Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прыгай! – крикнул он. – Прыгай!
Только тут мы заметили, что упирались спинами в борт. Бьёрн толкнул меня в грудь, и я перелетел назад через борт.
Помню, как ударился лбом и оцарапался о борт и что вода была удивительно теплой. Я припоминаю, как погружался в воду, не переставая держать топор, как посмотрел на поверхность воды, она напоминала серебристый клин между поросшими водорослями корпусами. Наверху я с трудом различил фигуру, склонившуюся с судна. На меня смотрел Бьёрн, а потом красное пятно появилось на его голове. Я поплыл прочь, поддерживая его. Брат не шевелился и не издавал ни звука. Я плыл с ним между трупами, веслами, летящими стрелами, окровавленными людьми, пытающимися ухватиться за меня и молящими о помощи. Корабли были теперь разбросаны по всему проливу: они стояли сгрудившись в кучки, тут и там, и некоторые из них выглядели покинутыми. Вначале я хотел зацепиться топором за борт одного из них, но побоялся, что там могут оказаться люди Олава, и я не понимал, как мне поднять Бьёрна на борт. Поэтому я доплыл до мыса, где мы переночевали накануне. Он теперь был южнее нас, потому что во время сражения поднялся ветер и снес корабли на север.
Бьёрн не издал ни звука, пока мы плыли. Я плыл на спине, держа его за подмышки, придерживая датский топор на груди брата. Так было очень тяжело плыть, а теперь еще и волны сносили нас в сторону. Я разговаривал с Бьёрном, пока плыл. Я просил его, чтобы он проснулся, потому что казалось, он просто спит, если бы не кровь, стекавшая по лбу.
Когда я почувствовал землю под ногами, вытащил Бьёрна на берег. Мы выплыли как раз к тому месту, где стояла наша шнека. Я подошел к ней, взял шкуры и снял с брата мокрую одежду. На его голове виднелась рана, которую он получил, скорее всего, сразу после того, как столкнул меня в воду. Я снял повязку с его руки, порез был глубоким, и из него по-прежнему сочилась кровь. Я оторвал новые кусочки ткани от его рубахи, обмотал ими рану, затянув их потуже. Тогда его рот открылся и из груди вырвался клокочущий звук, но тело так и оставалось неподвижным.
Не помню, чтобы я плакал. В памяти осталось лишь то, как, обессиленный, я сидел рядом с телом своего брата. Когда появились мародеры, они ткнули в меня палкой и пробормотали, что я сошел с ума. Они подошли к Бьёрну, начали рыться в его сырых вещах, а когда не нашли ничего, повернулись ко мне. Их было пятеро, все в наручах, цепочках и ожерельях, с полными кошельками денег. Все это они забрали у тех, кому удалось выбраться на сушу, но кто был слишком слаб, чтобы дать отпор. У одного не было кончика носа, что явно указывало на то, что его раньше наказывали за кражи. Его я хорошо запомнил, потому что он полностью повернулся ко мне и уставился мне в глаза.
– Этот не опасен, – сказал он, поднимаясь и уже держа мой датский топор в руке, а на его лице появилась ухмылка. Тогда я пришел в себя, дотронулся до пояса, но обнаружил, что сакса там не было. Скорее всего, он выпал, когда я плыл.
Не знаю, хотел ли он убить меня, потому что он так и не успел поднять топор. Кто-то к нему кинулся, седобородый упал, выронив оружие. Какой-то юноша бросился мне на помощь, он быстро схватил топор, прогнав мародеров. Потом повернулся ко мне с Бьёрном, и я увидел, что это был Щенок, сын ярла с острова. Я встал на ноги, ведь он был одним из людей Олава. Подумал, что он сейчас набросится на меня.
– Островитяне помогают друг другу, – сказал он тогда. Его взгляд остановился на Бьёрне. – Твой брат… Он умер?
Щенок отдал мне топор и встал на колени возле неподвижного тела Бьёрна. Тогда я развернулся и пошел прочь от них. Я помню, как я стоял возле края воды, на мои ноги набегали волны, вымывая из-под них песок, так что с каждой новой волной я уходил все глубже. Меня не волновало, что вода была холодной. Я ничего не чувствовал. Когда я поднял голову, то увидел драккары, сражающихся людей, трупы в воде и два горящих паруса. Великий Змей был полностью окружен. Никто так и не смог захватить могучий корабль Олава, мне даже показалось, что я вижу его самого там, стоявшего на корме с небольшим количеством людей, окруженного плотным кольцом воинов со щитами. Может, это Рос наклонился сейчас к Олаву? Казалось, он шепчет что-то на ухо норвежскому конунгу, возможно, он так и сделал, потому что ему надо было подойти поближе, лишь бы перекричать грохот битвы.
Помню, как я посмотрел на своего брата. Я увидел, что Щенок трясет его и хлопает по щекам, как будто это чудесным образом могло вернуть брата к жизни. Я повернулся снова в сторону кораблей. Я вспомнил об отце и том дне, когда Рос убил его. Снова посмотрел на брата, и, когда я смотрел, как Щенок трясет его окровавленное тело, со мной что-то произошло. Я поднял датский топор, зашел в воду и поплыл. Я убрал топор за пояс на спине и стал быстро грести между трупов и дрейфующих пустых кораблей, и вскоре я был уже в самом центре битвы. Мои сыновья любят хвастаться, что я, такой молодой, сражался с христианским конунгом при Свёльде, что я первым зашел на Великого Змея, зацепившись топором за борт, забравшись на место, где находились гребцы, а оттуда еще выше через борт. Но все было совершенно иначе. Я забрался так, как меня учил Ульфар Крестьянин, но не на самого Великого Змея, а в трех кораблях от него. Я подпрыгнул в воде настолько высоко, насколько мог, и зацепился топором как крюком за борт, а дальше уже поднялся по топорищу наверх.
Каждый, кому доводилось участвовать в битве, знает, что когда сражение становится более плотным, то все раненые и покалеченные остаются позади и получается, что центр окружают стонущие, изуродованные, кровоточащие люди. Среди таких я и очутился вначале. Трудно было различить, кто там был враг или друг, то же чувствовали и другие, когда я забирался на
