Пятьдесят на пятьдесят - Дик Фрэнсис

— Привет, ба, — сказал я. Наклонился и поцеловал ее в лоб.

Она подняла на меня глаза, на миг в них, как показалось, промелькнуло узнавание, и промолчала. Медсестра говорила, что иногда она могла болтать целыми днями, а потом вдруг замолкала и не произносила ни слова. Сам я вот уже несколько недель не слышал ее голоса.

— Как себя чувствуешь? — спросил я. — Смотрела скачки по телевизору? И королеву?

Ответа не последовало, как и признака того, что она понимает. Ясно, что сегодня не ее день.

Принять решение поместить ее в дом престарелых было одновременно и трудно, и легко. Я понимал, видел, что она теряет память, но приписывал это возрасту. Один раз со мной связались из полиции, сообщили, что нашли ее блуждающей по улицам в розовой ночной рубашке и домашних тапочках. Они отвезли ее в больницу. И вот после всех анализов и визитов к невропатологам предварительный диагноз подтвердился — болезнь Альцгеймера. Софи решила снять с себя всю ответственность по уходу, что и понятно — у нее было полно своих проблем. Я нанял сиделку с проживанием, чтоб присматривала за бабушкой в ее собственном доме. Мне страшно не хотелось отдавать ее в дом престарелых, полный старух и стариков, которые весь день просиживают в большой комнате и смотрят в пол.

Как-то раз мне пришлось провести с ней весь вечер, и она страшно возбудилась и разволновалась. Похоже, она не понимала, кто я такой, и непрерывно обвиняла в том, что я украл ее обручальное кольцо. Мне было еще тяжелей, чем ей, но больше всего была огорчена сиделка.

Бедная девушка окончательно изнемогла от всех этих выходок и тяжкой ноши, которую на себя взвалила. Рыдая, она заявила, что уходит, а потом поведала мне, на что теперь похожа жизнь бабушки. Прежде всего она совершенно одинока. Держать ее в пустом доме нехорошо, никому от этого не легче, и уж особенно — старушке. И вот на следующий день я договорился о переезде бабушки в дом престарелых, где ей будет обеспечен постоянный и надлежащий уход. А потом продал ее дом, чтобы за это заплатить.

Было это два с половиной года назад, деньги подходили к концу. Страшно даже было думать о том, что произойдет, проживи она долго.

Как обычно, по вечерам она сидела у себя в комнате, где были включены все лампы. Она не любила темноты и настояла на том, чтобы свет горел и днем и ночью. И этим летним днем солнце все еще ярко светило в ее выходящее на запад окно, но она, словно не замечая этого, не желала выключать электричество.

Я уселся в кресле напротив, взял ее за руку. Она смотрела мне в лицо пустым взглядом. Я погладил ее по руке, улыбнулся. А потом начал думать, что только напрасно трачу время.

— Бабуля, — осторожно начал я, — я пришел спросить тебя о Питере. Помнишь своего сына Питера?

Она продолжала смотреть сквозь меня, словно ничего не слышала.

— Твой сын Питер, — повторил я. — Он женился на девушке по имени Триша. Помнишь? И у них родился маленький мальчик, назвали его Нед. Помнишь Неда? Ты за ним присматривала.

И тут вдруг она улыбнулась и произнесла тихо, но отчетливо:

— Нед, — сказала она. — Мой маленький Нед.

Голос ее ничуть не изменился, и я вдруг страшно разволновался.

— Да, — кивнул я. — Твой маленький Нед, бабуля. Это я. Я здесь.

Она так и впилась глазами мне в лицо.

— Нед, — повторила она.

Я не был уверен, вспоминает ли она прошлое, узнает ли меня.

— Бабушка, — начал я, — ты помнишь Питера? Своего сына Питера?

— Умер, — сказала она.

— А жену его Тришу помнишь? — осторожно спросил я.

— Умерла, — ответила она.

— Да, — сказал я. — А ты знаешь, как она умерла?

Бабушка продолжала смотреть на меня с каким-то странным выражением на лице.

А потом сказала:

— Секрет. — И приложила тонкий длинный палец к губам.

— А Питер? — спросил я. — Куда уехал Питер?

— Умер, — повторила она.

— Нет, — сказал я. — Питер не умер. Это Триша умерла. Где Питер?

Она не ответила, глаза ее вновь смотрели отрешенно.

«Секрет», сказала она. Так, значит, наверное, знала.

Я достал из кармана фотокопию с отцовским снимком, положил ей на колени. Она посмотрела. Тогда я достал маленькую фотографию отца и матери в Блэкпуле и тоже положил рядом.

Какое-то время она смотрела на них, потом мне показалось, что задремала. Я забрал фотографии, сунул обратно в карман. И уже поднялся, собравшись уйти, наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. Тут она вдруг выпрямилась в кресле.

