Единорог - Лилия Баимбетова

Странно, что я не сбилась и продолжала говорить. Окна 315-ой выходят во двор, образованный тремя корпусами. Посреди стоят еще невысокие сооружения, то ли бой-лерные, то ли еще что. Там, на крыше, широко расставив ноги и заложив руки за спину, стоял мой преследователь. Дубленка нараспашку. Черная шапка этак залихватски сбита на затылок.

Я даже не испугалась. Просто посмотрела и продолжала говорить. Я не знаю, видел ли он меня; возможно ли вообще оттуда кого-то увидеть в окнах третьего этажа. А потом, когда меня завалили вопросами, я совсем про него забыла. Пару дней назад я не поверила бы, что могу о нем забыть — так просто, но мне не до него было, я отбива-лась от преподов, отстаивая свой многомесячный труд. А потом я вообще обо всем за-была, ждала, какую оценку мне поставят, вся изнервничалась.

Наконец, нас отпустили. Домой я ехала Ларисой и Инной. Последние дни стоял мороз, но уже вчера к вечеру немного потеплело. Сегодня с утра было всего минус де-сять. День тихий, спокойный, деревья стоят, словно весной или поздней осенью, гнета зимы не чувствуя, не ощущая. Синеватые облака к обеду затянули все небо. Солнце просвечивает сквозь них смутно сияющим круглым пятном, будто НЛО. На востоке не-бо было какое-то полосатое, свет и синева перечертили друг друга. Снег на крышах по-серел. На дорогах грязный лед и каша.

У Лариски, как всегда, с защитой были проблемы; у Инки пятерка. Мы ехали домой на маршрутке, на этом, новом автобусе, немецком, что ли. Когда мы выехали на 50-лет СССР, вдруг с поворота выскочил грузовик и буквально вмялся в переднюю часть автобуса. Мы сидели сзади, то есть Лариска с Инкой сидели, а я стояла. Я полете-ла на пол, благо, людей было много, и я упала на кого-то. Впереди творился какой-то ужас. Кто кричал, кто плакал. Какой-то мужчина открыл дверь, и все повалили на ули-цу.

Передняя часть автобуса смялась, как гармошка. Грузовик перевернулся на бок и валялся, как сломанный автомобильчик. Жертв, наверное, много было, я даже и смот-реть не стала. Девчонки были в шоке, а меня не оставляло в покое одно видение: высо-кий худой мужчина в черной дубленке стоит на крыше и смотрит вверх, на окна третье-го этажа. Я была уверена, что это он, что это сделал он. Это все — из-за меня.

Я заставила девчонок пойти на остановку и поскорее уехать отсюда.

Наверняка, кто-то погиб. Наверняка. Но я не горюю об этих людях. Видно, я со-всем безнравственна. Я не боюсь смерти, уже не боюсь. Но почему же мой преследова-тель такой бестолковый? Есть куча способов убить человека, и все они безотказны. Да заплати какому-нибудь придурку-наркоману, и он прибьет меня в подъезде. А так — столько попыток, и не одной по-настоящему действенной.

Я вернулась домой, пошла в папин кабинет и стала вышвыривать бумаги из сто-ла, из шкафов — на пол, на пол, на пол. Несколько раз звонил телефон, я не подошла. Сидела и перебирала тетради, папки, листки пожелтевшей бумаги. В отдельной папке лежала куча конвертов, обратные адреса все в Лондоне. Наугад я вытащила листок из конверта и стала читать:

"Станислав, поздравляю тебя с женитьбой. Не знаю, правильный ли это был шаг с твоей стороны, но шаг этот бесспорно смел и неординарен, не каждый решился бы на такое. Я хочу сказать, что Ниниана очень необычная женщина, и жизнь с ней может стать непростым испытанием даже для такого искушенного человека, како-вым я тебя считаю.

Не прими мои слова за неодобрение. Я знаю, что ты искренен, когда говоришь, что любишь ее. Она необыкновенна. Слишком необыкновенна. Ее нужно скорее осте-регаться, хоть она и беззащитней, чем большинство из нас. Она беззащитна, потому что опасности, окружающие ее, неисчислимы. Если тебе нужно мое благословение, то я даю его тебе с легким сердцем. Люби ее, Станислав. Оберегай ее. Она необыкновен-на, но она тоже нуждается в любви и заботе, она тоже хочет быть счастливой. Лю-би ее, Станислав. Люби ее."

Я убрала письмо в конверт и в смятении перемешала всю кучу. Помедлила, вы-тащила еще одно письмо.

"Пан Станислав!

Мы незнакомы с Вами, однако же я взял на себя смелость написать Вам. В не-котором роде мы с Вами, пан Станислав, являемся коллегами, и я осведомлен о том, что Вы, вероятно, полагаете своим семейным секретом. Я имею в виду истинную сущность пани Инны. Я знаю, что Инна происходит из весьма известного и значи-тельного рода. До меня дошли некие слухи о том, что на отпрысков этого рода начи-нается охота, и потому я взял на себя смелость предостеречь Вас, пан Станислав. Мне известно, что пани Инна последняя из своего рода. Теперь пани Инне грозит опас-ность. Вы могущественный человек, пан Станислав, и сможете уберечь свою жену, если будете достаточно осторожно.

Не сочтите мое письмо наглостью или глупой шуткой. Все это правда. Если не верите мне, справьтесь у тех, кто занимается Великим Деянием. Они расскажут Вам, для чего может понадобиться кому-то пани Инна."

Я посмотрела на дату. Ноябрь прошлого года. В начале декабря их убили. Кто мог охотиться на маму, кому она была нужна?

Какой-то известный род. Великое Деяние — это, кажется, что-то из алхимии. О, Господи, почему у меня были такие родители? Почему они не были обычными, скуч-ными, бездарными людьми, чье существование бессмысленно и утомительно? Нет же, им нужно было быть необыкновенными! А теперь они просто мертвы.

Снова зазвонил телефон. Я стряхнула с колен конверты и пошла, взяла трубку.

— Алло? — сказала я.

В трубке царило молчание. Неожиданная мысль пришла мне в голову. Что бы это ни означало, за мамой охотились, потому что она была последней из какого-то ро-да. Но она — моя мать, она породила меня, во мне ее кровь. Теперь я — последняя из это-го чертова рода. И вот охота идет на меня.

— При чем здесь Великое Деяние? — сказала я в трубку, — Что вам нужно от меня, что вам было нужно от моей матери? Если вам нужна моя жизнь, приходите и возьмите ее, ведь это так просто!

А в ответ я услышала старческий голос, читавший «Единорога». Я выслушала стихотворение до конца. Снова воцарилось молчание.

— Да говорите же! — закричала я, и в ухо мне ударил гудок.

Не успела я положить трубку, как телефон зазвонил вновь. Это оказался Валер-ка.

— Что ты не подходишь к телефону? — сказал он.

— Я только что пришла.

— Не ври.

Я искренне удивилась.

— Валера, ты с ума сошел?

— Ты уже три часа, как пришла.

— Откуда ты знаешь?

— Я видел.

Я засмеялась.

— Ты, что, следишь за мной?

— Я у Сашки был. Только что уехал.

— Что же ты не зашел?

— Я боюсь, я тебе уже надоел. Нет?

— Нет, — сказала я.

— Я зайду послезавтра, ладно?

— Заходи. Во сколько?