Единорог - Лилия Баимбетова

— Сам выбирал, — буркнула я.

Мы долго пили чай. Варенья в Валерку влезает просто невероятное количество, в этом отношении он мне напоминает Карлсона. Кожа у него слегка порозовела, и из глаз исчезло это сухое, странное, лихорадочное выражение. Валерка даже вызвался по-мыть посуду.

С утра все окна замерзли так, что ничего не было видно. Чувствовалось, что мо-роз стоит необычайный. Сквозь иней на стекле видна была лишь оранжевая полоса рас-света, потом она вдруг потухла, и из-за горизонта, из-за домов и деревьев показалось нестерпимо сияющее маленькое оранжево-красное солнце.

На кухне стекла скоро оттаяли, и видно стало темно-синее небо, мрачные дере-вья и вороны, кружившие вокруг и сидевшие во множестве на ветках. Ворон было не-обычайно много. Боюсь, кому-то эта картина могла бы показаться мрачной, даже зло-вещей. А мне даже нравилось смотреть на них, на то, как они сидят, нахохлившись, на ветках, словно какие-то неведомые плоды, на их полет, когда они то машут крыльями, то, раскинув их, парят и заворачивают, выписывая круги. Стремительно пролетела стайка каких-то маленьких птичек.

Солнце всходило все выше. Валерка перемыл все чашки и тарелки и сел напро-тив меня. Вороны исчезли, небо побелело, потом поголубело. Чем выше солнце всхо-дило, тем больше становилось, оранжево-красный цвет сменился бело-желтым сияни-ем, залившим всю квартиру. Иней на стеклах стаял сверху, внизу же серебрился или собирался кристаллами, образуя простенький геометрический узор — словно увеличен-ную снежинку прислонили к стеклу. В квартире стало жарко, я встала и задернула што-ры.

Валерка такой смешной. Сел и смотрит на меня. Сегодня он до смешного похож на подростка — в джинсах и свитере. Я смотрела на него и все думала, что ему должно идти — при такой-то мальчишеской внешности? Он в любой одежде выглядит как стар-шеклассник: в костюме — как старшеклассник в костюме, в свитере — как старшекласс-ник в свитере. Совершенно легкомысленный вид. А потом мне пришло в голову, что ему, наверное, пойдет камуфляж. Почему, я не знаю, но мне так кажется. При таких светлых волосах. Наверное, это единственное, в чем он не будет похож на подростка.

Валерка подумал, пересел поближе ко мне и пальцем, осторожненько так, про-вел по моей шее.

— Мне щекотно, — сказала я.

— Расскажи что-нибудь.

— Что?

— Про себя расскажи.

Я живо повернулась к нему.

— Может, лучше ты?

— Так Сашка небось все про меня выложил.

— Да и про меня. Или, скажешь, ты его не расспрашивал?

Валерка промолчал. Начал качаться на табуретке.

— Ты как мальчишка.

— Да?

— Валера, давай, колись.

— Что ты хочешь услышать?

— Где твои родители живут?

— Ты замуж за меня, что ли, собралась? — сказал он, сделав невинные глаза, — В Мишкино. Я деревенский парень.

И посмотрел на меня с легкой, лукавой, мальчишеской улыбкой. Его усталое опьянение прошло, как не было.

— Там и братья мои живут. У меня два брата, еще сестра есть, младше меня на пять лет. Она в Москве, она там замужем. А Шома и Руслан здесь.

— Как их зовут? Твоих братьев?

— Шамиль. И Руслан.

— Ты кто по национальности?

— Татарин, а что?

— Ты, что, издеваешься? Валер, из тебя татарин, как из меня китаец. Ты же свет-лый, как одуванчик.

— Какой я тебе, к черту, одуванчик.

— Ну, ты же блондин.

— Угу. Блондин.

— И ты действительно татарин?

— Могу паспорт показать.

— Покажи.

Он мотнул раздраженно головой, поднялся и ушел в комнату, принес мне раз-вернутый паспорт.

Валерий Семенович Хазиев. Действительно татарин. День рождения тридцать первого декабря, вот это я понимаю — новогодний подарочек. В этом году ему будет тридцать восемь лет. Господи, девятнадцать лет разницы, да я столько живу. Н-да.

— Семенович? — сказала я, — Или в паспортном столе что-то напутали? Твоего от-ца Семен зовут?

— Да.

— А маму?

— Рамиля.

— Ты по маме татарин?

— Нет, отец тоже татарин. У него мать была русская, вот и Семен. Я в нее свет-лый, в бабку.

— У тебя день рождения скоро.

— Угу. А у тебя когда?

— Летом, — сказала я, в августе. Какой ты был смешной в шестнадцать лет.

— Я и сейчас смешной.

— Да, изменился ты мало, — сказала я, — разве что уши не такие оттопыренные.

— Дай сюда.

он отобрал у меня паспорт, сунул его в задний карман джинсов. Сел рядом со мной.

— Хватит надо мной издеваться.

— Разве я издеваюсь?

— А то нет.

— А ты часто туда ездишь? В Мишкино?

— Вообще не езжу.

— А что так?

Он обнял меня сзади и положил голову мне на плечо.

— А что там делать? — сказал он равнодушно.

— Родня все-таки.

— Да какая это родня. Я им не больно нужен. Ну, и они мне не особенно. Ты обещала о себе рассказать.

— Разве? — удивилась я.

— Обещала-обещала.

— Валер, тебе тридцать восемь, а мне девятнадцать. Мне и рассказывать-то нече-го,

— Так кто из нас рассказывать не хочет?

— Мой отец был историком, — сказала я раздраженно, — Мама не работала, сидела дома. Кроме меня, детей у них не было. Бабушек, дедушек я никого не знаю. Я закон-чила школу, поступила в университет. Все. Ничего интересного.

— Нашли того, кто их убил? — спросил он вдруг. Серьезно так спросил.

— Нет, — сказала я.

— В милиции что говорят?

— Да ничего они не говорят.

— Хочешь, я по своим каналам попробую выяснить что-нибудь?

— Не надо.

— Почему?

Я пожала плечами. Я не знала. И сейчас не знаю. Я отворачиваюсь от того, чем он занимается, закрываю на это глаза, и отчего-то думаю, что так и дальше будет про-должаться, что это у меня выйдет.

Мы посидели еще немного на кухне, потом переместились в большую комнату. Посмотрели телевизор немного. Валерка то ли на экран смотрел, то ли в окно за теле-визором. А я смотрела на Валеру. Искоса, тихонько. В профиль он казался старше. На виске просвечивала синеватая жилка. В общем, бедненький телевизор.

В Валеркином облике есть что-то необычайно чистое, невинное, похожее на не-винность листа бумаги, на законченность ясного неба или неподвижной водной глади. Он очень странный, по-настоящему странный. Не очень-то он похож на человека, если честно.

Мне хочется коснуться его лица, тонкой бледной кожи. Цвет его кожи такой ровный, каким бывает лишь после наложения тона; в общем-то, из-за этого Валерка и кажется таким юным. — из-за ровно-бледной, натянутой кожи. Ресницы у него редкие. С правой стороны, в уголке губ есть маленький шрамик, я только теперь это заметила. Из-за этого шрама улыбка у Валерки выходит слегка кривоватой. Я спросила, он ска-зал, что упал в детстве и порвал угол рта.