Единорог - Лилия Баимбетова

Мне казалось, она никогда меня не любила. А теперь на этих страницах тут и там я встречала записи о том, как я впервые заговорила, как у меня резался первый зуб. Но что-то странное есть в этих записях, и я не пойму, любила ли она меня в самом деле или просто наблюдала за мной, словно за неведомым зверьком.

Какой у нее подчерк, как ровно и тонко ложатся буквы на обычный тетрадный лист!

Мои фотографии. Папины фотографии. Здесь она называла его — "мой повели-тель". И еще — «маг». Ни разу по имени. Меня она здесь называла «девочкой». Она не любила мое имя. Пока она была жива, она звала меня Вивой. Я была для нее — Вива, Вивина. А папа сердился.

Это он назвал меня Валерией. Для него я была — Валерка. "Валерка, иди сюда". "Валерка, пойдем гулять". Как мальчик. Как мой Валера.

Я помню, однажды, совершенно случайно, я услышала, как они ссорятся, и папа вдруг сказал ей в сердцах: "Я назвал ее Валерией, чтобы ты не назвала ее Вивианой. У нее и так есть немало шансов погубить своего Мерлина". Вот так. Это ведь не шутка была, не метафора. Папа всегда говорил, что имя Вивиана приносит несчастье. Окру-жающим приносит несчастье….

С самого раннего детства я поняла, что есть множество человеческих миров, ко-торые практически не пересекаются. И люди одного мира часто даже не подозревают о существовании другого. Мой отец был масоном. Настоящим масоном. И его отец был масоном. И наша родня в Англии, они тоже все масоны. Но здесь, в нашем городе, если кто и слышал о масонах, то только если читал "Войну и мир". А папа, к тому же, к рус-ским масонам не имел никакого отношения, он был членом Ордена чертополоха, ста-рейшего из британских орденов. Бывают среди масонов такие люди, которые не обяза-ны являться на заседания и вообще могут жить где угодно, и занимаются эти люди "хранением и преумножением знаний", а на самом деле разрабатывают сценарий раз-вития человечества. И человечество покорно катиться по придуманному сценарию.

Это ведь не новость. Сколько американских президентов были масонами — и кто знает, что им приказывали их Ордена? Сколько советских политиков было в этом завя-зано. За время существования масонства оно не раз меняло мир. И сколько таких тай-ных правителей есть у человечества! — масоны, нефтяные магнаты, всемирный терро-ризм и прочее и прочее. Диву даешься, как только президенты и премьер-министры мо-гут думать, что они что-то решают.

Н-да. Не думаю, что кто-то из наших соседей по подъезду может поверить в это, а с другой стороны, что здесь такого невероятного? Кажется, Александр 1 был связан с британскими масонами — или это был Николай 1? Не помню. Дедушка мой родом из Англии, а папа просто пошел по семейной линии — как его отец, как его дед. А то, что масоны управляют миром, — по крайней мере, когда им это нужно, — так это тоже не новость. Просто мы живем и выше своих проблем уже ничего не видим, и кто там управляет миром — нас не волнует.

А еще мой папа баловался алхимией. И называл себя магом.

Только ему действительно очень многое было подвластно.

В конце концов, мы еще не все в мире знаем. В конце концов, на Востоке йоги вообще черт знает что вытворяют, и никто не говорит, что они ничего не могут. Ресур-сы человеческого тела до конца не изучены. Ресурсы мира нашего тоже не изучены.

Для меня он всегда был магом. Сейчас, в наше смутное время, когда в России искренний материализм сменился полуверой в колдунов, экстрасенсов и астрологов, окружение не могло отвратить меня от веры в моего отца. И в мою мать.

Папа звал ее Нинианой. Она была красива, необыкновенна, отстранена от мира. Она редко говорила с людьми. Нигде не работала. У нее был паспорт, но не было ни диплома, ни даже аттестата о среднем образовании. С ее стороны у меня не было, ни дедушки, ни бабушки, и она никогда не рассказывала о своих родителях.

При этом она, кажется, всерьез считала себя самой обычной женщиной.

Вообще-то, Ниниана, дева Ниниана — это мать Мерлина, того самого, который воспитал короля Артура.

Я долго сидела над ее дневником. История моих родителей здесь была выражена наиболее емко и в присущем маме изящном стиле — прямо на первой странице ее днев-ника:

"После безвременной кончины отца моего прекрасного и прекрасной матери моей в страхе бежала я, преследуемая злодеем, их умертвившим. Но куда бы ни бежа-ла я, он всюду настигал меня, и в час великой нужды я бросилась к магу, встретивше-муся мне, и взмолилась, говоря: спаси меня, я последняя в своем роду, я умру, и род мой умрет. И дабы укрыть меня от злодея, милостивый маг, отныне повелитель мой, из-менил мой телесный облик, обратив меня в дочь человеческую. И вновь обратилась я к нему, говоря: ты совершил надо мною великое волшебство, и стала я нынче беззащит-на, ибо лишилась я своего оружия, нуждаюсь я нынче в защитнике. Но того не сказала я, что мечтала о любви, но будучи последней из своего народа, не могла найти мужа. Нынче же, обретя человеческий облик, могла я полюбить и полюбила своего избавите-ля. Он же полюбил меня и прочел в моем сердце, и сочетались мы браком по человече-ским законам и народили дочь, имя которой дали — Валерия".

В другой комнате затренькал мобильник. Послышался голос Валеры, сонный и злой:

— Да! Серый, вы, что, там без меня не можете разобраться? Как дети, на хрен! Хаз то, Хаз се!… Да?… Ладно, скоро буду.

Он выругался вполголоса. Послышались шаги. Валера остановился в дверях.

— Тебе надо уйти? — сказала я.

— Да. Извини, ладно?… Странная комната.

— Это папин кабинет.

Валера зашел, заоглядывался вокруг. Увидел мамин портрет.

— Кто это?

— Моя мама.

— Ты на нее не похожа.

— Да, — сказала я.

— Мне идти надо, Лер. Ты извини, я сегодня так глупо пришел. Я исправлюсь, честно. Цветы и все такое.

— Валер, не надо. Не траться.

Лицо его замкнулось.

— Ты думаешь, для меня это проблема?

— Ты еще нового русского изобрази, — сказала я, — Не надо мне ничего дарить, Ва-лер, правда.

— Можно, я завтра приду?

— Приходи. Без цветов.

— Ты не любишь цветы?

— Люблю, — сказала я, — Но я не хочу, чтобы ты за мной ухаживал. А то у тебя, похоже, отработанная тактика.

— Это тебе Сашка наболтал? Так мне можно прийти, да?

— До четырех я в университете. А потом приходи.

Он ушел. Я закрыла за ним дверь и осталась одна.

Минут через десять после ухода Валерка мне позвонил. Я взяла трубку, а он го-ворит:

— Это я.

— Привет, — сказала я, — Ты, что, что-то забыл?

— Мне показалось, ты обиделась.

— Нет, — сказала я.

— Лер…

— Что?

— Я тебя люблю, — сказал он еле слышно. Будто не сказал, а просто почудилось.