Зуб кобры - Сергей Дмитрюк

Проксима Центавра представляла собой холодный красный карлик спектрального класса К5, обладавший планетной системой — одной из первых, которой достигли когда-то автоматические разведывательные станции Земли. В ней не было широкого пояса метеоритов и астероидов, поэтому наш ракетоплан, уже вступивший в стадию торможения, смело двигался в плоскости орбит двух ее планет, не опасаясь подвергнуться смертельной опасности.

Через полчаса мы миновали крайнюю — самую удаленную и большую — планету системы, отстоявшую от своего светила на семьсот миллионов километров и чем-то похожую на наш Сатурн. Туманный серовато-желтый диск, по которому заметно бежала тень единственного спутника, быстро удалялся, теряясь на фоне звезд.

Красное солнце неуклонно приближалось. Свет его, ослабленный фильтрами иллюминаторов, приобрел зловещий кроваво-красный оттенок. Чуть правее и выше него были видны две близкие яркие звезды — Альфа Центавра А и Альфа Центавра В, — входившие в состав этой странной звездной тройки. Спустя полчаса стала видна и крохотная блестящая точка Гивеи. Планета находилась на расстоянии в семьдесят миллионов километров от своего светила — гораздо ближе, чем наша Земля от своего, — благодаря чему климат на ней был жарким и сухим. По своим массе и размеру она несколько уступала Земле, а близость к центральному светилу заставляла планету стремительно нестись по своей орбите, и год на Гивее длился всего сто три земных дня.

Кто-то легонько толкнул меня в бок. Я обернулся и встретился взглядом с Краснощеким. Кровавый отблеск выраставшего за иллюминаторами солнца лежал на его лице, придавая ему зловещий вид, словно он был сказочным колдуном. Наверное, я сейчас тоже так выгляжу.

— Смотрите! — негромко сказал он, указывая куда-то в иллюминатор. Фильтры с этого борта уже заметно жужжали, словно там вился рой пчел.

Я взглянул в указанном направлении. Ракетоплан уже повернул градусов на двадцать от прежнего курса, и теперь впереди, в глубине космоса, была видна коричневато-зеленая планета в покрове серебристо-палевых облаков. Хотя до планеты было еще довольно далеко — по меньшей мере, пятьсот тысяч километров — на фоне белесых облаков отчетливо читалась светящаяся надпись на языке Гивеи: «Добро пожаловать в сообщество равных!».

В первую секунду я был сильно поражен увиденным. Без сомнения, чтобы создать надпись, видимую с такого расстояния, нужно было использовать буквы громадных размеров, но и этого было бы не достаточно. Необходимо было каким-то образом усилить и преломить сам свет.

«Лазерные маяки, выведенные на высокую геостационарную орбиту!» — догадался я. Что ж, довольно оригинально и с размахом. Задумано, как неоспоримое свидетельство космического могущества Сообщества в глазах обыкновенного обывателя.

— Правда, отличная реклама для нас в масштабах всей Вселенной? — обратился ко мне Краснощекий, еще больше сверкая глазами.

— Да, — кивнул я и тут же спохватился: — Вы что же, впервые видите все это?

Насмешка в моем голосе заставила его смутиться.

— Нет, конечно, нет… — виновато произнес он. — Но всякий раз, когда я вижу это, меня охватывает гордость… Вы будете смеяться, но еще в детстве, по вечерам, когда родители уже ложились спать, я, втайне от них, выбирался из дома в наш сад (у нас был замечательный сад в предместье южной столицы Линь-Шуй), ложился там на траву и подолгу смотрел на небо, где среди звезд плыла эта надпись… Мне мечталось тогда о неведомых мирах, тайну которых мы должны открыть, о том, как я обязательно полечу к ним, когда вырасту, я и видел себя героем…

Он тяжело вздохнул и с грустью посмотрел в иллюминатор.

— Но годы идут слишком быстро, и звезды отодвигаются все дальше и дальше, в недоступные для нас глубины. Теперь мне уже почти шестьдесят, и я уже, конечно же, не гожусь в герои! А жаль. Почему-то всегда возможность осуществить свою мечту приходит слишком поздно, когда ты уже стар и болен и у тебя семья и тысячи других забот. Правительство сейчас готовится к освоению новых миров, но мне уже никогда не ступить на неизведанные земли ногой первопроходца… — Он снова вздохнул.

Я внимательно посмотрел на него. Мне, жителю Земли, казались странными его рассуждения о старости и невозможности исполнить свою заветную мечту.