— Убийца, — тихо, но отчетливо произнесла она.

— Кто убийца? — спросил я, опускаясь рядом на колени.

— Убийца, — повторила она.

— Да, — кивнул я. — Но кто он, этот убийца?

— Убийца, — снова сказала она.

— А кого убили? — я решил сделать заход с другой стороны. Хотя уже и знал ответ.

— Он убил Тришу, — сказала она. И заплакала. Я достал из коробочки салфетку, протянул ей. Она высморкалась, потом подняла на меня глаза, и я увидел: в них светится узнавание и понимание. — И еще он убил ее дитя.

Глава 07

— Он испускает радиосигнал, — говорил Лука мне утром по пути в Аскот. В руке у него был зажат небольшой черный предмет, похожий на пульт дистанционного управления. — И тебе чертовски повезло, что он не краденый.

— А почему он должен быть краденым? — спросил я.

— Потому, что тинейджеры в этом электронном клубе — шайка уличных хулиганов, — ответил Лука. — Большинство из них ходят туда по решению суда. Ну, чтоб не болтались по улицам вечерами в пятницу. Часть программы по их исправлению, — добавил он. — Да таких уже и армия не исправит.

— Ну с этим-то что? — спросил я, указывая на устройство.

— Ужасный и маленький такой секрет, — сказал Лука. — Бог знает, что он собирался с ним делать. Наверное, просто приглянулся, вот он его и подобрал. Люди прямо как сороки. Хватают все что ни попадя, все, что блестит.

— Так ты сказал, он испускает радиосигнал, — заметил я. — Какого рода сигнал?

— Очень низкой частотности, — ответил Лука. — Но притом довольно мощный. Мы даже осциллограф включали, чтобы померить.

— Что это, осциллограф? — спросил я.

— Штуковина, похожая на те, что устанавливают в больничных палатах, они показывают сердцебиение пациентов, — пояснил Лука. — И на экране высвечивается такая линия.

— Но эта вещица для чего предназначена?

— До конца не уверен, но, думаю, для записи информации на чипы кри.

— На те стеклянные зернышки?

— Да, — кивнул он. — Вот на этом конце есть панель, она сдвигается, и тогда одно из зернышек можно вставить в это отверстие. — Он показал. — После чего, стоит нажать кнопку «enter», пойдет сигнал. Думаю, перед тем как нажать на эту самую кнопку, надо запрограммировать чип с помощью кнопок с цифрами.

— Неужели это возможно? — удивился я. — Ведь никаких точек подсоединения здесь нет.

— Все очень просто, — сказал Лука. — Считывание и запись информации на чипы происходит постоянно. Когда, к примеру, ты подносишь проездную карту к желтому глазку на турникете, ее сперва сканируют с целью определения, есть ли на ней деньги, затем система автоматически вычитает из имеющейся суммы плату за проезд и фиксирует на карте новый баланс. То же происходит и в автобусах. И делают это радиоволны. Никаких подсоединений тут не нужно.

Я был несколько разочарован. Почему-то надеялся, что приборчик должен оказаться чем-то более занимательным, нежели устройство, которое используют при поездках в каждом автобусе Лондона. Но тогда, подумал я, к чему понадобилось отцу так тщательно прятать его на дне рюкзака?

Я зевнул. Спал этой ночью, после посещения бабушки, просто отвратительно. Лежал часами, размышлял о том, что она мне сказала, как могла все эти годы хранить эту ужасающую тайну. Но что должен делать человек, узнав, что его сын убийца? Этот вопрос скорее относился ко мне. Как поступить мне, знающему, что отец убийца?

Вспомнилось, как я сидел в больнице, в маленьком закутке, у тела отца. Неужели с тех пор прошло всего четыре дня? Мне казалось, что целая вечность.

Печально думать об упущенных за эти годы возможностях. Несмотря на то что я недавно узнал об отце, я ощущал нечто, напоминающее сродство с человеком, который теперь молча и неподвижно лежал где-то в холодильнике морга. Но что он натворил? Неужели действительно лишил меня не только матери, но и младшего брата или сестренки?

Я пытался дозвониться сержанту детективу Мюррею из полицейского участка в Виндзоре, но мне сказали, что он то ли на дежурстве, то ли отъехал куда-то еще. Я просил передать, чтобы он связался со мной, оставил телефон, но Мюррей так и не позвонил.

— Итак, у нас сегодня куча работы, — сказал Лука, потирая руки и возвращая меня к реальности.

— Это точно, — кивнул я.

В субботу, на четвертый день Королевских скачек в Аскоте, должны были пройти самые прибыльные для нас, букмекеров, забеги. Большой популярностью пользовались они также у тренеров, потому как число участников в забегах ограничивалось лишь количеством стартовых мест, или стойл, а их устанавливали по всей ширине беговой дорожки.