Мир, где тебя нет (СИ) - Дементьева Марина

Графин уже не единожды показывал дно и вновь наполнялся; прежде Трей уже лежал бы на столе, а то и под столом, но не теперь — правда Демиана отрезвляла.

Позлащённые отсветы из камина мягко очерчивали повёрнутую в полупрофиль гордую голову. Спокойствие, не показное; дышащее в каждой черте спокойствие воина перед главнейшей битвой.

Решимость Демиана, не надрывная, не трагическая, его ровная решимость почти мистическим образом передалась Трею прежде, чем ужас положения отравил его волю. Но Трей и раньше знал за Демианом этот дар укреплять сердца и не он один испытал его, и потому не слишком удивился.

— Мы давали присягу. — Он всего лишь облёк в звуки то, что, почти уже вещное, реяло в воздухе.

И Демиан не стал затворяться в молчании.

— Лишь Магистр вправе наново перебелить закон.

— Так не может больше продолжаться, — настал черёд Трея выковывать слова из неоформленной руды идей, надежд и сомнений. И некое редкостное чувство несло его, восхитительно-непредсказуемо-опасно, словно на гребне волны. — Нам нужен новый Магистр.

— И я стану им, — просто сказал Демиан.

И от одних этих слов мчащий в Бездну Предел замедлил своё падение. Будто полдела свершено теперь, от того лишь, что намерение прозвучало. Трей слишком хорошо знал Демиана, знал, что это — больше чем намерение. Это — клятва. А значит — так будет.

И не в том суть, будто таким уж откровением явилось для Трея дружеское признание. В никуда они уходили из Теллариона, в никуда, но — за кем-то. За Демианом. Разве не затем, чтоб, свершив, что д`олжно, возвратиться в оставленную столицу, смахнуть пыль тысячелетий, влить новую кровь и привести к новому могуществу — с молодым вожаком?

Но пока никто не говорил об этом прямо. Тому было множество причин, и, едва задавшись этим заговором молчания, Трей мог сходу назвать сразу несколько.

И главнейшая заключалась в том, что им, ведьмакам, наученным быть проводниками чужой воли, помимо всего прочего Демиан дал свободу, б`ольшую, чем они пока способны были осознать. Разговоры о власти — как далеко от этого большинство из них, и сам Трей принадлежал их числу, и лишь родство с Ноланом, родство, которое он до недавнего времени отказывался признавать, понемногу влияло... не могло не влиять на его взгляды.

Покинув Телларион, они, вместе со свободой, как водится, обрели жизнь более трудную, чем даже та, что знали прежде, и на первый план встал вопрос собственно выживания. Досужие рассуждения — до того ли им было в череде схваток, жесточе, чаще прежних. Они были обеспечены всем необходимым — и в том заключалась, пожалуй, одна из главнейших на сей день заслуг Демиана — теперь Трей понимал это ясно как никогда.

Молодые и пылкие кричат о вожде, который ведёт за собой в битву. Такого лидера превозносят чаще и охотней, и похвала эта легче ложится на балладную строку. Но много ли проку от голодающей и оборванной, без крова над головой армии? Демиан делал для своих людей то и другое, был первым в бою и в не балладной, но подчас не менее изматывающей каждодневной борьбе.

Кто и когда впервые назвал его Магистром? Трей не мог ответить с уверенностью. Но титул этот, данный, по чести говоря, не вполне законно и слишком преждевременно, всегда предварялся дружески-сопричастным "наш" или туманным "северный". Ведьмаки резко провели черту меж Демианом и уже не фактическим, но законным, юридическим, нарлаг раздери, предводителем. Вот ещё причина: Магистр в Телларионе, потерявший всякий пиетет магов, представлялся им, вероятно, фигурой настолько незначительной, что её можно если не вполне сбросить со счетов, то постараться забыть, как нечто неудобное, постыдное.

Безусловно, все эти рассуждения относились не к Демиану. Только не к нему. У Демиана не было права беспечно отмахиваться от самого факта наличия законного Магистра, сколь мало бы тот ни значил в глазах ведьмаков. Власть — для Демиана это не просто слово, из тех, что редко бывают произнесены. Власть для него — насущная необходимость, камень преткновения на пути и единственный путь к возможности что-то изменить — неразделимо.

— Ты понимаешь, что честного боя не будет? — спросил Трей, не потому что хотел это сказать, а потому что должен был сказать. — Он не уступит, проиграв. Один из вас умрёт.

Демиан кивнул своим мыслям.

— Это буду не я.

