Буря Жнеца - Стивен Эриксон

Игнорируя толпу, выкрики которой теперь звучали истерически, Рулад прошелся по арене, разрывая мерцающие волны исходящего от песка жара. Разбрызганную кровь почти смыл его собственный пот, сочащийся между потемневших монеток, блестящий на неровных рубцах. Кровь и пот смешались в поток прогорклой победы, лишь на краткое время способный запятнать золотой доспех.

Канцлер Трайбан Гнол не понял бы его мыслей. Рулад уверен. Золото и серебро презирают мелкие обманы смертных. Карос Инвиктад тоже не понял бы этого.

Рулад во многом восхищается Великим Изменником, Теолом Беддиктом. «Беддикт, да. Брат почтенного воина, с которым я имел честь встретиться. Однажды. Брюс Беддикт, победивший меня по-настоящему; в этом он отличается от всех иных людей.Карос Инвиктад хочет вытащить Теола на арену, выставить перед Императором на позор, заставить слушать озлобленные крики алчной толпы. Карос Инвиктад думает, что подобное представление унизит Теола Беддикта. Но если Теол подобен Брюсу, он будет просто стоять с улыбкой на лице, и улыбка станет его Вызовом. Вызовом мне. Приглашением устроить экзекуцию, разрубить его на куски – ведь с братом у меня не вышло. Да, я прочитал бы в его глазах понимание…» Рулад отказался. Оставил Теола Топлякам, этому цирку дикости, сборищу игроков.

А пока что фундамент империи шатается, скрежещет, плюется пылью; некогда прочные краеугольные камни проседают, как будто сделаны из мокрой глины. Недавние богачи совершают самоубийства. Склады осаждены всё растущими толпами, тысячеглавый зверь нужды восстал по всей империи. Проливается кровь за пригоршню доков, за сухую корку; в трущобах матери душат детей, чтобы не видеть, как они сначала пухнут, а потом сохнут от голода.

Рулад чувствовал жар солнца, хотя стоял сейчас в арке, проглоченный тенями.

«Моя великая империя».

Канцлер предстает перед ним каждый день – и лжет. Все хорошо, а после казни над Теолом Беддиктом будет совсем хорошо. Шахты работают день и ночь, чеканится больше монеты; но требуется неусыпный контроль – Карос Инвиктад думает, что все уворованное Теолом может вернуться. Но период инфляции лучше бедствия, охватившего Летер сейчас.

Однако Ханнан Мосаг говорит совсем другое. Он изобрел ритуалы, позволившие Руладу собственными глазами видеть мятежи, безумие – туманные сцены, иногда почти неразборчивые – но отдающие знакомой вонью истины. Цеда тоже лжет – лжет умолчанием.

– Что там с вторжением? Покажи мне этих малазан, Цеда.

– Не могу, Император. Они защищают себя странным волшебством. Видите, вода в чаше затуманивается, едва я начинаю поиск. Как будто они бросили в нее горсть муки. Вода слепа, она ничего не откроет.

Ложь. Трайбан Гнол гораздо более неуклюж в уверениях – это доказывает, что канцлер все сильней озабочен, даже испуган. Малазане высадились на западном берегу и начали поход вглубь, к самому Летерасу. Они оказались хитрыми, опасными, сразиться с ними означает откатиться назад, побитыми и окровавленными. Пути отступления усеяны телами мертвых летерийцев и Эдур. Да, они явились за Руладом. Может ли канцлер остановить их?

– Да, Император. Мы сможем. Ханради разделил свои силы. Одна часть осталась с главной армией, к западу от города. Другая быстро, налегке переместилась к северу, а сейчас двигается на запад – словно замахнувшаяся рука – чтобы оказаться сзади малазан. Но не так, как мы поступали раньше. Эдур не пойдут колоннами по дорогам. Они будут сражаться как прежде, во время войн объединения. Военные отряды бесшумно движутся в тенях, в искусстве скрадывания они равны малазанам, а может быть, и превосходят их…

– Да. Мы перенимаем опыт, но не новый, а старый. Наше важнейшее умение. Чья это идея? Скажи!

Канцлер согнул спину: – Разве не вы, государь, назначили меня главой обороны?

– Твоя?

Еще один поклон. – Я бы сказал, Император, что вы сами руководите всем.

Чрезмерное подобострастие, вызванное презрением. Даже Рулад это понял.

Цеда обошелся без излишних реверансов: – Идея моя и Ханради, Император. В конце концов, я был Королем-Ведуном, а он моим злейшим соперником. Войну нужно перевести в русло, хорошо знакомое Тисте Эдур. Вполне очевидно, что вести сражения на летерийский манер – означает проиграть.

– Но будет и прямое столкновение, большая битва.

