12 шедевров эротики - Гюстав Флобер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они прожили шесть дней на берегу Сены в Ларош-Гийоне.
Никогда еще молодая девушка не проводила времени так весело. Она воображала себя пастушкой. Он всюду выдавал ее за свою сестру; и между ними были свободные и целомудренные отношения, любовная дружба. Он находил более выгодным обращаться с нею почтительно. На следующий же день после приезда она купила себе крестьянское платье и белье и, надев огромную соломенную шляпу, украшенную полевыми цветами, принялась удить рыбу.
Она была очарована местностью. Там была старинная башня и странный замок, где показывали превосходные вышивки.
Жорж ходил в куртке, купленной у местного торговца, гулял с Сюзанной по берегу Сены, или катался с нею на лодке. Влюбленные, трепещущие, они все время целовались, она — невинно, он — еле сдерживая свои порывы. Но Жорж умел владеть собой. И, когда он ей сказал:
— Завтра мы возвращаемся в Париж; ваш отец согласен на наш брак, — она простодушно прошептала:
— Уже! А мне так весело было быть вашей женой!
X
В маленькой квартирке на Константинопольской улице царил мрак, потому что Дю Руа и Клотильда де Марель, встретившись у дверей, быстро вошли, и она сказала, не дав ему времени открыть ставни:
— Итак, ты женишься на Сюзанне Вальтер?
Он кротко подтвердил это и прибавил:
— Ты разве не знала?
Она продолжала, стоя перед ним возмущенная, негодующая:
— Ты женишься на Сюзанне Вальтер? Это уже слишком! Три месяца ты любезничаешь со мной, чтобы скрыть от меня это. Все это знают, кроме меня. Я узнала об этом от мужа!
Дю Руа рассмеялся, хотя чувствовал себя все же несколько смущенным, и, положив шляпу на край камина, сел в кресло.
Она посмотрела ему прямо в глаза и сказала раздраженным, тихим голосом:
— С тех пор как ты разошелся с женой, ты подготовлял эту штуку, а меня сохранял в качестве временной заместительницы? Какой же ты подлец!
Он спросил:
— Почему это? Жена меня обманывала. Я ее накрыл, получил развод и женюсь на другой, — чего проще?
Она прошептала, вся дрожа:
— О! Какой ты хитрый и опасный негодяй!
Он продолжал смеяться:
— Черт возьми! Болваны и ничтожества всегда остаются в дураках!
Но она не оставляла своей мысли:
— Как это я не раскусила тебя с самого начала? Но нет, я не могла думать, что ты такой подлец.
Он с достоинством возразил:
— Я прошу тебя думать о том, что ты говоришь.
Она возмутилась этим замечанием:
— Как? Ты хочешь, чтоб я надевала перчатки, разговаривал с тобой? Ты ведешь себя со мной, как последний подлец, с самого начала, и хочешь еще, чтобы я тебе этого не говорила? Ты обманываешь всех кругом, всех эксплуатируешь, повсюду берешь все, что можно, — наслаждения и деньги, — и хочешь, чтобы я с тобой обращалась, как с честным человеком?
Он вскочил, и губы его дрожали:
— Замолчи, или я тебя выгоню отсюда.
Она прошептала:
— Выгонишь? Выгонишь отсюда? Ты выгонишь меня отсюда… ты? ты?..
Она не в состоянии была продолжать, — так душил ее гнев, — и вдруг плотина прорвалась, и вся ее ярость вырвалась наружу.
— Ты выгонишь меня отсюда! Так ты забыл, что я с самого первого дня платила за эту квартиру? Да! Ты от времени до времени брал ее на свой счет. Но кто ее нанял?.. Я. Кто сохранил?.. Я. И ты хочешь выгнать меня отсюда? Замолчи, негодяй! Ты думаешь, что я не знаю, как ты украл у Мадлены половину наследства Водрека? Думаешь, что я не знаю, как ты спал с Сюзанной, чтобы принудить ее выйти за тебя замуж?
Он схватил ее за плечи и начал трясти:
— Не смей говорить о ней! Я тебе запрещаю!
Она крикнула:
— Ты спал с ней, я знаю!
Он выслушал бы все, что угодно, но эта ложь выводила его из себя. Истины, которые она бросала ему в лицо, вызывали в нем дрожь негодования, но эта клевета на молодую девушку, его будущую жену, возбудила в нем бешеное желание ее ударить.
Он повторил:
— Замолчи… Берегись… Замолчи…
И он тряс ее, как трясут ветку, чтобы с нее упали плоды.
Она прокричала во все горло, растрепанная, с безумными глазами:
— Ты спал с ней!
Он выпустил ее и дал ей такую пощечину, что она упала, отлетев к стене. Но она обернулась к нему и, поднявшись на руках, прокричала еще раз:
— Ты спал с ней!
Он бросился на нее и, подмяв под себя, стал бить так, как бьют мужчину.
Она вдруг замолчала и начала стонать под ударами. Она больше не двигалась. Уткнув лицо в пол, она испускала жалобные крики.
Он перестал ее бить и выпрямился. Потом сделал несколько шагов по комнате, чтобы прийти в себя. Что-то надумав, он прошел в спальню, наполнил таз холодной водой и окунул в него голову. Затем вымыл руки и пошел посмотреть, что она делает, тщательно вытирая себе пальцы.
Она не двигалась. Она все еще лежала на полу и тихо плакала.
Он спросил:
— Ты скоро перестанешь хныкать?
Она не ответила. Тогда он остановился посреди комнаты, немного смущенный и сконфуженный перед этим распростертым на полу телом.
Потом он внезапно на что-то решился и схватил с камина свою шляпу.
— Прощай. Ключ отдай привратнику, когда будешь уходить. Я не могу ждать, когда ты соизволишь подняться.
Он вышел, закрыл дверь, зашел к привратнику и сказал ему:
— Дама осталась в квартире. Она вскоре уйдет. Скажете хозяину, что с 1 октября я отказываюсь от квартиры. Сейчас у нас 16 августа, значит, я еще не пропустил срока.
И он ушел торопливым шагом, так как ему нужно было побывать в нескольких местах и сделать последние покупки для подарков невесте.
Свадьба была назначена на 20 октября, сразу после возобновления парламентской сессии. Венчание должно было состояться в церкви Мадлен. Об этой свадьбе болтали много, но никто не знал правды. Ходили разные слухи. Втихомолку передавали, что было похищение, но никто не знал ничего наверно.
По словам слуг, г-жа Вальтер, которая перестала разговаривать со своим будущим зятем, отравилась от злости в тот вечер, когда был решен этот брак, отправив в полночь свою дочь в монастырь.
Ее принесли в спальню полумертвую. Она, конечно, никогда уже не оправится. Она выглядела теперь старухой, волосы у нее совсем побелели; она сделалась очень благочестивой и причащалась каждое воскресенье.
В первых числах сентября «Vie Française» известила своих читателей, что барон Дю Руа де Кантель сделался главным ее редактором, а г-н Вальтер сохранил за собой только звание издателя.
Тотчас же в газету была приглашена целая армия известных хроникеров, фельетонистов, политических редакторов, театральных и художественных критиков, которых за большие деньги переманили из крупных газет, из старых могущественных газет с установившейся репутацией.
