Наследство. Огонь и меч - Саймон Браун

— И больше никого нет?

Священник снова покачал головой.

— Разве для зимы это не редкость?

Священник посмотрел ему в глаза.

— В общем-то нет. Самые холодные месяцы уже подходят к концу. Есть два времени года, когда бедняки болеют чаще всего — когда на улицах лед и когда по ночам так жарко, что им приходится оставляют двери и ставни открытыми, чтобы хоть как-то охладить свое жилище. Летом у нас бывает много больных трясучкой. А зимой болеют главным образом грудными заболеваниями.

— Понятно. — Олио повернулся к сопровождавшему его из дворца магу. Он не мог вспомнить, как того зовут. — Где сегодня прелат Фэнхоу?

— У него важная встреча с теургией, ваше высочество. Что-то, связанное с армией, которую мы отправляем весной на север.

Тут Олио вспомнил, как Эдейтор что-то говорил об этой встрече. Мысли его перескочили к планированию кампании; до сих пор он был лишь косвенно вовлечен в это, но отныне ему придется присутствовать на военных советах — в конце концов, ему ведь предстояло стать генералом той самой армии. Такая мысль, бывало, забавляла его, но по мере того, как близилось время выступления в поход, перспектива вести в бой более опытных людей представлялась ему все более тягостной. Он видел себя целителем, а не воином. Олио считал, что его роль в жизни— возвращать людей с порога смерти, а не вести их на нее. Но его сестра— королева, она дала ему поручение, и он не мог отказаться от него.

— У нас приготовлено перекусить с дороги, ваше высочество, — предложил священник и провел его на кухню. На грубо обтесанном деревянном столе уже стояли миски с ухой и блюда с хлебом и выпечкой; в центре высился кубок красного вина.

— Превосходно, — одобрил Олио, а затем показал на кубок. — Но это заберите. Горло мне лучше прочистит немного свежего сидра.

— Конечно. — Священник исчез вместе с кубком. Олио ожидал укола сожаления, но не почувствовал его.

«Кое-что все-таки улучшается», — сказал он себе.

Священник появился вновь с небольшим бочонком сидра, и Олио уселся за стол с ним и магом. Сперва его сотрапезники говорили слишком почтительно, но через некоторое время они почувствовали себя уютнее, и Олио, к своему удивлению, обнаружил, что это застолье ему действительно по душе.

Арива положила ладони на живот. «Да, — подумала она. — Девочка». Ее переполняло какое-то чудесное, незнакомое ощущение, и она рассмеялась от радости. Спящий рядом с ней Сендарус что-то пробормотал во сне и перевернулся, уронив руку ей на грудь. Она рассмеялась еще сильней.

Сколько времени она беременна? Одному богу известно. За последние два месяца они с Сендарусом так часто занимались любовью — и ночью, и утром, как-то раз на соломе в королевских конюшнях, а другой раз — у него в покоях, покуда его отец ожидал встречи с ним.

Значит, ребенок появится летом или осенью. Возможно, у ее дочери будет общий с ней день рождения. А у королевства будет еще одна Ашарна. И какие же у Ашарны будут братья и сестры? Например, еще одна Арива, и Берейма, и Олио. А почему бы и не Марин? Или даже Оркид? Это вызвало бы улыбку на лице канцлера и — что столь же приятно — гримасу на лицах всех аристократов из Двадцати Домов.

К концу осени Хаксус наверняка будет усмирен, а Линан — убит. Девять месяцев — и королевство снова обретет мир, которым оно наслаждалось при первой Ашарне, а также получит новую наследницу престола.

— Быть может, мы не остановимся на разгроме армий Хаксуса, — сказала Арива дочери. — Быть может, мы займем и сам Хаксус, и тогда все земли, кроме пустыни южных четтов, будут принадлежать Гренда-Лиру. Я сделаю тебя правительницей Хаксуса, и это назначение сможет подготовить тебя к моему трону, когда придет мое время. — Эта идея показалась королеве весьма привлекательной; у ее матери был лишь один изъян — слишком уж крепко она держала вожжи управления в собственных руках. Берейма начал обучаться править слишком поздно и проучился слишком мало; теперь она поняла это.

Арива перестала думать, дав себе потихоньку уснуть; рука мужа по-прежнему покоилась на ее груди, и снилось ей будущее.

Деджанус сидел за плохо освещенным угловым столиком таверны «Пропавший моряк», закутав в плащ свое массивное тело. Любой, видевший, как он вошел, не мог усомниться в том, кто он такой, но новоприбывшие его не замечали. Он медленно цедил хорошее сторийское вино, которое теперь, будучи коннетаблем королевской гвардии, мог себе позволить, и поджидал женщину, которая, как ему сообщили, почти каждую ночь работала здесь.

Она пришла чуть ли не к полуночи, видимо, сильно торопясь, и исчезла на кухне. Через некоторое время она появилась вновь, в замызганном белом фартуке и с деревянным подносом, на котором лежала мелочь на сдачу. Деджанус наблюдал за ней, покуда она переходила от столика к столику, принимая заказы и непринужденно улыбаясь, засовывая в кармашек чаевые. Женщина была пышногрудой, миловидной и чувственной. «Оно и понятно, — подумал он про себя. — Все в его вкусе». Когда она сообразила, наконец, что за плохо освещенном угловым столиком кто-то сидит, то подошла к нему.

— Извините, благородный господин, я не разглядела вас здесь, в темноте. Вам что-нибудь принести?

— Еще вина. — Он протянул ей пустую кружку, и она удалилась. Когда она вернулась, он заплатил за вино, а затем показал ей серебряную крону. Лицо ее расплылось в широкой улыбке, и она потянулась за монетой, но Деджанус убрал руку.

— Присядь.

Улыбка женщины исчезла.

— Понимаю, — безрадостно проговорила она, но тем не менее присела.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал он.

— Могу себе представить.

— Не такая помощь, Икана, — невесело рассмеялся Деджанус.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — напряглась женщина.

— У нас однажды был общий друг.

— У меня много друзей.

— Этого звали Камаль Аларн.

Женщина охнула и двинулась было встать, но рука Деджануса стремительно метнулась вперед и схватила ее за запястье, удержав на месте.

— Кто ты? — прошипела она.

Свободной рукой Деджанус снова показал ей монету.

— Новый друг. Взамен старого.

Он отпустил ее руку, и она больше не пыталась уйти.

— Ты не ответил на вопрос.

— Я на него отвечу, Икана, но это будет последним вопросом, какой ты когда-либо задаешь мне. Перед тобой Деджанус.

Глаза ее расширились от удивления и страха. Деджанус увидел, что она борется с порывом бежать от него без оглядки, но ее взгляд был прикован к серебряной кроне.

— Тебе незачем бояться. Я не виню тебя за знакомство с Камалем. Даже я был его другом до того, как он стал изменником. — Он отдал ей монету, и она упрятала ее в блузу, между пышных грудей.