Плутоний для Фиделя. Турецкий гром, карибское эхо - Анна Гранатова

Че Гевара в тот вечер обстоятельно изложил свой взгляд на роль политического руководителя. По его мнению, ни один государственный деятель, которому народ доверил судьбу страны в ходе выборов, не имеет ни юридического, ни морального права уходить в отставку по собственной слабости, под давлением обстоятельств. Он обязан драться до конца, если надо — погибнуть. В противном случае он предаст поверивший ему народ».

«Сейчас, глядя на дымящиеся развалины нашей России, — пишет в своих мемуарах Н.С. Леонов, — я часто вспоминаю эти слова Че. Что сказал бы он о нескончаемой череде наших политических пигмеев?

Драматические дни вторжения наемников на Кубу в апреле 1961 года я провел почти безвылазно в кабинете тогдашнего руководителя КГБ, Владимира Семичастного, который поручил мне докладывать каждые два-три часа обстановку со своей оценкой и прогнозами. Я поступил просто, повесил на стене две карты и начал ни них отмечать ход военных действий так, как его подавали разные источники. На одной карте я отмечал ход событий как его подавали американские информационные агентства, а на другой — так, как его видели наши спецпредставители на Кубе. Через несколько часов стало очевидно, что американцы беспардонно врут. Вот тогда-то мне стало ясно, что всякая ложь, а особенно инициированная государством, является свидетельством слабости и аморальности, независимо от того, какое государство через свою прессу и журналистов прибегает ко лжи».

Я приехал в Мексику летом 1961 года, а через год с небольшим разразился зловещий Карибский кризис, поставивший мир на грань ракетно-ядерной войны. В октябрьские дни 1962 года, когда истерия взвинчивала нервы до предела, через северную границу Мексики на юг хлынула волна беженцев. Вереницы машин с прицепными домиками нескончаемо вились по горным дорогам. Люди бежали от, казалось бы, неминуемой ядерной смерти. Создавались трудности с расселением, с продовольствием, медикаментами. Многие из невольных беженцев кляли на чем свет стоит и вероломных русских, и лихих балбесов из Вашингтона, поставивших мир на грань выживания из-за каких-то непонятных споров вокруг Кубы.

Послы СССР метались по МИДам и канцеляриям президентов всего мира, разъясняя, как умели, правоту позиции СССР. Конечно, никто из них не представлял себе истинного положения вещей. Я неоднократно сопровождал нашего посла в Мексике Т.С. Базарова в резиденцию тогдашнего президента Мексики, Лопеса Матеоса, мы убеждали президента, что мировой войны не будет, делали упор на оборонительный характер действий СССР и Кубы, приводили данные о концентрации в южных районах США военных сил, о тайной подготовке нового вторжения США на Кубу. Мексиканцы с пониманием встречали нашу информацию.

Лишь потом, годы спустя мне стала известна вся масштабность нашей военной операции, направленной на защиту Кубинской революции и получившей тогда кодовое название «Анадырь». В ответ на угрозу вторжения 150-тысячной группировки, поддержанной сотнями самолетов и военных кораблей США, на Остров свободы (и эти сведения были признаны затем публично тогдашним министром обороны США, Робертом Макнамарой) Советский Союз, говоря словами Никиты Хрущева, решил подкинуть Америке «ежа», то есть разместить на острове ракетно-ядерное оружие, способное сдержать любого агрессора. Напомню, что в эти годы на территории, соседствующей с СССР, Турции, стояли на боевых позициях американские ракеты «Юпитер», в зоне поражения которых стояли важнейшие экономические районы и города нашей страны. Мера Советского Союза в ответ на размещение американских ракет в Турции была в духе политики конфронтации, но преследовала оборонительные цели — защиту молодой Кубинской революции.

Сама операция «Анадырь» была уникальной, подобной ей история Советской армии не знала. На Кубу за короткий срок — за три месяца была переброшена на морских транспортных судах Минфлота большая группировка вооруженных сил. Решение о готовности начать такую операцию, «Анадырь», было принято 24 мая 1962 года на заседании Президиума ЦК КПСС и Совета обороны по докладу министра обороны Родиона Малиновского. Чтобы согласовать операцию и чтобы получить «добро» со стороны кубинцев, в Гавану была направлена специальная делегация во главе с «известным специалистом по сельскому хозяйству» Ш. Рашидовым, которая вернулась 10 июня с согласием кубинцев.