Срок жизни людей в Трудовом Братстве уже давно перевалил вековой рубеж — и это была еще далеко не старость! Люди, полные энергии, задора и безграничного вдохновения, были вольны воплощать любые свои мечтания, любые, самые сложные и опасные дела, которые могут принести неоценимую пользу обществу, вознести человечество на еще более высокую ступень процветания и могущества. Не было предела творческой мысли и дерзкому гению человека, ступившего уверенной ногой исследователя на звездную дорогу.

Сотни Академий Искусств, Научных Центров, музеев, Домов литературы и живописи ждали каждого жителя Земли в любом ее уголке; тысячи работ и дел на необъятных просторах нашей планеты и за ее пределами, в безграничном многообразии вселенских миров, требовавших творческого полета мысли или простого физического труда, ожидали любого, кто искал применения своим силам и знаниям. Понятия скука, одинокая и убогая старость, страх о будущем — своем и своих детей — давно канули в лету, уступив место радостной уверенности в своих силах, опиравшейся на могучую поддержку Трудового Братства в любом уголке Вселенной.

Я попытался представить своего соседа маленьким мальчиком — босоногим, загорелым, в шортах и майке, — тайком от родителей пробирающимся в свой сад, чтобы поглазеть на звездное небо — заветную мечту, которой так и не суждено было сбыться, — и не смог. Его последние слова насторожили меня, сбив ход мыслей. Сразу же припомнилась прочитанная мною фраза в журнале, в кабинете Громова: «… В настоящее время у Сообщества появились новые возможности проникновения в Глубокий космос, поддержанные нашими учеными…»

Нет, не беспричинны опасения Громова и не напрасен мой полет сквозь бездну пространства. Угроза действительно существует — угроза вполне реальная, если о ней говорит даже такой обыватель, как мой новый знакомый. Мне захотелось осторожно выведать у него, что он еще знает о планах правительства, но вместо этого я меланхолически заметил:

— Да, и я тоже когда-то мечтал о звездах, но все обернулось для меня иначе…

— О! — воскликнул Краснощекий. — Вы еще совсем молодой человек! У вас еще все впереди. Нужно только захотеть приблизить свою мечту. Мир скоро совсем изменится, поверьте мне… Не знаю, к лучшему ли это? Но перемены неизбежно грядут, хотим мы того или нет. Для кого-то это будет потерей всего, а кто-то, наверное, обретет свое счастье, поймает свою жар-птицу… Дай-то бог! — сокрушенно качая головой, он замолчал.

Жужжание фильтров на иллюминаторах стало мешать разговору. Разраставшееся багровое светило бросало в пространство огненные стрелы, достигавшие планеты и тонувшие в ее атмосфере блеклой розоватой зарей.

— Вообще-то, — снова заговорил мой сосед, — я не столь часто покидаю Гивею, как вы, например. У вас ведь это связано с вашей работой, а я всего лишь мелкий торговец, «археологический реликт» для наших соседей с Земли!

Я внимательно посмотрел на него. В его словах послышались нотки уважения ко мне, как к представителю крупной торговой компании, что, видимо, считалось у них весьма престижным и почетным. Неожиданно я вспомнил, что не знаю его имени. Шутливое прозвище, мысленно данное ему мной, явно не подходило для человека его возраста, считавшегося на Земле зрелым и уважаемым.

— Послушайте! Мы летим с вами уже добрых десять часов и до сих пор не знаем, как друг друга зовут!

— Неужели? — изумился Краснощекий. — Мне казалось, что мы познакомились?.. Нет? Извините! — спохватился он, протягивая мне руку. — Меня зовут Уко Уллоу.

— Миран Бедаро, — представился я.

— О! — уважительно протянул он. — Звучит замечательно! Сразу чувствуется благородство и древняя кровь.

— Пустое! — отмахнулся я.

Ветер гнал по степи клубы пыли, застилавшие горизонт, трепетавший в мареве жарких испарений, поднимавшихся от раскаленной почвы.

Рыжий цвет по краям небосвода переходил в золотисто-бурый. С запада плыли низкие грязно-синие тучи. Заливавший все вокруг красный свет резал глаза, но довольно скоро я привык к нему, хотя ощущение, что смотришь на мир через цветное стекло, не исчезло.

Кожа людей казалась в этом свете бронзовой с глубоким фиолетовым оттенком. Листва деревьев была словно отлита из меди, а пустынные пески вокруг Космопорта, где приземлился наш ракетоплан, приобрели сверкающий жемчужный оттенок.

Посадочная площадка напоминала шахматную доску, исчерченную вдоль и поперек бело-голубыми квадратами разделительных знаков.