Бросок из западни - Александр Александрович Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Оружия у вас теперь достаточно, – кивнул капитан. – Топлива почти полные баки. Что ж, давайте обнимемся и с морским богом, как говорят у нас.
Буторин помнил об этом, не забывал ни на минуту, что топливо для двигателей будет кончаться и его своевременно надо где-то пополнять. Вообще-то на полных баках они могут пройти около 370 морских миль, а это немало, если не форсировать двигатель, а ходить на крейсерской скорости. Передвигаясь только ночью и не в прямой видимости от берегов, Буторин обследовал еще два острова. На малых оборотах они обходили вокруг на рассвете и на закате. Парамонов стоял у руля, ведя катер, Коган и Хейли дежурили у пулеметов. Метеоролог сидел внизу, готовясь вместе с мотористами затыкать пробоины, если такие появятся во время боя. Сам Буторин с биноклем в руках почти не уходил с мостика.
Вот и еще один остров осмотрен. Снова никаких следов. В двух местах Буторин уже высаживал «десант» с Коганом во главе. Но осмотр подозрительных мест ничего не дал. Никаких следов появления людей. Люди устали, нужно было где-то спрятаться и отоспаться. Все валятся с ног, а осматривать еще надо много. Ни с кем Буторин не обсуждал и другой вопрос. А вот осмотрят они последний остров и не найдут никаких следов людей, лаборатории. Тогда что? Так и доложить и вернуться ни с чем? Что ответят из Москвы? Что плохо искали, что не смогли они с Коганом организовать грамотных поисков.
– Ну, что делать будем? – Парамонов, стоя у руля, как будто прочитал мысли командира. – Уходим? Или заглянем в бухту на северной стороне. Островок-то большой. Может, тут и рыбацкая деревня найдется.
– А что нам даст деревня? – без всякого энтузиазма отозвался Буторин. – Общаться мы с ними все равно не сможем. Давай сходим на северный берег. Хотя я бы лучше поднялся на скалы и сверху осмотрелся.
– Можно и так, – согласился лейтенант и вдруг крикнул: – Смотрите, там впереди!
Буторин посмотрел на моряка, потом проследил взглядом за его рукой, куда тот указывал. Там впереди, чуть правее и ближе к берегу, из воды торчало что-то, отдаленно похожее на хвост самолета. Буторин поднес к глазам бинокль. А ведь и правда хвост самолета торчал из воды. Основательно измочаленный волнами, но обшивка в основном цела. Катер пошел к останкам самолета. Вечерело, но вода была спокойной.
– Самолет американский, – подсказал Хейли. – Можете подойти ближе? Там камней вроде нет и до берега далеко.
– Мелководье, – с сомнением сказал Парамонов. – Ладно, на малых подойдем. Не пропороть бы днище.
Наконец катер остановился. Хейли стоял на краю и смотрел на самолет. Коган и Буторин встали рядом, разглядывая символику.
– А ведь это транспортный «дуглас», – сказал американец.
– Двое наших товарищей пропали в океане как раз на американском «дугласе», – напомнил Коган. – Но мне кажется, что в Полинезию они улететь не могли, так далеко не мог их шторм унести.
– Пять тысяч километров? – задумчиво спросил Хейли. – Если он их просто нес как воздушный шар, то, конечно, не мог. Но если пилоты поняли, что против ветра им не вытянуть, и повернули по ветру, чтобы с Калифорнийского побережья дотянуть до Гонолулу, то вполне могли на моторах и попутном ветре. А если приборы накрылись, да и просто с навигацией в такой шторм все плохо, могло и сюда отнести.
Неожиданно американец начал молча раздеваться, складывая одежду на палубе катера. Оперативники удивленно уставились на него, но потом поняли. Чтобы ответить на все вопросы, нужно знать бортовой номер самолета. И Хейли решил нырнуть, чтобы прочитать номер на фюзеляже самолета. Американец всплывал дважды, отплевываясь. И отдышавшись, снова нырял. Темнело довольно быстро, и скоро он вообще ничего уже не сможет прочитать. Наконец Хейли вынырнул и поплыл к катеру. У самого борта он крикнул:
– Запишите! Последние четыре цифры 1682…
Катер встал на якорь ближе к берегу. Пока связывались с «Профессором Молчановым», пока тот передавал сведения и запрос командованию в Калифорнию и ждали ответ, Хейли рассказывал, что он увидел под водой. Русские с грустью слушали его.
