Рядом с молниями - Николай Чевельча

— Верно, парень славный? Но почему он так изумился, увидев вас? Вы с ним встречались? Если не секрет, конечно.

— Какой может быть секрет! — охотно ответил Караев. — Ехали в одном купе. Серьезный парень.

Он замолчал и больше не проронил ни слова — ни по пути к машине, ни по дороге, когда ехали в штаб. Он верно ответил: «Какой может быть секрет!» — однако же всего не сказал. И удивление Федченко мог бы объяснить — признаться, что не в простом случайном совпадении дело... Вот так же, как Федченко, смотрел на Караева вопросительно-удивленно и полковник Василевский, все пытаясь вспомнить: «Где же это я его видел?»

«Разные, но какие все хорошие люди, — думал Караев. — У Федченко биография на четвертушке бумаги уложится, а у Василевского жизненный путь тернист и сложен».

Родился в Москве в семье инженера. Сын любил отца. «Я мечтаю, чтобы ты, Георгий, стал авиационным специалистом», — часто говорил он. Сын выполнил наказ отца. После десятилетки поступил в авиационный институт и одновременно в аэроклуб. Летал и учился.

В начале войны Георгий Николаевич успешно окончил институт, получил направление на один из авиационных заводов, который на время войны стал его фронтом.

После победы над фашизмом Георгия Николаевича призвали в ряды Советской Армии и направили в ВВС, где он работал на различных инженерных должностях.

Прошли годы. И вот однажды его вызвали в Москву и спокойно, как показалось Георгию Николаевичу, совсем по-будничному сказали: «Вы, полковник Василевский, поедете в часть особого назначения. Вам предлагают должность главного инженера первой ракетной части».

Человек в штатском, сидевший в кабинете, где происходил этот разговор, внимательно посмотрев на полковника Василевского, заметил: «Мы знаем о вашем трудолюбии и больших технических знаниях, знаем как исключительно добросовестного инженера, но все же хотим напомнить об ответственности за выполнение этого особого задания. Вы должны будете сыграть одну из главных ролей в обучении личного состава умению владеть ракетной техникой».

И вот он, полковник Василевский,, на посту главного инженера ракетной части. Он знает, чего от него хотят: в кратчайший срок научить людей управлять ракетным оружием.

Полковник Василевский умел работать. Все требовали от него совета, помощи, программ, планов и учебных пособий, наставлений и инструкций, личного присутствия на комплексных занятиях, сборах, совещаниях. И везде он успевал.

«Тому человеку, — скажет потом капитан 3 ранга Бондарев, — который посоветовал послать полковника Василевского в нашу часть, надо памятник поставить».

Ну насчет памятника — это чересчур, однако кое-какой вклад тут Караев внес и рад был, что не ошибся в человеке.

Расставаясь, Смирнов убежденно сказал Караеву:

— У меня такое же мнение, как и у вас... Относительно Федченко.

Задержав в своей руке руку начальника политотдела, Караев кивнул:

— Всегда приятно знать, что не ты один так думаешь...

А Федченко был так поглощен овладевшей им идеей, что и в санчасти обдумывал, как практически сократить время проведения промежуточных операций при подготовке ракеты к пуску. Собственно, он был даже благодарен судьбе, что она предоставила ему такую возможность: ничто не отвлекало его от главной мысли, в его распоряжении оказались не только все дневные, но и ночные часы, он осторожно включал настольную лампу, продолжая вести расчеты.

Да и лежа в темноте, словно наяву, видел, как работают его товарищи в ночном лесу при свете фонарей возле ракеты.

Пусковая установка, основание, служащее базой для других элементов, механизма и приводов наведения... Все устройство для пуска во многом сходно с агрегатами тактических корабельных или авиационных ракет, с теми, что изучал он в училище. Однако есть здесь устройства, обеспечивающие удержание ракеты в нужном положении. Все вроде бы продумано, но вот подвод к пусковой системе топливных, пневматических, электрических и прочих коммуникаций осуществляется с перерывом во времени, который можно, да что можно — нужно, необходимо сократить. Конечно, надежность подачи — одна из самых сложных задач и один из самых ответственных моментов подготовки к запуску. И конечно же, ни в коем случае нельзя подходить с кондачка...

Уверенность сменялась сомнениями, радость открытия — тревогой, необходимо было с кем-то посоветоваться, и Федченко попросил прийти к нему в палату капитана-инженера Гаврилова.

Тот пришел, и конечно, с кульками гостинцев, которыми уже была забита тумбочка Федченко. Узнав, зачем он пригласил его к себе, Гаврилов удивился и даже рассмеялся, но как только разобрался в расчетах, озадаченно умолк. Сел на постель, благо никого из медперсонала не было, и склонился над разложенными на белом табурете листами.