Трей стиснул ладони под столом. С его стороны наивно полагать, будто Демиан питает иллюзии о предстоящем поединке... убийстве. Значит, свыкся с мыслью обагрить руки кровью. А мысль самому остаться лежать на чёрно-белых плитах у подножия Серебряного престола, знавшего с сотню поединков и полстолько же смертей... не допускает.

И верно. Сама эта мысль — ступень к поражению. На которое Демиан не имеет — права...

Трей сжал и разжал занемевшие ладони. "Не имеет права". Горько и сухо на языке. Нарлаг раздери, и это себя-то он полагал опутанным запретами? На что Дем вообще имеет право?

— Обладание Серебряным престолом раздвигает пределы возможного. Это — доступ к лежащим в высших сферах силам и знаниям... истинно я никогда не желал этого.

"Тогда зачем..." Трей закусил губы. Ответ очевиден, если не для ученика Когана Согрейна, то для сына Нолана Хетанского.

— Легитимность, — с отвращением выплюнул мудрёное словцо.

— Именно. В медвежьем углу вроде этого довольно толики авторитета, чтобы увлечь за собой. Но мы не партизанскую войну ведём, и враг наш — не зарвавшийся сосед. Это для вас я — Магистр без Серебряного престола... да и демон бы с ним, с Престолом — ведь так вы рассуждаете про себя? Для вас — Магистр, а для королевы Аксары — кто? Зарвавшийся мальчишка? Самозванец, узурпатор? — Демиан качнул головой. — Едва ли в глазах коронованной повелительницы я смотрюсь в более выгодном свете. А большинство герцогов, особенно из тех, чьи владения в стороне от прорывов? Железный король? Великий князь?

— В Сантане шепчутся по углам, — глухо буркнул Трей, уткнувшись в пустую кружку. Он едва возвратился из Хетани и, будучи сыном амбициозного Нолана, был недурно осведомлён по части политической обстановки, как внутри рассеянных, вечно строящих альянсы и тотчас расторгающих союзы герцогств, так и за их пределами.

Демиан полуобернулся и скупо проронил:

— Князь Аргай непопулярен в народе, но пока он реальная сила. А те, о ком шепчутся по углам... сидят по углам.

Больше он ничего на это не ответил; не от небрежения. Какой бы аваллар ни занимал великокняжеский престол, он не станет открыто поддерживать Демиана в обход Теллариона: это подрывало бы саму идею неприкосновенности власти — шаг, на который не решился бы ни один правитель, кроме того, нарушало бы давние договорённости с ведьмаками о взаимном невмешательстве в политику. Большее, на что они могли рассчитывать в нынешнем положении — неофициальная поддержка воинов князя Ланадар (родственника супруги Великого князя и отца одной из стихий), и эта поддержка уже была им оказана. К тому же, Сантана, чей первый Великий князь был когда-то и первым Магистром, ещё хранила давнюю связь с Телларионом. От прочих государств не приходилось ожидать подобной лояльности.

Они оба знали это, и Демиан не стал тратить слов на озвучание истины.

— Эльфы, люди, гномы, аваллары... — Трей показательно, как старательный семилетка, загибал пальцы. — Дем, ты в самом деле... Давола и демоны Бездны, ты затеял...

И тогда Демиан улыбнулся, так, что на одно невозможно яркое и долгое мгновение напомнил самого себя — семнадцатилетнего, раскинувшего руки на краю обрыва Верес, словно в попытке обнять весь Предел.

— Если время Теллариона ещё придёт, это случится нескоро. Настало время объединённого Предела.

Трей медленно и размеренно качал головой и не замечал этого.

Юношески-чистая улыбка Демиана исчезла, неуловимо, как и появилась.

— Да, Трей. Только так: гном обок с эльфом, эльф и аваллар плечом к плечу. Забывшие о всех обрушенных штольнях и выжженных трижды священных рощах, о клятвах на топорах, о том, чей прадед был убит тысяча триста семьдесят три года тому за бесчестье пятиюродной тётушки. За каждым тянется шлейф вражды, тем более нелепой, что начало её потеряно в бездне тёмных времён, всеми забытое. И голодная свора этих ничтожных властелинов, повелителей десятка болотных кочек и полудюжины сараев — и ведь каждый, владеющих подобным богатством, величает себя лордом и не терпит над собой управы. Не забудь и о них, Трей. Ведь и они тоже — сила, стихийная, саморазрушающая, бесконтрольная. Но — сила, а нынче не время разбрасываться по мелочам. Или весь Предел соберётся в единый кулак, или Бездна откусит его пальцы один за другим.