Буря Жнеца - Стивен Эриксон

Итак, она наконец возвращается в Летерас… вероятно, как раз вовремя, чтобы пронаблюдать за его падением. «Пронаблюдать? Милая Шерк, у тебя гораздо более важная роль. А именно – привести проклятых врагов прямо к причалам столицы. Насколько знаменитой ты станешь? Сколько проклятий полетит в твою сторону?»

– Есть один ритуал… – сказал кто-то сзади.

Она повернулась. Тот странный тип в мятой мантии с лицом, которое очень легко забыть. Жрец. – Банашар, что ли?

Он кивнул: – Могу присоединиться, капитан?

– Как пожелаете. Но на данный момент я не капитан. Пассажир, гость.

– И я тоже, – сказал он. – Как я упомянул, есть ритуал…

– Какой именно?

– Предназначенный найти и снова привязать к телу вашу душу. Удалить проклятие, вернуть жизнь.

– Малость поздновато, Банашар. Если считать, что я вообще захочу этого.

Жрец поднял брови: – Вы не мечтаете о жизни?

– А должна?

– Похоже, я последний живущий на свете Верховный Жрец Д’рек Осенней Змеи. Она – лик старости, болезни и умирания. Она – воплощение всепожирающей земли, что берет плоть и кости, она – огонь, превращающий нас в пепел…

– Да, отлично. Я поняла намек.

– Я больше всех прочих понимаю противоречие между жизнью и смертью, горечь осени, что когда-либо найдет любого из нас…

– Ты долго еще будешь трендеть?

Он отвел взгляд. – Нет. Я пытаюсь возродить в себе веру…

– Во имя Плиток, Банашар! Не смеши меня. Пожалуйста.

– Смешить? Ах, да, выспренние слова. Я просто…

– Чепуха.

На лице возникла лукавая улыбка – куда лучше, чем прежнее похоронное уныние. – Ладно, Шерк Элалле. Почему вы не желаете оживать?

– Разве я не состарилась бы за эти годы? Но сейчас остаюсь привлекательной…

– Внешне – да.

– А у тебя было время заглянуть вовнутрь меня?

– Я не стал бы делать этого без разрешения.

– Даю. Проникай поглубже, Верховный Жрец.

Он устремил на нее взор, медленно прищурился. Еще миг – и жрец заморгал и отступил на шаг. – Боги подлые! Что это такое?

– Какое это «это», достойный господин?

– Какие-то… корни… пронизывают все ваше естество. Каждая вена и артерия, тончайшие капилляры… живут…

– Моя утулу. Говорят, постепенно она захватит всё. Ее аппетиты… – она ухмыльнулась, – бездонны. Но я научилась их сдерживать – более или менее. У нее есть собственная гордость…

– Вы мертвы и не мертвы – но то, что живет в вас, Шерк Элалле, то, что захватило все тело… это паразит, чужак!

– Зато блох отгоняет.

Он не смог закрыть рта.

Шерк ощутила нарастающую тревогу. – Странник побери твои ритуалы. Я почти довольна собою нынешней. А совсем довольна буду тогда, когда выброшу старую набивку и заложу новую…

– Прошу, не надо продолжать.

– Как скажешь. Есть еще темы для беседы? По правде говоря, у меня нет времени на верховных жрецов. Разве благочестие происходит от пышных одеяний и надменного вида? Покажи мне жреца, умеющего плясать – и я погреюсь в его тени. Недолго. А так…

Он поклонился: – Извините меня.

– Забудь о возрождении веры, Банашар, и найди себе более достойные ритуалы. Живи.

Он подался назад – и чуть на столкнулся с подошедшей Адъюнктом и ее вездесущей телохранительницей Лостарой Йиль. Еще один мрачный поклон – и жрец сбежал по ступеням.

Адъюнкт нахмурилась: – Кажется, вы раздражаете моих пассажиров, Шерк Элалле.

– Не мои заботы, Адъюнкт. Я была бы полезнее на собственной палубе.

– Не доверяете старшему помощнику?

– Моему частично разобранному на детали мужчине? Почему вы так думаете?

Лостара Йиль фыркнула, подчеркнуто не обратив внимания на предостерегающий взгляд Таворы Паран.

– У меня много вопросов, капитан, – продолжила Адъюнкт. – Особенно сейчас, когда мы все ближе к Летерасу. Разумеется, ваши ответы я высоко ценю.

– Вы слишком осмелели. Идете прямо на столицу.

– Я прошу ответов, не советов.

Шерк пожала плечами: – Один мой дядя бросил Летерас и жил среди мекросов. Тоже не любил слушать советы. Он уплыл, а довольно скоро пришел корабль с Мекроса, что дрейфует к югу от Пилотта – они рассказали, что подобный город был раздавлен льдами и затонул – даже обломков не осталось. Как и выживших. Пошел прямиком в пучину. Как раз на этом невезучем городе жил мой дядя.

– Тогда вам удалось получить весьма ценный урок, – сказала Лостара Йиль сухим и намекающим на насмешку тоном.