— Нет, — поднялся он, — не могу поверить... И так просто?.. Если все верно, то это здорово! — Покосился на Федченко: — Ну, ты и изобретатель! Хотя, я слышал, у тебя отец академик...

— Не только отец, — неопределенно отозвался Федченко, но Гаврилов вполуха слушал его и все всматривался в испещренный формулами листок.

— Нет, боюсь поверить, боюсь сглазить, — и Гаврилов постучал пальцем о деревянную тумбочку. Уходя, обратился почти просительно: — Ты уж, Паша, выздоравливай побыстрее... Вместе прикинем все сначала на макетах, а потом прямо на стартовой площадке.

— Слушаюсь, товарищ капитан, — шутливо козырнул Федченко, а когда за Гавриловым захлопнулась дверь палаты, довольный откинулся на подушку.

Не понял или не расслышал Гаврилов слов: «Не только отец...» А ведь Федченко имел в виду своего деда, деревенского кузнеца, которого односельчане называли малопривычным в обиходе словом «изобретатель».

Нет, неверно говорят, будто беда ходит не одна, а радость в одиночку, нет! В тот же день, когда Гаврилов ушел от него, несказанно обрадовав его своей поддержкой, Федченко получил письмо от Любаши — хорошее, нежное и умное письмо. И Павлу казалось, что нет сейчас на свете человека счастливее его.

Глава пятая

1

Подполковник Смирнов сидел в своем кабинете и просматривал стопку документов, лежавших перед ним.

«Много пишут, — думал он. — Войска только становятся, и каждая служба старается дать указания, рекомендации, советы».

Внимание привлек приказ командира части о двухнедельных сборах всего руководящего состава для изучения ракетной техники. К приказу был приложен список.

«Климов, Смирнов, Василевский, Бодров...» Дальше Смирнов не стал читать. Взял папку и направился в кабинет к командиру.

Климов стоял у окна, глядел на низко проплывающие облака.

— Вот, Михаил Иванович, дела-то какие, — и кивнул туда, за окно, — дождь идет вторые сутки, и прогноз показывает, что он не перестанет в ближайшие три-четыре дня.

Климов озабоченно побарабанил по стеклу.

— Утром звонил маршал. Категорически требует ускорить подготовку стартовых подразделений.

Смирнов молча протянул приказ по части о сборах руководящего состава. Климов взял его в руки, посмотрел.

— У вас есть возражения? — В голосе Климова было недоумение. — Учиться все должны. Ракета, дорогой Михаил Иванович, представлена в наше распоряжение не для того, чтобы ею любоваться... Мы с вами должны ее знать в первую очередь, и лучше других. Мы — руководители, прежде всего. Поедем в учебный центр и две недели будем учиться, а затем сдавать зачеты. Именно зачеты. Принимать их будет комиссия, определенная также приказом по части. Или вы не согласны, Михаил Иванович? — Климов прямо смотрел в глаза начальнику политотдела.

— Я полностью согласен с вами. Учиться надо, нет спора, но почему при подготовке этого документа вы ни мне, ни моему заместителю не показали приказ? Дело тут не в самолюбии и не в форме, — продолжал он, — политотдел имеет свой план работы.

— Я это сделал сознательно, — перебил Климов. — И не потому, что я игнорирую или не понимаю роль политотдела...

И замолчал, пристально рассматривая сбегающие по стеклу струи.

— Знаю я, Михаил Иванович, по себе знаю, как трудно заставить руководителей изучать технику, да еще на сборах. У каждого найдутся сотни уважительных причин. Сейчас я не могу никому дать какую-либо поблажку. Только сборами, жестким приказом я посажу всех в классы и заставлю учиться. Ракетами я занимаюсь с сорок седьмого года и постоянно учусь, учусь, учусь... Может, вам кажется, что я применяю слишком грубые, не товарищеские меры, но это заставляют меня делать обстановка и необходимость, сами понимаете: руководящий состав части в большинстве своем пришел из других родов войск. Лучше сейчас, в начале, мы используем силу приказов, чтобы потом люди, познав ракету, не нуждались в наших приказах для ее освоения.

Полковник Климов подошел к Смирнову.

— Михаил Иванович, только вам одному признаюсь: мне очень трудно. Ведь у меня нет инженерного образования. Знаете, как трудно мне давались электрические схемы! Ночи напролет просиживал, и так до тех пор, пока не почувствовал — все, ракета теперь моя. Покорилась, голубушка! Вот когда у вас, Михаил Иванович, и у других будет пройден этот рубеж, — вы сами каждый день будете находить время для работы с учебником, инструкциями, посмотрите: потянет выискивать новое, что-то вспомнить, чем-то пополнить свои знания.