Талли - Паулина Симонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не дерьмо, — сказал Джек. — Я просто не знал, что делать.
— Ублюдок, ты хоть понимаешь, что они мне не разрешили взять малышку только потому, что ее записали не под моей фамилией?! И ее и мою жену?! — Он почувствовал, как глаза стали горячими и мокрыми и сжал кулаки, пытаясь досчитать про себя до ста. Ничего, ничего, спокойнее…
— Я не знал, что делать, — повторил Джек. — Слушай, извини. Я сейчас пойду и все исправлю.
— Ах ты гад, — снова сказал Робин. — Ну почему ты не оставишь нас в покое? Что тебе от нас надо?
— Прости, Робин, — сказал Джек. — Я знаю, ты не заслужил такого.
— Пошел к черту, — произнес Робин, отворачиваясь. — Чтобы я больше не видел твою рожу!
Джек снова засунул руки в карманы и не двинулся с места. Робин ничего не мог прочесть на его лице просто потому, что плохо видел это лицо. Глаза снова застлала какая-то пелена.
Робин пошел в детское отделение. Джулия с Бумерангом были внутри и Бумеранг держал на руках сестренку. Робина пропустили, надеясь, что Джулия проследит за ним, и после того, как он вымыл руки, ему позволили подержать девочку.
— Папа, она такая миленькая, — прошептал Бумер, — правда?
Спеленутая Дженнифер спала.
— Да, конечно, Буми, — согласился Робин, думая про себя, что это дитя похоже на пришельца из другого мира, на инопланетное существо, чудом оказавшееся в Стормонт-Вэйл. Кто на самом деле этот ребенок?
— Смотри, папа, она так похожа на маму! И волосики светлые! Интересно, какого цвета у нее глазки?
У ребенка действительно были беленькие волосики.
— Думаю, что у нее и глаза мамины, — сказал Робин. — Ну, пошли, Бумеранг. Пора домой.
Вечером, когда Робин укладывал Буми спать, мальчик спросил:
— Папа, а мама поправится?
— Конечно, поправится.
— Я знаю, почему ты не очень радуешься ребеночку. Потому что переживаешь за маму?
— Ну разумеется, поэтому, — сказал Робин. — И я, — с трудом добавил он, — я очень рад ребенку.
Потом Робин сел в кресло-качалку в детской и долго прислушивался к тому, как ворочался и вздыхал его сын.
— Папа! — позвал Бумер.
Робин открыл глаза.
— Папа, я вот что подумал. Ведь малышке будет трудно произносить имя «Бумеранг», как ты думаешь? Такое длинное имя. Может, вам с мамой стоит называть меня Робин? Это ведь мое имя, да?
— Разумеется, это твое имя, дорогой, — сказал Робин, вставая и подходя к кроватке. — Но мы всегда называли тебя Бумерангом. Это тоже твое имя.
— Да, я знаю, папа, — вздохнул Буми, отворачиваясь. — Но Дженнифер его не выговорит.
Новогодний вечер перешел в день. Просто очередной понедельник. Утро понедельника, день понедельника, вечер… Пульс у Талли был частый и слабый, давление падало. Она все еще не очнулась, и кровотечение не прекращалось. В понедельник ей сделали еще два переливания крови. Вечером кровь сдал Робин. Он не стал спрашивать, кто сдавал кровь утром.
Фамилию на квиточке в детском отделении заменили. Дженнифер Пендел Де Марко — вот и все, что уступил Джек Пендел Робину. «Что обо всем этом скажет Талли? — подумал Робин. — Надеюсь, она скоро придет в себя. Мне надо зарегистрировать рождение ребенка».
Воскресным вечером позвонила Шейки. Просто так, но Бумеранг, то есть Робин-младший, сказал ей, что у Талли родился ребенок. Лучше бы он этого не говорил. Шейки несколько минут выражала свой восторг, а потом поинтересовалась, как чувствует себя Талли. Робин солгал. Он сказал Шейки, что к Талли в реанимацию никого не пускают, а ребенок в карантине во избежание инфекции, и его тоже нельзя увидеть.
— Да она никогда мне не простит, если я не навещу ее и ребенка, — сказала Шейки.
— Не волнуйся, Шейки. Она незлопамятна.
Утром в понедельник Робин отправился в клинику и остался там до вечера. За Буми присматривали Хедда с Милли. Милли заехала в клинику и сказала, чтобы он не волновался, она останется у них на ночь. «Господи, спасибо тебе за Милли!» — подумал Робин.
Милли погладила Робина по рукаву и сочувственно сказала:
— Не волнуйтесь, мистер Де Марко. Все еще образуется и наладится. Мы за вас молимся.
Робин не был уверен, что правильно понял Милли. Он сомневался, что Милли имела в виду здоровье роженицы. Она сказала, что молится за него, а не за Талли.
Робин сидел в комнате ожидания то один, то с Джулией и пытался ни о чем не думать. Иногда он спускался вниз, в кафе, чтобы выпить что-нибудь или купить тиленол — унять ноющую боль повыше левого уха. О еде не было речи. Когда вечером давление у Талли опять упало, вопрос о возвращении домой тоже отпал. Талли ввели еще дозу сульфатов, и, когда ее руки уже не были такими горячими, Робин задался вопросом: «Значит ли это, что ее состояние улучшилось?» Судя по выражению лица доктора Бруннера он понял, что — нет. Он не хотел уходить из реанимации, но его настойчиво попросили. Видимо, к Талли рвались другие посетители.
Робин задремал в кресле, голова его свесилась набок. Но он поминутно просыпался. Сигнал интеркома будил его. Он вздрагивал всякий раз, ожидая услышать:
— Мистер Робин Де Марко, просим вас пройти в реанимацию на четвертом этаже.
Для размышлений времени было достаточно. К счастью, Джек нашел себе другую комнату ожидания, и Робин в основном сидел в одиночестве. Иногда он размышлял в детском отделении, держа маленькую Дженнифер на руках.
— Мамочка будет гордиться тобой, моя маленькая, — шептал Робин, гладя завитки волос на голове девочки. — Думаю, она хотела, чтобы Бумер был похож на нее. Но это даже лучше, что похожа на нее именно ты. Потому что ты — девочка, и вообще…
А иногда Робин думал так: почему Джек записал ребенка именно на свою фамилию? Был ли он год назад здесь? Или он не покидал Топику? Робин отсчитывал девять месяцев. Апрель. Апрель — не лучший месяц для покраски, черт возьми! Почему он назвал свою фамилию?
— Мне жаль, мистер Де Марко. Вашей жене стало хуже.
Было утро вторника, 8.30. Робин уставился в вытянутую физиономию доктора Бруннера. «Неужели и у меня такое же?» — подумал Робин.
— Я могу еще раз дать кровь.
— Спасибо, но это может не понадобиться. Мы в общем-то восстановили ей кровяной баланс. Но анализы показали инфекцию. Ночью ей ввели сульфаниламиды и четыре инъекции окситоцина. Однако наши надежды не оправдались, боюсь, эти препараты неэффективны. Мне очень жаль. Сначала все казалось гораздо проще.
— Насколько хуже ей стало? — спросил Робин
— Гораздо хуже.