– Кажется, так.

– Хорошо.

– Может, и нет. Ханради думает…

Тут снова начались передергивания, полуправда, плохо завуалированные наскоки на канцлера и его руководящую роль. Как трудно составить картину, соответствующую реальности, пробиться сквозь обманы, выбить фрагменты истины – Рулад устал. Но что еще он мог сделать? Он учится, черт всех подери. Учится.

– Расскажи, Цеда, о вторжении из Болкандо.

– Наши пограничные форты захвачены. Произошло две битвы, в каждой летерийцы были вынуждены отступить с тяжелыми потерями. Альянс между восточными королевствами ныне стал реальностью. Кажется, они купили целые армии наемников…

Болкандийский Сговор… стал реальностью. Значит, раньше он был ложью. Рулад вспомнил потрясение на лице Гнола, когда он повторил слова Цеды – как свои собственные: «Альянс между восточными королевствами ныне стал реальностью, Канцлер?»

Маска Трайбана Гнола треснула – никаких иллюзий, никаких признаков нового уровня игры. Этот человек выглядел… виноватым.

«Мы должны выиграть войны. И на западе, и на востоке. А еще мы должны переделать империю. Дни Должников миновали. Дни монет, властвующих над плотью, прошли. Я, Император Рулад, возложу руки свои на глину и вылеплю что-то новое».

Итак. Пусть продолжится эпидемия самоубийств бывших богачей. Пусть лопаются великие торговые дома. Пусть бедняки разрывают знать по суставам. Пусть горят поместья. Когда пепел уляжется, остынет, Рулад обретет плодородную почву для новой империи. Его империи.

«Да, на этот раз будет иначе. Я чувствую возрождение. Близкое. Неминуемое. Я ощущаю его. Возможно, его будет достаточно, чтобы я снова возлюбил жизнь. Свою жизнь. О, Отец Тень, веди меня!»

Маэл стал неосторожен. Странник использовал неосторожность против него. Старший Бог, одержимый мыслью о спасении дурацкого приятеля – смертного, ступил в простейшую ловушку. Какое облегчение – устранить с пути надоедливого ублюдка. Радость почти перевешивает отвращение к тупой жадине Пернатой Ведьме, чью мерзкую компанию Странник только что покинул.

Он стоит в темном коридоре. Один.

Недавно же…

– Мы получим Смертного Меча, – провозгласила она с насеста – алтаря, островком раскорячившегося над черной водой. – Идиот останется слепым и глухим.

– Какой идиот? Наш долгожданный Смертный Меч?

– Не понимаю твоего скепсиса, Странник. Все идет как должно. Наш культ растет день за днем, среди летерийских рабов, а теперь и Должников…

«Ты хочешь сказать – среди недовольных». - И что ты обещаешь им, Пернатая, во имя мое?

– Золотой век прошлого. Когда ты был возвышен среди прочих богов. Когда тебе поклонялись все летерийцы. Наша слава ушла, и придется ее восстанавливать.

– Не было золотого века. В Летере никогда не поклонялись мне в ущерб прочим богам. Время, о котором ты говоришь – век терпимости, плюрализма, процветания культуры…

– Плевать на правду. Прошлое таково, каким я описываю его. Мы свободны, когда проповедуем невеждам.

Тогда он засмеялся. Верховная Жрица набрела на великую мудрость. – Да, собирай недовольных и невежественных дураков. Наполняй их головы благородной славой никогда не существовавшего прошлого, посылай на все четыре стороны исходить дурацким, но таким комфортным пылом. И начнется наш золотой век, век купания в удовольствиях, наслаждения тиранией и тотальным контролем над жизнями людей. Слава могучему Страннику, богу – сокрушителю диссидентов!

– Делай что хочешь со своей силой. Я сама знаю, что сделать с моей.

– Удинаас отверг тебя, Пернатая. Ты потеряла того, кого жаждала получить больше всех прочих.

Она улыбнулась. – Он переменит решение. Увидишь. Мы с ним оснуем династию. Он Должник. Нужно всего лишь пробудить в нем жадность.

– Пернатая Ведьма, внимательно послушай своего бога. Прими крохотный кусочек его мудрости. Жизни людей нельзя использовать. Предложи им блага, но не огорчайся, если они выберут нищету… ибо это ИХ нищета, и они охотнее выберут свою тропу, а не чужую. У трясов есть поговорка: «Открой им объятия берега и смотри, как они уходят в море».

– Неудивительно, что они вымерли.

– Пернатая…

– А теперь послушай МОЮ мудрость, Странник. Мудрость, в которой так нуждались трясы. Когда дело доходит до использования чужих жизней, главное – лишить людей свободы выбора. Когда свершено это, остальное свершить гораздо легче…