Повесть о ясном Стахоре - Микола Садкович

Северин не сходил с коня, не вкладывал саблю в ножны, но уже видел победу. Замок сдавался. Помощь Саввы с его мужиками была как нельзя вовремя. Только успел Северин поздороваться с Саввой, которого за руку притащил Жук, как подошел монах с пучком розог в руках. Следом за ним казаки вели двух связанных гайдуков. Красномордого и длиннорукого. Суровый казак, не любивший лишних слов и "жиночих нежностей", улыбнулся монаху и негромко сказал:

- Спасыби тоби, брат Иннокентий... и людям всим спасыби. - Наклонился с седла, обнял монаха. - Щоб не сан твий чернэцкий, став бы ты сотником, а то и атаманом.

- Дзякую, - весело ответил Иннокентий, - мне сан не помеха доброй справе служить, да к шабле я не приучен.

- Що вирно, то вирно, - согласился Северин, - стало, быть тоби по сану твойму нашим казацким архимандритом. Так ли, браты?

- Так, пан старший, так! - с хохотом поддержали ближние казаки.

- Дозволь пан Северин, - попросил монах, - долг возвернуть, что я вот этим панам задолжал!

У ног Наливайко положили на землю гайдуков. Иннокентий сам оголил им зады, приготовил розги и оглянулся. Увидел Стахора.

- Подойди, хлопчик, посчитай, кабы не сбиться.

- Не учен... - ответил Стахор.

Монах выпрямился, многозначительно поднял палец, изрек:

- Сказано есть в писании: "Одно доброе дело по себе другое добро рождает". Зараз я долг свой возверну и тем же разом научу хлопца счет вести. Повторяй за мной!

Свистнул в воздухе лозовый прут. Завизжал, как недорезанное порося, длиннорукий гайдук.

- Один! - сказал Иннокентий.

- Один! - охотно повторил за ним Стахор.

Хохотали казаки. Визжал гайдук.

- Седьмица и осемь! - отсчитывал Иннокентий.

- Седьмица и осемь! - вторил мальчик.

Так научился Стахор считать пять раз по десять, два раза.

* * *

"Пред святым Миколой от замков украинных пришел до нас Наливайко*. В тот час я с ним был, во славу господа нашего. Тогда и Савва с сыном и другами пристал до него. Почали с того часу Савву звать атаманом и не Саввой, а проста Савулом. Тоже христианское имя. То Северин его в бою окрестил, так оно и прикрепилось к нему.

______________

* Покинув пылавший замок Ходкевича, отряды Наливайко, а с ним и слуцкая беднота подошли к Могилеву. Было это в студеную ночь 30 ноября 1595 года.

Людей стало мноство. Не догнал их слуцкий магнат Героним, не одолели жолнеры радзивилловы. Бо была с ними правда великая и великая вера посполитых людей.

В том месте, богоспасаемом Могилеве, была брань, ликование было и торжество. Брат брата познал!

Все люди русские, от одной веры нароженные, сказали тогда:

Се добро, яко жити братии во купе, а не дать затягнути нас злохитроством розным у папежеву яскинию. Король, его милость, не принуждал бы поспольство к неправде своей. Мы, убогие, хотим быть захованы при своем набоженстве звыклом, святые восточные церкви и календарь стародавний при нас бы остался и для потомков наших. Будем жить сами, оборонять веру, и волю свою, и законы простые.

Так люди сказали тогда. Мыслили: Могилев-город - место обширное, хлебное. Днепр-река рыбы даст и себе и на продаж. По лесам охота всякая. Борты поставим. Прокормимся. Майстры умелые есть. Православные храмы с большой лепостью пофундованы. Всего на всех хватит...

А паны учинили другое.

На Миколин день сперва храм подожгли. Другим часом селидьбы вокруг огню предали. На Лупе большой огонь, и вокруг замка таксамо огонь... А сказали все на казаков. Казаки огонь тот сбивали разом с мещанами, а литовский гетман, пан Радзивилл, притягнул до Могилева конных татар две тысячи и литвы и ляхов незличоно. Было, кругом вступили. Зранку армата гром подняла. Гаковницы малые, и тые до города доставали. Жить стало немысленно.

Уже и к вечерне час звонить, а все не стихало. Ядра в домы залетали. Учтивых мужей и жонок сколь поубивано...

- И таксамо сказали на казаков..."

Все сказали на казаков.

Повторили слова панской злобы кривоприсяжные сведки и записали в свою лживую летопись. Так была создана "История кровавого бунта разбойника Наливайки". В дворцовых книгах была записана неправда о могилевском пожаре, о гибели честных людей и об изгнании бунтовщиков.

Верил тем записям тот, кто хотел верить.

Иное открыли нам листы чернеца Иннокентия. И не только они...

* * *

14 декабря 1595 года Наливайко и Савула вывели своих воинов и присоединившихся к ним могилевских мещан за городские стены на Ильинскую гору. Город горел во многих местах. Но жгли и разрушали его только передовые части литовского гетмана. Дожидать в осаде главных сил - значило обрекать Могилев на полное разорение. Наливайко решил прорваться и уйти от города, пока еще это было возможно.

Впереди простирались земли князя Богдана Соломерецкого с редкими небольшими селениями крестьян.

Князь Богдан обещал своему другу литовскому гетману Криштофу Радзивиллу помочь людьми и скотиной, отдавал для войска все имение, лишь бы выгнали бунтовщиков из Могилева. Имение оказалось пустым. Мужики и подростки бежали к казакам, бабы угнали скот в леса, села горели. Передовым отрядам Радзивилла пришлось занять плохую позицию на низком дугообразном Буйницком поле. Увидев вышедших казаков с обозами, татарские конники шумной лавой ринулись к горе, пытаясь загнать людей назад в пылающий город и захватить их обозы. Но с Ильинской горы на атакующих неожиданно обрушился железный град ядер и пуль. Били гаковницы и полугаки, трещали залпы мушкетов, пищалей, сыпались камни...

Видно, сбрехали пойманные языки, под пыткой божившись, что у казаков пушек не более полудесятка, а все оружие - сабли да дреколье мужицкое.

Едва успела прийти в себя шляхта и пушкари стали подкатывать ближе тяжелый наряд, как с горы на них двинулось казацкое войско. Двинулось сразу все, конные и пешие, с пушками и обозами. Вперед вырвались окованные железом телеги, запряженные парами, а то и четверками быстроногих коней. На телегах стояли легкие полугаки.

То, что шляхта и татарские конники приняли за тяжелый обоз, всегда обременяющий в бою ратников, оказалось дотоле невиданной выдумкой. Не прекращая бега коней, телеги круто развернулись на виду у противника, ударили дружным залпом полугаков и вдруг, разделившись надвое, загромыхали в стороне, продолжая стрелять.

В образовавшийся широкий проход ринулась сверкнувшая сотнями молний-клинков казацкая конница. За ней бежала пехота, прикрытая двумя рядами телег. Словно невесть откуда сорвавшийся в молодом лесу вихрь, крушили и раскидывали казаки полукольцо коронного войска.

Прорубались к Днепру.

Зацвела земля алым цветом по всему Буйницкому полю. Теперь уже не казаки, а шляхта со своими наемниками искала спасения за уцелевшими стенами города. Сколько порубано, сколько конями потоптано - считать было некому...