Подождите еще немного. Я умоляю вас! Обещаете ли вы мне это?

Слегка смущенная, не понимая его намерений, она ответила:

— Да, обещаю.

Дю Руа бросил в воду весь кусок хлеба, который был у него в руке, и убежал, не простившись, словно окончательно потеряв голову.

Все рыбы жадно набросились на этот кусок мякиша, не смятый пальцами и потому плававший на поверхности воды, и стали рвать его на части своими прожорливыми ртами. Они утащили его на другой конец бассейна, волновались и кружились под ним, образовав как бы подвижную гроздь, живой вертящийся цветок, брошенный венчиком в воду.

Сюзанна, удивленная, встревоженная, поднялась и медленно пошла назад. Журналиста уже не было.

Он вернулся домой, очень спокойный, и спросил Мадлену, которая писала письма:

— Ты пойдешь в пятницу обедать к Вальтерам? Я иду.

Она неуверенно ответила:

— Нет. Мне немного нездоровится. Я лучше останусь дома.

Он сказал:

— Как хочешь. Никто тебя не заставляет.

Он снова взял шляпу и сейчас же ушел.

Он давно наблюдал за нею, выслеживал ее, знал каждый ее шаг. Долгожданный час, наконец, настал. Он понял, что означал ее тон, когда она сказала: «Я лучше останусь дома».

В течение следующих нескольких дней он был с нею любезен. Он даже казался веселым, что в последнее время не было ему свойственно.

Она заметила:

— Ты опять становишься милым.

В пятницу он оделся рано, так как ему, по его словам, надо было до визита к патрону зайти еще в несколько мест. Около шести часов он поцеловал жену и отправился на площадь Нотр-Дам-де-Лорет, где нанял экипаж. Он сказал кучеру:

— Вы остановитесь против дома № 17 на улице Фонтен и будете стоять там, пока я не прикажу вам ехать дальше. Потом отвезете меня в ресторан «Coq-Faisan»[48] на улице Лафайет.

Карета медленно тронулась, и Дю Руа опустил занавески. Он остановился против своего подъезда и не спускал глаз с дверей. После десятиминутного ожидания он увидел, как из дома вышла Мадлена и направилась к внешним бульварам. Как только она отошла на значительное расстояние, он высунул голову в окно и крикнул:

— Поезжайте.

Экипаж двинулся в путь и привез его к известному в этом квартале солидному ресторану, называвшемуся «Coq-Faisan». Жорж вошел в общий зал и сел обедать: он ел, не спеша, и от времени до времени смотрел на часы. В половине восьмого, выпив кофе и две рюмки коньяку, медленно выкурив хорошую сигару, он вышел, подозвал другой экипаж, проезжавший мимо порожняком, и велел ехать на улицу Ларошфуко.