Хроники Нарнии - Клайв Льюис

А у подножия этой стены, на траве, виднелось пятнышко, сиявшее так, что даже им, привыкшим за последние дни к яркому свету, пришлось сощуриться. Подойдя ближе, они поняли, что видят ягненка с ослепительно белым руном.

— Подходите, позавтракайте, — приветливо прозвучал его голос.

Оказалось, что поблизости тлеет костерок, на угольях запекается рыба. Неожиданно впервые за долгое время все трое почувствовали себя голодными, а потому повторять приглашение не пришлось. Позавтракали с аппетитом, тем паче что такой вкусной рыбы им пробовать еще не доводилось.

— Прошу прощения, уважаемый ягненок, — промолвила, подкрепившись, Люси, — скажите, можно ли попасть отсюда в страну Эслана?

— Вам — нет! — отвечал ягненок. — Для вас путь в страну Эслана открывается из вашего собственного мира.

— Как? — изумился Эдмунд. — Неужто к Эслану можно попасть от нас?

— Ко мне можно попасть из любого мира, — прозвучал ответ, и нежная, светящаяся белая шерстка вспыхнула золотым пламенем. Ягненок исчез — перед ребятами, возвышаясь над ними, стоял огромный Лев со сверкающей гривой.

— Эслан! Но как это сделать? — спросила Люси. — Как попасть в твою страну из нашего мира?

— Этому я буду постоянно учить вас, — ответил Лев, — и пока не скажу, долог или короток будет ваш путь. Знайте лишь, что он непременно пересечет реку, но не бойтесь: я большой мастер наводить мосты. А сейчас приготовьтесь: я открою дверь в небе и отправлю вас домой.

— Эслан, — промолвила Люси, — прошу тебя, прежде чем мы уйдем, скажи, пожалуйста, когда нам снова доведется побывать в Нарнии.

— Милое дитя, — отозвался Лев. — Ни ты, ни твой брат в I [арнию больше не вернетесь.

— Ох, Эслан! — вырвалось у обоих, — Как же так?! Почему?

— Вы слишком выросли, дети, — пояснил Эслан. — Вам пришла пора узнать получше свой мир, в котором вас ждет множество дел.

— Но ты ведь знаешь, Эслан, — всхлипнула Люси, — дело вовсе не в Нарнии, а в тебе. Там мы не встретимся с тобой, а как нам жить без тебя?

— Мы с вами еще непременно увидимся, — ласково возразил Эслан.

— Разве?.. — сбивчиво пролепетал Эдмунд. — Разве ты бываешь и там?

— Бываю, — заверил Лев. — Только зовут меня там по-другому. Вам придется научиться узнавать меня и под тем именем. Но у вас должно получиться, ведь, по правде говоря, для того вы и посещали Нарнию. Тем, кто познакомился со мной здесь, легче не ошибиться там.

— А Юстейс? — спросила Люси. — Ему что, тоже больше не видать Нарнии?

— Милая девочка, — терпеливо проговорил Эслан, — так ли тебе нужно это знать? Поспешите, дверь в небе сейчас откроется.

В тот же миг, словно кто-то разорвал штору, в сплошной голу-бой завесе образовалась щель, откуда ударили слепящие белые |учи. Люси, Эдмунд и Юстейс ощутили мягкое прикосновение золотой гривы, почувствовали на лбу поцелуй и… оказались по ту (трону неба, в спальне кембриджского дома тетушки Альберты.

Вот, собственно, и вся история, от себя добавлю самую малость. Во-первых, все участники плавания благополучно добрались до острова Романду; трое лордов пробудились от волшебного сна, а Каспиан женился на дочери Романду и увез ее в Нарнию, где она стала великой королевой, матерью и бабушкой великих королей. Во-вторых, Юстейс по возвращению в наш мир изменился так сильно, что многие удивленно восклицали: «Да уж тот ли это мальчик?» Недовольна была только Альберта — по ее мнению, сын стал скучным и заурядным, и конечно же, причиной всему — дурное влияние этих гадких Эдмунда и Люси Певенси.

СЕРЕБРЯНОЕ

КРЕСЛО

© В. Воседой,

перевод, 2000

Посвящается Николасу Харди

Глава 1

На школьных задворках

Был серый осенний денек. Джил Поул плакала на задворках школы. Плакала, потому что ее опять обидели. Опять они.

Нет, речь у нас пойдет не о школьных делах, и я не стану слишком распространяться о заведении, в котором училась Джил, тем более что говорить об этом не слишком приятно. Скажу только: то была «Экспериментальная школа совместного типа обучения» или, если проще, «смешанная школа», то есть такая, где мальчиков и девочек «перемешали», чтобы не сказать «перепутали», — но больше всего намешано и напутано было в головах у тех, кто руководил этим экспериментом. Основной их принцип был вот каков: пусть дети делают все, что им угодно. К сожалению, десяток-полтора старших учеников решили, что им угодно издеваться над прочими, и всевозможные пакостные дела и делишки, которые в обычной школе обнаруживаются и искореняются в два счета, здесь процветали. Более того, виновных не только не изгоняли из школы, по далее не наказывали, напротив, сама директриса со словами: «Ах, какой интересный психологический казус» — вызывала их в свой кабинет и беседовала с ними иногда по несколько часов кряду. А кто исхитрялся на таком собеседовании еще и подладиться к начальству, становился любимчиком.

Вот почему в тот серый осенний день Джил Поул плакала на мокрой тропинке между задним фасадом школы и зарослями лавра. Она еще всхлипывала, когда из-за угла вынырнул какой-то мальчишка; он шел, засунув руки в карманы, и насвистывал. И едва не налетел на нее.

— У тебя что, глаза на затылке? — закричала Джил.

— Да ладно тебе, — окрысился мальчишка, — не вопи… — И вдруг заметил, какое у нее лицо. — Эй, Поул, ты чего это?

А лицо у нее было такое, знаете, какое бывает у человека, который только что плакал, потом захотел что-то сказать, но вместо этого вот-вот снова заплачет.

— Понятно, — мрачно протянул мальчишка, засовывая руки еще глубже в карманы. — Опять, значит, они?

Джил кивнула. Объяснений не требовалось. Оба прекрасно знали, о ком идет речь.

— Так вот, Поул, — сказал мальчишка, — всем нам следует…

На уме у него было что-то хорошее, но на словах получилось как-то слишком по-учительски, и Джил вдруг разозлилась (как тут не разозлиться, если тебя застали чуть не в слезах).

— Иди-ка ты отсюда, — замахала она руками. — Не лезь ко мне. Тебе что, больше всех надо, да? Ты что, лучше всех знаешь, что нам делать, да? Хочешь, чтобы все подлизывались, на коленках ползали и плясали под их дудку — вроде тебя?

— Ничего себе! — от изумления мальчишка сел на скамейку покрытую дерном и тут же вскочил, потому что трава была мокрая. Его звали Юстейс Скрабб, по прозвищу Бяка, впрочем, бякой он не был.

— Это несправедливо! — воскликнул он. — Что такого я сделал? Разве ты не знаешь? Это ведь я задал жару Ломовику, тогда, из-за кролика. И хоть меня пытали, Спивенса я не выдал. А потом…