Зуб кобры - Сергей Дмитрюк

Я сидел слишком близко от сцены, и взгляд танцовщицы, казалось, был устремлен прямо на меня, словно она проделывает все эти движения животом и бедрами только для моей услады.

Я спокойно потягивал из высокого стеклянного бокала коктейль, следя за экзотическим танцем, когда прозрачные двери ресторана отворились, пропуская внутрь троих посетителей. Оторвавшись от сцены, я бросил мимолетный взгляд в их сторону, но эта тройка оказалась столь колоритной, что мне захотелось повнимательней присмотреться к ним. Вошедшие остановились у входа, и у меня появилась прекрасная возможность рассмотреть их.

Пожилой, лет шестидесяти на вид, мужчина, с волевым лицом, проницательными темными глазами и совершенно седой головой, держал под руку совсем еще юную девушку восточного типа, одетую в сильно открытое вечернее платье густого аметистового цвета, отороченное по рукавам и вороту серебристым мехом. На изящной шее девушки, подчеркнутой зачесанными наверх и собранными в тугой узел волосами, красовалось сверкающее ожерелье из крупных темно-пунцовых камней. Серьги из таких же камней были в ее маленьких ушах и вспыхивали время от времени крохотными гранатовыми искрами.

Взгляд мой невольно задержался на этой девушке. Я покривил бы душой, назвав ее некрасивой.

Темный взор слегка раскосых глаз незнакомки, в котором плясали насмешливые искорки, быстро обежал зал. Кокетливо пожав плечами на вопросительный взгляд Пожилого, она указала ему твердым подбородком на свободный столик рядом с моим и слегка приподняла тонкую крылатую бровь.

Ее спутник невозмутимо двинулся в указанном направлении, все еще держа ее под руку. И тут у меня появилась возможность как следует рассмотреть третьего, стоявшего за их спинами. Это был довольно старый, похожий на китайца, невысокий человек в строгом недорогом костюме особого покроя, который встречался здесь в основном у прислуги. Сильно поредевшие волосы его были тщательно сплетены в небольшую косичку.

Я не обратил бы на него особого внимания, если бы не глаза этого человека — ясные и удивительно живые, они светились затаенным огнем бесстрашия и воли.

«Телохранитель!» — догадался я.

Пожилой пододвинул девушке кресло, а сам сел напротив. Китаец остался стоять у него за спиной. Откуда-то появился официант, учтиво подал пожилому красочный конверт с перечнем блюд. Тот даже не заглянул в него, кивнул в сторону своей спутницы. Официант покорно передал конверт ей. Девушка раскрыла меню, бросив на Пожилого странный взгляд, и углубилась в чтение. Ее спутник терпеливо ждал, стараясь оставаться невозмутимым, но от меня не ускользнуло некоторое его напряжение, словно он ждал от этой девушки какого-то подвоха.

Интересно, кто она ему? Дочь?.. Или, может быть?..

Я не успел додумать этого, потому что девушка отложила в сторону конверт и пристально посмотрела на Пожилого. На губах у нее появилась легкая насмешка.

Сделав знак официанту наклониться, она шепнула ему несколько слов, от которых бедняга сначала побледнел, затем покраснел и, беспомощно взглянув на Пожилого, бросился выполнять заказ. А девушка, словно все дальнейшее ее не касалось, отвернулась к сцене и, положив подбородок на сцепленные пальцы опертых локтями о стол рук, принялась с интересом наблюдать за страстным танцем танцовщицы.

Ей все-таки удалось пробить чопорную невозмутимость Пожилого. В лице его что-то дрогнуло, и, достав носовой платок, он отер вспотевший лоб; посмотрел вслед удаляющемуся официанту.

Теперь я, наконец, сделал выбор между дочерью и любовницей. Эта прелестная девушка, бесспорно, была дочерью этому важному господину. Вряд ли любовница позволила бы себе подобные выходки по отношению к своему покровителю, который был богат и знатен. А то, что это было так, у меня не вызывало сомнений. Об этом говорил хотя бы тот факт, что их обслуживал живой официант, а не автомат-раздатчик… И все же, кем они могут быть?

В зале послышался возбужденный гул голосов и аплодисменты. Я взглянул в сторону сцены, где появилась прежняя танцовщица. Теперь на ней были только туфли и узкая набедренная повязка. Волосы ее были распущены. Мужчины из зала приветствовали ее появление одобрительными возгласами. Их жены взирали на юную артистку с холодным высокомерием и затаенной завистью.

Совсем по-другому восприняла появление полуобнаженной танцовщицы спутница Пожилого. Она смотрела на нее с интересом и нескрываемым восхищением, потому что сама была молода и красива, а значит, не завидовала красоте чужого тела, а просто любовалась им.

