Мир, где тебя нет (СИ) - Дементьева Марина

— Хотел бы я понять, Эста. Хотел бы я понять.

***

На первый взгляд она казалась тем, чем являлась для лекарки. Пустой сосуд. Душа её забыла дорогу.

И во второй миг. И третий. Он не сдавался. Смотрел глубоко, глубоко как никогда.

И увидел то, что искал.

Тончайшая пуповинка, не толще волоса. Никто, кроме него, не различил бы этой паутинки в наслоении отсветов множества иных жизней, малых и великих сил. Никто, кроме того, кем он стал вчера. И даже он мог лишь предчувствовать то неизмеримо далёкое, ускользающее, слабо трепещущее на кончике нити.

Он не стал пытаться притянуть это что-то. Он никогда не был целителем, и вчера это не изменило. Это — не изменило.

Поэтому Демиан лишь склонился над постелью, над этой ломкой, полой статуэткой. Мерцающая паутинка едва задрожала от его дыхания. Он даже не коснулся Дианы: силы, переполняющие его, помимо воли влияли на мир вокруг, на вещи куда как менее хрупкие. Силы, разобраться в которых у него не осталось времени. У него никогда ни на что не было времени... — проклятье, и уже не будет.

Снежный бархан подушки примялся там, где лежала её голова. Её тело казалось иллюзией, сгустком подкрашенного воздуха. Вздымается и опадает холмик груди — скорее колебание эфира, нежели признак жизни.

Но он-то знал истину.

— Что же вы, прекрасная герцогиня, не держите данного слова? Обещались рядом быть — и что же? Бежите клятвы...

Что ж, за Гранью обращается в ничто любой зарок. Граница невозврата. Край несбывшихся надежд. Пустота и покой.

Покой.

Однажды он уже побывал в тех бесплодных сумеречных землях и не по своей воле возвратился. Воспоминание это неизменно пробуждало обращённый в самое себя гнев... и тоску.

В тот миг превыше всего он желал бы склонить голову на край невестиной постели. Закрыть глаза и уснуть вместе с ней.

Миг — большего он не мог себе позволить. Он — уже — позволил себе слишком много.

Он ощутил усталость и гнев.

Проклятье... Ты нужна мне.

Вернись.

— Я пришёл взять своё, — с прорвавшимся жаром произнёс он, запрокинув лицо к невидимому небу. Бездна его возьми, он в своём праве! — Светлая Высь, она ещё не твоя.

Он прошептал это, а мог бы просто подумать. Прокричать — Диана всё равно бы не услышала.

Уже не готовая оборваться от одной силы его присутствия паутинка — алмазная струна. Свет проходил по ней подобно молниевому заряду. И вспыхнул, на миг озарив девушку изнутри, как стеклянную, и лепесток тьмы в Демиане свернулся от близкого сияния.

Не очнувшись, Диана вздохнула, бережно, не в лад.

Сама.

Девушка сонно ворохнулась под покрывалом. Медленно распахнулись глаза — взгляд спящего ребёнка. Магистр трудно вдохнул пережатым горлом; она ещё не вернулась.

Демиан протянул ладонь, но не посмел прикоснуться. Лишь окунулся лицом в летучие волосы, в полурасплетённую косу. Жарко и щекотно, пахнет согретыми травами. Его отражение дышало во вселенной её зрачков.

— Прости меня...

Минуту спустя его не было ни в доме городского головы, ни в Доброй Веси.

***

Что за труд — поднять ресницы. Каково это — дышать? Она совсем позабыла...

Чья-то рука отворила намертво встрявшую рассохшуюся ставню, и на подоконник намело пушистый сугроб. Снег?

Нет, пух тополей.

Июнь.

(Телларион. Конец осени 963-го)

Мощным порывом выбило из переплётов витражные стёкла. На мгновение в белёсом зимнем небе раскинулась самоцветная радуга. И тотчас осыпалась колким дождём.

Эджай Д`элавар мёртв.

Магистр перебирал короткую фразу на все лады. Но, даже многократно повторённая, она никак не превращалась в изустную истину. Оставалась по-прежнему пустым набором звуком.

Эджай Д`элавар мёртв.

Ошибки быть не может. Коган Согрейн никогда не преуспевал в искусстве лицедейства. Мальчишка попросту не сумел бы столь неподкупно сыграть скорбь. Его горе было едва ли не осязаемо, оно имело цвет, запах и привкус замешанного на крови пепла.

