Единорог - Лилия Баимбетова

Мария Печатникова, 19 лет, студентка 3-го курса географического факульте-та:

Когда Лера пришла в четверг, мы все просто упали. К тому же она опоздала на одну пару, и все сразу на нее внимание обратили, когда она появилась. Со стрижкой Лера изменилась невероятно, превратилась в настоящую красавицу. И макияж у нее в тот день был очень хороший. Она ведь, знаете, не тростинка, и длинные кудри ее пол-нили, а с короткой стрижкой она стала такой миниатюрно-аккуратной.

Она была в тот день вся в черном, брючки, пиджачок, водолазка тонкая. Сереж-ки маленькие такие, в виде колечек, серебренные, и цепочка тонкая серебренная. Чер-новолосая аккуратная голова, лицо бледное, подкрашено неброско, аккуратненько так. Да Леру узнать было нельзя! Совсем другой человек.

Четверг

Из дневника Валерии Щукиной. Четверг, 6 декабря.

"Все удивительнее и удивительнее", — как говаривала Алиса, а за ней и Макс Фрай. Я бы сказала: все хуже и хуже, или чем дальше в лес, тем больше дров. Или как у Рильке:

Как из трясины сновидений, сходу

Прорвав ночных кошмаров канитель,

Всплывает новый день — вот так по своду

Бегут гурты, оставив капитель

С ее запутавшеюся в клубок

Крылатой тварью, сбившеюся в кучу,

Загадочно трепещущей, прыгучей,

И мощною листвой, которой сок

Взвивается, как гнев, но в перехлесте

Свернувшись, как спираль, на полпути

Пружинит, разжимаясь в быстром росте

Всего, что купол соберет в горсти

И выронит во тьме, как ливня гроздья,

Чтоб жизнь могла на утро прорасти.

Впрочем, я ведь сама сказала: приходите и убивайте меня. Вот они и пришли.

На лекции мне было с полдевятого. Я вышла только в восемь, никак не могла решить, что мне надеть. Все из-за стрижки этой дурацкой. Может, со временем я и при-выкну.

В подъезде было темно. Я спустилась на этаж и еще на один пролет, и тут кто-то метнулся мне навстречу, тяжелый, большой, темный. Схватил меня, навалился, прижал к батарее. Сумка выпала из моих рук, и пакет тоже валялся где-то под ногами.

Я даже не помню, кричала ли я, но Сашка говорил потом, я кричала ужасно. Не знаю, когда это я успела, рот этот неведомый кто-то мне зажал сразу же. И чем-то хо-лодным по шее. Успел только прикоснуться и сразу куда-то делся. Что-то тяжелое по-катилось вниз по лестнице, я услышала мат, и Сашка мне крикнул:

— Иди домой, идиотка!

Я нашарила сумку и пакет, подхватила их в охапку и побежала наверх. Заперла дверь, бросила все, что держала на пол, и села на табурет в коридоре. И просто сидела. Не думала ни о чем, просто сидела, будто еще одна вещь в прихожей: вешалка, табурет, шкафчик с обувью, зеркало и Лера. Обычный набор вещей.

В дверь постучали.

— Лер, открой, это я.

Саша. Его голос. Я встала и отперла дверь. Сашка был в белой рубашке, в брю-ках и носка. На шее у него болтался не завязанный галстук.

Сашка зашел, запер дверь — как у себя дома, взял меня за руку и отвел в комнату. Усадил на диван, снял с меня шапку и дубленку.

— Да у тебя кровь, Лерка.

— Где?

Я удивилась. Саша потрогал мою шею.

— Ничего. Поцарапал просто. Сейчас полотенце принесу.

Он сходил куда-то и вернулся с мокрым полотенцем. Я вытерла шею, потом по-шла к зеркалу посмотреть, все ли стерла. Под подбородком у меня тянулась длинная кровоточащая царапина. Я вернулась в комнату. Сашка сидел на диване.

— Ты его не убил? — спросила я.

— Не-ет. Удрал, гад. Чего он хотел-то, денег?

— Не знаю, — сказала я, — Он просто так на меня выпрыгнул и все.

— Ничего не говорил?

— Нет. Псих, наверное, просто.

— Ладно, мне пора. Ты, Лерка, больше не ходи никуда, посиди дома, отдохни.

— Слушай, я даже не сообразила. Ты ведь спас меня.

— А то! — сказал он, — Ладно, я пошел. Дверь за мной закрой.

Я закрыла за ним дверь. Честно говоря, я не успела даже испугаться — тогда, вы коридоре. Но дома меня вдруг затрясло. Я подумала, придут в квартиру и прибьют. Сашка сейчас на работу уйдет, а кроме него никто не придет и не поможет, кричи, не кричи. Так что я пошла в университет.

На первую пару я, конечно, опоздала и приехала ко второй. День сегодня не-ожиданно пасмурный — это после череды безликих дней, когда небо было ясно, а воз-дух ломок, словно стекло. В университете мне стало легче, пока я там сидела, я почти забыла об утреннем происшествии.

После лекций девчонки меня звали в библиотеку, но я не пошла. Настроения у меня не было, хотя вообще-то я люблю сидеть в читальном зале. Короче, я поехала до-мой.

День сегодня сер и тих. Вчера под вечер уже был ноль, и с неба летели какие-то капли — не дождь, а просто брызги растаявших небес. Погода меняется невероятно, то мороз, то неожиданная оттепель.

И ветер сегодня. По небу летели размытые синеватые облака, а выше них про-сматривались серь и белизна, но больше было синевы — не той, ясной, небесной, а смутно-размытой синевы облаков, пребывающих на грани с тучами.

По дороге я съела мороженое, шоколадное, "Серебряный снег", и развеселилась. В небе, словно мошки весенние, разлетались, порхая, две маленькие птички. Высоко раскинутые ветви деревьев колыхались на ветру, раскачивались туда и сюда, сплетаясь всяческими узорами на фоне смутного неба. Пошел снег, сырой и мелкий. Небо то за-тягивалось сумрачное пеленой, то вдруг эта пелена распадалась на отдельные тучки. С утра нападало уже достаточно снега, чтобы покрыть посеревшие сугробы свежей бе-лизной.

Я зашла в книжный магазин, купила себе настенный календарь, и еще Фаулза «Коллекционер». Давно хотела почитать, а все как-то не попадался, а тут вдруг смотрю, лежит себе на полочке. Смешно это, наверное, но про Фаулза я вообще узнала, когда читала "Темную половину" Стивена Кинга. Там эпиграфы как раз из «Коллекционера».

Когда я вышла из автобуса на своей остановке, выглянула неожиданное солнце. Низкие светлые облака разошлись, открывая голубое небо. Такой странный был мо-мент, воздух теплый, будто весной. Я зашла еще в универмаг, в минимаркет там внут-ри, купила еще весового мороженого, шоколадного. Думала, приду домой и налопаюсь до ангины. Я же знаю, мороженое — самое лучшее средство для поднятия настроения. Тем более, шоколадное.

А возле дома я увидела его.

Он стоял почему-то на газоне, в снегу, высокий, худой, в распахнутой дубленке и сбитой на затылок вязаной шапке. Мужчина смотрел вверх, словно разглядывал небо или ветви деревьев.

Вот уж когда я почувствовала настоящий душевный подъем. Я не побежала, но это лишь потому, что зима, лед, дубленка и все такое, да еще тут сумка и пакет. Я про-сто подошла к нему самым быстрым и злым шагом, на который была способна. Схва-тила этого мужчину за руку и развернула к себе.