Наследство. Огонь и меч - Саймон Браун

Саймон БРАУН

Наследство

Огонь и меч

Серия «Золотая серия фэнтези» основана в 1999 году

Simon Brown

INHERITANCE

FIRE AND SWORD

© Simon Brown, 2000, 2001

© Перевод. Н. Дружинина, 2007

© Перевод. В. Федоров, 2007

© ООО «Издательство АСТ», 2007

НАСЛЕДСТВО

ГЛАВА 1

Эйджер сидел за столиком в таверне «Пропавший моряк».

Ему еще не исполнилось и сорока, однако после войны он стал калекой, а кроме того, природа создала его для бродяжничества.

Сейчас ему хотелось спокойно пропустить стаканчик-другой пива.

Старый солдат поерзал на месте, пытаясь найти удобное положение, которое облегчило бы боль в его сгорбленной спине. Увы, эти попытки так и не увенчались успехом: много лет назад вражеская секира перерубила сухожилия и кость, войдя в тело так глубоко, что ране не суждено было зарубцеваться до конца. Морщась от привычной боли, Эйждер отхлебнул из поставленного перед ним сосуда глоток напитка, ощутил странный сладковатый вкус подогретого пива, приятно защекотавшего глотку, и только после этого огляделся.

Еще не наступил тот час, когда народ валом валил в питейные заведения, и хотя в просторном зале таверны было достаточно посетителей, нельзя было сказать, что помещение переполнено. Между столами сновали слуги в фартуках, выслушивая заказы и поднося напитки. Публика за столами являла собой пеструю смесь из местных жителей, торговцев и моряков; были здесь и солдаты, получившие короткий отпуск, рабочие портовых доков, несколько шлюх. Когда Эйджер входил в таверну, он поймал на себе два или три интригующих женских взгляда — однако в следующий миг женщины замечали его безобразно искалеченную горбом спину и одинокий глаз, после чего быстро отворачивались. Он не испытывал ни малейшей досады; такие вещи его попросту не волновали. Вот уже пятнадцать лет он не знал женщины, ныне любовные утехи стали для него не более чем воспоминанием. Ни одна женщина на свете не могла бы пробудить в нем несбыточных желаний.

Неожиданно кто-то опустился на свободное место напротив него. Эйджер поднял голову и увидел перед собой юношу, одетого по-крестьянски — в шерстяные штаны, грубую рубаху и заляпанный грязью плащ. Лицо юноши было чистым, карие глаза пристально смотрели на Эйджера. Юноша наклонил голову в знак приветствия, и Эйджер ответил ему таким же поклоном, отметив про себя, что вокруг было достаточно свободных столов.

— Вы были солдатом, — напрямик заявил юноша. — Я сужу потому, что и прежде мне приходилось видеть подобные травмы.

— Нет ничего удивительного в том, что у человека лишь один глаз, — спокойно отозвался Эйджер. — Да и горбатыми рождаются многие.

— Но людей сразу с двумя подобными увечьями можно увидеть не так уж часто. Может быть, ваш глаз выбит стрелой? А спину повредила алебарда или копье?

— Насчет глаза вы попали в точку, а вот со спиной промахнулись.

— Принимая во внимание ваш возраст, сэр, я бы предположил, что это случилось во время Невольничьей войны.

Эйджер начал испытывать любопытство к этому странному молодому человеку.

— А что вы можете знать о Невольничьей войне? — спросил он.

— Меня интересует все, что с ней связано, — на удивление серьезно отозвался юноша. — В какой битве вы получили свои раны? Или, может быть, вам нанесли их в разных боях?

— Это была битва при Глубокой Реке, — ответил Эйджер.

Реакция молодого человека ошеломила его. Глаза юноши загорелись, точно фонари, и приглушенным голосом он проговорил:

— Я много лет искал вас.

— Меня?

Юноша порывисто помотал головой.

— Нет, нет. Я хотел сказать — искал кого-нибудь, кто участвовал в той битве.

Эйджер подался вперед, отодвинул свою кружку и спросил:

— Как, вы сказали, ваше имя?

— Я не называл его, — спокойно ответил юноша. — Меня зовут Пайрем.

Эйджер кивнул, пытаясь припомнить, откуда ему знакомо это имя, и память не подвела его.

— Знавал я одного Пайрема, — задумчиво произнес он. — Это было много лет назад.

— На Тиире живет немало Пайремов, — заметил молодой человек.

— Тот, о ком я говорю, был солдатом. Во время Невольничьей войны он служил под моей командой.

— Он сражался вместе с вами в битве при Глубокой Реке?

Эйджер покачал головой и отвел взгляд в сторону. Его единственный глаз, серый, как зимнее небо, всматривался теперь куда-то в голубоватый дымок, просачивавшийся с кухни в зал для гостей.

— Нет, к тому времени его уже не было в живых. Ему в легкие попал отравленный воздух. Он умер в бреду — ему казалось, будто рядом с ним были его жена и дети…

Горбун вновь взглянул на молодого человека.

— Большинство наших потерь в той войне были вызваны болезнями, а вовсе не сражениями. Ты знаешь об этом?

Пайрем прищурился.

— Я припоминаю, что где-то читал об этом.

— Ты умеешь читать? — вырвалось у потрясенного Эйджера невольное восклицание. Люди, искусные в чтении, встречались ему нечасто, и в сидевшем перед ним мальчике он почувствовал нечто большее, чем можно было предположить, взглянув на его крестьянскую одежду. Эйджер попытался разглядеть руки юноши — однако в зале царил полумрак, и это ему не удалось.

— Выучиться чтению не намного труднее, чем освоить землепашество, — отозвался Пайрем, по-прежнему не возвышая голоса.

Восклицание старого солдата привлекло к их столу немало любопытных взглядов.

— А вот что касается имен, то вашего имени я еще не знаю.

— Да, в наше время не стоит чересчур легкомысленно относиться к именам, — улыбнулся горбун. — Господин Пайрем.

— Я вам верю.

Это было сказано с такой подкупающей простотой, что Эйджер испытал странное приятное чувство.

— Меня зовут Эйджер, а моя фамилия пусть тебя не волнует. Почему же ты так интересуешься Невольничьей войной?

— В той войне сражался мой отец.

— Многие отцы сражались в той войне. — Единственный глаз Эйджера затуманился. — Многие сыновья и братья. — Он откинулся на спинку стула, лицо его перекосила короткая гримаса боли. Пайрем участливо подался вперед, однако Эйджер протестующе взмахнул рукой.

— Когда погиб мой отец, я еще пачкал пеленки, — добавил Пайрем.

— Он сражался у Глубокой Реки?

— Да. Он дрался почти во всех сражениях той войны.

В голосе Пайрема Эйджеру послышались нотки гнева.