Среди военных оказался один смелый генерал, А. Дементьев, который в то время работал главным советником у Фиделя Кастро. Он возразил Н. Хрущеву, заметив, что сохранить в секрете всю операцию «Анадырь» до конца не удастся из-за открытости кубинской местности и, соответственно, открытости будущих ракетных позиций для разведывательных самолетов США. Сидевший на совещании рядом с ним министр обороны Родион Малиновский, по свидетельству очевидцев, слушая эти доводы, толкал и пинал ногой под столом А. Дементьева (об этом пишет и в главе «Пинок под столом» в книге «Адская игра» Александр Фурсенко. — Прим. авт.). Так Малиновский пытался «вразумить» А. Дементьева, но тот стоял на своем, утверждая, что в «кубинском пальмовом лесу не то что ракету — там курицу спрятать негде», и впоследствии оказался прав.

Операция «Анадырь» с точки зрения штабной проработки и организации, безусловно, была весьма успешной. Были приняты меры по зашифровке и легендированию всех погрузочных работ. Наверно, американцы могли почувствовать что-то неладное из-за увеличившегося количества советских судов, направлявшихся из портов Черного и Балтийского морей, а также из Мурманска на Кубу. Несколько раз их военные корабли останавливали наши транспортные суда и пытались учинить досмотр, настойчиво требуя ответить на вопрос, куда идут суда и какой груз везут в трюмах. Но в те годы наши моряки позволяли себе достаточно решительно реагировать на подобные требования и, не сбавляя хода, продолжали идти своим курсом.

При подходе к Кубе начинались учащенные облеты наших кораблей американской авиацией. Самолеты проносились на опасно малой высоте. Тогда выходившие на палубу солдаты даже надевали сарафаны и повязывали головы платками — вот такой был маскарад! Разгружали суда только ночью. Советские офицеры и сержанты были переодеты в кубинские мундиры и знали по-испански две ключевых команды — «вперед!» и «стоп!». В основном переброску войск и их размещение на Кубе удалось провести скрытно. И хваленая американская разведка, несмотря на все свои усилия, не смогла добыть все сведения, все достоверные данные о численности советских войск и их огневой мощи. В докладах ЦРУ фигурировали цифры вначале о 10–12 тыс. советских солдат, потом о 16 тыс. советских солдат, хотя в реальности их было более 40 тыс.! Ракеты были обнаружены американской авиацией лишь спустя месяц после того, как они были размещены на острове. О том, что наши силы были вооружены еще и тактическим ядерным оружием (установка «Луна»), США узнали лишь тридцать лет спустя, когда об этом в январе 1992 года объявили наши военные на конференции в Гаване.

22 октября в 19 часов по вашингтонскому времени в американском телеэфире выступил Дж. Кеннеди, объявив о решении американского правительства ввести морскую блокаду Кубы. Но юридически это был карантин, так как блокада — это акт войны. 24 октября 1962 года американцы начали морскую блокаду Кубы. К этому времени на острове уже находились 42 ракеты Р-12 и одна неполная батарея ракет Р-14, а остальные находились еще в пути и были возвращены домой, в Союз. Однако и того ракетного потенциала, что был переброшен на Кубу и уже приведен в боевую готовность, было вполне достаточно, чтобы выполнить функцию мощного средства сдерживания. Напомним, что против СССР в Турции было нацелено всего лишь 15 «Юпитеров», в то время как одних лишь Р-12 с радиусом действия в 2,5 тыс. км на Кубе было установлено целых 42 штуки!»

«Большой взлом» — негодование москвы растет

Карибский ракетный кризис 1962 года стал той каплей воды, в которой, словно в лупе, отразилась вся сложная и противоречивая международная политика эпохи Хрущева и Кеннеди. До прихода Кеннеди в Белый дом, как ни пытался Хрущев обратить внимание американцев на проблему разоружения, из этого ничего не получалось. Глава советского МИДа Андрей Громыко безуспешно предлагал, озвучивая линию на разоружение Н. Хрущева, американцам с Союзом подписать договор о запрете испытаний ядерного оружия (это позже удалось сделать Хрущеву и Кеннеди. — А.Г.).

Сам Никита Хрущев использовал разные методы обращения к здравому смыслу, от официальных документов, встреч на высшем уровне до своеобразных угроз — метафор, вроде постукивания башмаком по кафедре в ООН, обещания «показать Кузькину мать» и «закопать капитализм» (перефразированное высказывание К. Маркса о том, что «пролетариат — могильщик капитализма»). За неординарное поведение ему американская пресса присвоила прозвище «Хрущев Непредсказуемый».