Вдруг ее лицо застыло, словно гипсовая маска. С секунду она не шевелилась, потом медленно повернула голову в мою сторону. Наши глаза встретились. Я спокойно выдержал ее глубокий темный взгляд, пристально изучавший меня. Секунду спустя в ее глазах появилась насмешка, и она повернулась навстречу подходившему официанту.

Мне самому стало интересно, что же все-таки заказала эта проказница. На подносе было несколько тарелок с каким-то блюдом из тертого мяса, напитки и большой кремовый торт в виде человеческой головы, густо политый шоколадом. Присмотревшись, я с изумлением отметил некоторое сходство торта с головой Пожилого. Ай да девчонка! Молодец! Вместо глаз у торта-головы были две золотые монеты.

Сам Пожилой на удивление спокойно отнесся к выходке своей дочери, только слегка побледнел при появлении этого произведения кулинарного искусства. Но, когда девушка с победоносно блестящими глазами принялась резать шоколадную голову, он не выдержал и отвернулся к сцене.

Мне захотелось сочувственно улыбнуться ему, но я удержался от этого необдуманного поступка. Взглянул на часы: прошел уже почти час, как эти трое появились здесь. Была середина короткой гивейской ночи, и я решил вернуться в гостиницу, чтобы немного поспать. Для земного человека было трудно привыкнуть к суткам, длившимся чуть больше двадцати часов. И тут я заметил, как дочь Пожилого подзывает официанта.

— Это совершенно невозможно есть! — донеслось до меня (она, конечно же, имела в виду торт). — Отдайте его собакам! Может быть, они доедят.

Официант стоял, ни жив ни мертв.

Я заметил, как побледнел Пожилой. Он залпом осушил полный бокал вина и принялся рассчитываться с официантом. Китаец за его спиной остался, как и прежде, невозмутим.

Несколько секунд дочь Пожилого наблюдала за тем, как ее отец отсчитывает деньги. Затем молча встала и направилась к выходу. Китаец немного растерялся, не зная, как поступить: то ли остаться с хозяином, то ли пойти с молодой хозяйкой. И все же отдал предпочтение первому.

Я поднялся и не спеша двинулся к выходу. Уже подходя к дверям, увидел ее. Она стояла на ступенях лестницы, подставляя лицо ночному ветру, и смотрела куда-то в темноту. Неожиданно около нее появились трое подвыпивших парней; остановились, бесцеремонно разглядывая ее и усмехаясь. Она отвернулась от них, но они не отошли, а наоборот, осмелели. Один из них грубо схватил ее за руку, пытаясь обнять. Она влепила ему пощечину. Двое других схватили ее с боков. Медлить было нельзя.

Выскочив на улицу, я коротким взмахом руки сбил с ног одного из нападавших. Развернувшись, молниеносным движением ноги нанес другому удар в пах и тут же в челюсть. Парень отлетел к дверям ресторана. Третий, замахиваясь, подскочил ко мне сбоку. Я пригнулся, схватил его за брючину, резко рванул вверх — нападавший покатился по ступеням лестницы.

Двери ресторана распахнулись, и на улицу мягко, словно кошка, выпрыгнул китаец. За ним спешил Пожилой. Парни, прихрамывая и осыпая меня ругательствами, бросились наутек. Но я больше не обращал на них внимания. Я смотрел в глаза китайцу, который, казалось, готов был напасть на меня. Дочь Пожилого вовремя положила руку ему на плечо. Некоторое время мы с ней смотрели друг другу в глаза.

Подъехал неизвестно откуда взявшийся магнитор. Пожилой, даже не взглянув на меня, взял дочь за руку и почти силой втолкнул ее в машину. Сел следом. Китаец сел на переднее сидение рядом с водителем, и магнитор тут же умчался, исчезнув в ночном городе.

Посмотрев себе под ноги, я увидел что-то блестящее на ступенях лестницы. Нагнулся, поднял серьгу с красным камнем, оброненную дочерью Пожилого. Она еще хранила приятный сладковатый аромат ее духов. Что ж, неплохой сувенир на память!

… Таня! Мы летели с ней прямо на закат, подобный туннелю из радуг. На выходе из туннеля было слепящее белое солнце. Под нами — расплавленное закатом спокойное море, колыхавшее медленные аметистовые волны.

— Прощай, закатный мир!.. — почти поет Таня. Хорошо знакомым мне движением она отбросила назад волосы, откинулась на поручень гравиплана.

При взгляде на нее теплеет сердце. Глаза Тани следят за мной спокойно, с любопытством. Мне очень многое хочется сказать ей сейчас, но она молчит, молчу и я.