– Кабины и правого крыла нет вообще. Я не знаю, в какой момент крушения это все произошло, когда самолет начал разваливаться. Если во время шторма еще в воздухе, то вряд ли кто выжил в такой катастрофе. Фактически там только обломки и задняя часть фюзеляжа. Хотел внутрь забраться, но самолет движется по дну, его покачивает, и он куда-то сползает. Наверное, на глубину.
– Я нырну завтра тоже, – пообещал Парамонов. – А если там наши, если в самолете тела остались?
– Если из Калифорнии с военно-воздушной базы подтверждение придет, нырнем вместе, – пообещал американец.
Через два часа пришло подтверждение. Это тот самый самолет, который вылетел из Калифорнии на Аляску, попал в шторм и исчез. На борту находились два члена экипажа и два советских офицера, прибывших на военно-воздушную базу по приглашению американского командования. Все на катере замолчали. До утра никто ни о чем больше не разговаривал. Молча несли каждый свою караульную вахту, меняясь каждые два часа. Утром, когда солнце чуть поднялось над горизонтом, Буторин в последний раз осмотрел в бинокль горизонт и прилегающие воды и отдал приказ двигаться к самолету.
За ночь положение фюзеляжа практически не изменилось. Парамонов и Хейли разделись и прыгнули в воду. Оба сделали по три погружения, после чего снова выбрались, замерзшие и уставшие, на палубу катера и улеглись на теплом от утреннего солнца металле. Федор Салимов принес японский термос, в котором он еще с вечера заварил крепкий чай из найденных на катере продуктов. Хейли и Парамонов стали с жадностью пить и рассказывать. При ближайшем рассмотрении стало понятно, что фюзеляж разбит вдребезги и непонятно, во время падения или уже в воде его так размолотило волнами. Но людей внутри нет, хотя сиденья сохранились. Хейли утверждал, что вскрыто крепление, которое удерживало под задним сиденьем аварийный набор. Может быть, его унесло водой, а может, его забрали люди.
– Ну, вот что! – принял решение Буторин. – Надо найти надежное местечко и встать на якорь возле острова. Замаскировать наше судно, чтобы его не было видно с воздуха и со стороны моря. Будем прочесывать остров, насколько это возможно нашими силами. Салимов после фронтовых ранений ходок не очень хороший, поэтому оставим его охранять катер, а мы вшестером будем обследовать остров двумя группами.
– Сейчас я принесу снизу аэрофотоснимки, – сказал Хейли. – Помнится мне, что этот остров не очень простой по конфигурации берегов. Определим место возможной стоянки, обследуем и спрячем катер.
Глава 5
Сосновского подвело то, что он оступился. Устала больная нога, но Михаил решил еще немного пройти вперед и отдохнуть на большом уступе, где можно удобно сесть и перемотать бинт на щиколотке. Он понимал, что Шелестов будет беспокоиться, и поэтому решил потерпеть боль и прошагать чуть дальше. И тут посыпались камешки. Сосновский с удивлением подумал, что началось какое-нибудь землетрясение, но потом понял, что земля под ним не дрожит, нет толчков. Просто покатились камешки за его спиной. И когда он на узкой неудобной тропе остановился и все же обернулся, то прятаться и бежать было поздно.
Это был люк. Самый обычный, какие используют на кораблях или подводных лодках. Сосновский прошел мимо него, потому что люк скрывал уступ скалы. Если бы Михаил двигался в обратном направлении, то сразу бы этот стальной люк увидел. Два японца стояли, глядя на незнакомца и наведя на него автоматы. Трудно по этим лицам понять, что ощущают или думают эти солдаты. Слишком непривычные мимика, черты лица, выражение глаз. Нет такого количества эмоций, как на лице европейца.
Один из солдат осмотрелся по сторонам, второй, продолжая наводить автомат, поманил Сосновского к себе рукой. Не подчиняться было глупо, бежать некуда, да и с травмой далеко не убежать. Стрелять? Михаил не успеет вытащить пистолет и навести его на японцев, как из него сито сделают. Ну, значит, мы их нашли, мысленно сказал сам себе Сосновский. Или других таких же. Ладно, берите меня в плен. Будем разбираться.
Теперь Сосновский хорошо разглядел хитрое устройство. Дверь в закрытом состоянии прикрывала прочная сетка с привязанными к ее ячейкам камешками. А в большинстве даже не камешками,