Нет, Когану не обмануть Магистра... и точно, не того, что в нём.

А Эджай, в свою очередь, не стал бы обманывать побратима. Не так. Не своей смертью. Это — не про него. Прям. Честен. Истинный ведьмак.

То, что сидит в Магистре, дыбит загривок.

А ещё от Согрейна смердит виной. Мальчишка мнит себя повинным в гибели друга. Магистр остро обоняет снедающее ведьмака чувство — беспросветное, бессмысленное, беспощадное. Разрушающее, и разрушение направлено не вовне, но вглубь, в самую суть. Магистр едва ли способен понять молодого ведьмака: он давно позабыл, каково испытывать вину и скорбь. Достаточно того, что он понимает иное: подобное Согрейн не сыграл бы никогда. А значит...

Эджай Д`элавар мёртв.

Да, мёртв, как та земля, на которую легло его тело. Как Антариес, что стал ему могилой...

Так отчего то, что в нём, беспокойно ворочается, будто со смертью отрёкшегося князя не исчезла угроза их существованию?

Выражение почтительного внимания стекло с лица вошедшего Кейлуса. Маг из числа старших метнул взгляд на искалеченные витражи, и в следующий же миг к нему вновь вернулась невозмутимость. Магу, чей возраст исчислялся не одной сотней лет, доводилось наблюдать вещи куда более странные.

Ноздри Магистра дрогнули и раздулись. Смесь запахов, что вносил ветер сквозь разбитые стёкла, тревожила обоняние того, что было в нём.

— Здесь душно, — буркнул Магистр. — Говори.

Мэтр Кейлус низко переломился в поясе. Он не считал поклоны Магистру ущербом своей гордости, зная, что Магистр оценит проявление почтения своей особе. Прочие ведьмаки чуждались Кейлуса, это было также известно Магистру и вполне устраивало его. Изгою среди презиравших его ведьмаков, Кейлусу была жизненно выгодна благосклонность повелителя, и он добивался её собачьей преданностью.

— Магистр, благородная княжна Стихна из рода Карунах пала жертвой чёрного колдовства именованной Эстель, бывшей леди Руаваль...

Примолкший было гам при этих словах вновь оглушил Магистра, но он не сумел истолковать возбуждённое шипение и клёкот.

— Кто может подтвердить это? — спросил он, чтобы выгадать время на раздумье.

— Магистр... мастер Галид, мэтр Улутор, мастер...

— Довольно, — поморщился Магистр, и Кейлус смолк, решив, что гнев повелителя вызван им.

Но когда и чем он успел провиниться? Магистр раздражителен, Кейлусу стоит быть осмотрительней... ещё осторожней.

Магистр же и думать забыл о верном слуге. Они были нынче болтливы пуще обыкновения, и из их гомона ему никак не удавалось вычленить смысл. Разыгрывалась мигрень.

А Кейлус ждёт... проклятье! Необходимо ответить, ведь он пока считается Магистром. Не стоит пренебрегать обязанностями. И не дать забыть ведьмакам, что он всё ещё управляет Телларионом... но как же трудно сосредоточиться!

— Бывшей леди... — пробормотал Магистр. Думать вслух было чуточку легче. Его собственный внутренний голос терялся в сотнях чужих голосов, и каждый из них старался перекрыть прочие.

Насколько он знает эльфийское племя, в их жилах течёт не кровь, а холодная вода. Род Руаваль едва ли станет предъявлять претензии к Теллариону и не вступится за изгоя. Хранительница осталась одна, и её казнь никого не возмутит и не подтолкнёт к мести. Зато у княжны Карунах имеется многочисленная воинственно настроенная родня, и она не оставит безнаказанной смерть дочери. Он должен рассуждать, как Магистр. Теллариону не нужны лишние неприятности.

Закон Теллариона — древний закон. Смерть убившему.

Об этом Магистр и сказал Кейлусу, велев убраться. Казалось бы, всё просто... и всё же нечто в этой ситуации не давало ему покоя. Что ему до убившей ведьмы? Вскоре её предадут сожжению... Но, быть может, он поспешил с решением? Смерть необратима.

Что, если преступница окажется ему чем-нибудь полезна? Абсурд. И всё же она представляет некий интерес для тех, кто говорит в нём. Решено. Будет достаточно одного визита в подземелье, а после Эстель можно отправить на костёр.