– Гм.

– Да, да. Люди, имеющие грандиозный план, никогда не слушают советов. Особенно когда советы им не нравятся.

– Отлично сказано. – Шерк улыбнулась татуированной женщине. – С такими общаться – одно разочарование.

– Если вы уже закончили ваши тщательно завуалированные жалобы, – вмешалась Адъюнкт, – я хочу спросить капитана о летерийской тайной полиции. О Патриотах.

– Увы, – ответила Шерк, – это невеселая тема. Совсем невеселая.

– Я не любительница веселья.

«Да, поглядишь на тебя – сразу это поймешь».

В сопровождении двенадцати самых преданных гвардейцев из Вечной Резиденции Сиррюн Канар шагал к холму Кравос, что в двух тысячах шагов от западной стены Летераса. Шатры Имперской бригады доминировали над разбросанными вокруг лагерями вспомогательных рот и малых бригад; укрепления Тисте Эдур, размещенные немного к северу, тоже выглядели внушительно. На взгляд Канара, там не меньше трех тысяч клятых дикарей.

На вершине холма стояло несколько офицеров – летерийцев и вождей Эдур, среди которых был Ханради Халаг. Сиррюн вытащил свиток, сказав бывшему корольку: – Я здесь, чтобы доставить приказы Канцлера.

Ханради с равнодушным лицом протянул руку, передал свиток помощникам, даже не взглянув на него.

Сиррюн скривился: – Такие приказы…

– Я не знаю летерийского.

– Если желаете, я переведу.

– У меня есть свои люди, финед. – Ханради Халаг глянул на офицеров Имперской бригады. – В будущем мы, Эдур, будем сами охранять границы лагеря. Конец параду летерийских шлюх. Отныне ваши развратные солдаты будут тратить лишние деньги где-нибудь в другом месте.

Эдур повел своих с вершины холма. Сиррюн некоторое время молча следил за ними, убеждаясь, что никто не остался. Затем развернул другой свиток и подошел к Преде. – Это тоже приказы Канцлера.

Преда был опытен не только в битвах, но и в дворцовых интригах. Он спокойно кивнул и принял свиток. – Финед, – спросил он, – будет ли Канцлер лично командовать нами?

– Думаю, что нет, господин.

– Создается неловкое положение.

– В некоторых вопросах я буду его голосом, господин. Что до остального – изучив свиток, вы поймете, что получили полную свободу в вопросах ведения боев.

– А если мы не согласимся с Ханради Халагом?

– Сомневаюсь, что это составит проблему.

Сиррюн видел, как командир пережевывает его ответ; видел, как его глаза чуть расширились.

– Финед, – начал Преда.

– Господин?

– Как себя чувствует Канцлер в данный момент?

– Воистину хорошо чувствует.

– А… насчет будущего?

– Он смотрит в него с полнейшим оптимизмом, господин.

– Прекрасно. Благодарю, финед.

Сиррюн козырнул. – Прошу разрешения идти, господин. Где можно расположить мой личный лагерь?

– Поближе к холму, финед – отсюда я буду командовать битвой. Желаю, чтобы вы были неподалеку.

– Господин, тут мало места…

– Можете переместить моих людей куда захотите, финед.

– Благодарю, господин.

О да, ему это нравится. Корявые солдаты в пыльных сапожищах – они всегда свысока смотрели на собратьев из дворца. Ну что же… пара проломленных черепов – и их настроение изменится. С разрешения господина Преды.

Он снова отдал честь и повел своих людей вниз с холма.

Этот человек выглядит знакомым. Он был ее учеником? Сын соседа, сын знакомого ученого? Вопросы вились в уме Джанат, пока ее тащили из дома Теола. Она плохо помнит путь до казармы истопатов. Но тот человек, знакомое лицо – лицо, вызывающее странные чувства – она не может его забыть.

Она оставлена скованной в одиночной камере, среди тьмы и кусачих паразитов. Дни; может, целая неделя? Раз в день сквозь щель в двери просовывается тарелка склизкой бурды. Нет, скорее нерегулярно – если она не поставит пустую тарелку в пределах досягаемости рук охранника, новая вообще не появляется. Этот обычай ей не объяснили на словах, но она уже восхищается его точностью и красноречивостью. Непокорность означает голод; нет, скорее, голодную смерть – голод присутствует тут всегда. За время жизни в доме Теола и Багга она отвыкла от голода. Она почти чувствовала отвращение к жареной курятине. Теперь куры видятся ей во снах.

Тот человек, Танал Ятванар, приходил лишь однажды – похоже, чтобы поглумиться. Она и не подозревала, что разыскивается за подстрекательство к мятежу; хотя такая новость ее мало удивила. Когда к власти приходят подонки, образованные люди первыми ощущают вкус их кулаков. Какая жалкая комедия: так много зла исходит от таких маленьких людей! Малоумных. Неважно, сколь велик меч в руке, мозг остается маленьким. Сознание собственной ничтожности вечно грызет подобных типов.