Вся чернильная рать... - Альберт Беляев

Вот вам и «очевидное отсутствие»… Послушайте, господин советолог, врите, коль уж не можете не врать, да знайте же меру!

М. Фридбергу, видимо, очень хочется доказать, что советские люди мало интересуются своей отечественной советской литературой, предпочитая ей любую зарубежную. Нимало не смущаясь, он пишет в своей книге о том, что советскую литературу в СССР в основном читают якобы «малообразованные» люди да школьники, для которых «советская литература… является любимым чтением»[112].

Более того, ловко оперируя данными социологических исследований о том, что читали различные категории советских людей в конце 50-х и в начале 60-х годов, советолог обнаруживает ни мало ни много как… «почти демонстративный бойкот основной массы произведений советских авторов юношами и девушками…»[113].

Однако откроем источник, на который ссылается советолог. Называется он «Книга и чтение в жизни небольших городов» и выпущен издательством «Книга» в 1973 году в Москве. На странице 133 в ней есть глава под названием «Художественная литература в чтении юношества». Вот что в ней дословно говорится: «Произведения художественной литературы занимают ведущее место в чтении юношей и девушек… Учащиеся стремятся читать самые различные книги… но предпочитают произведения советских авторов» (выделено мной. — А. Б.). И приведены статистические данные опросов юношества, из которых следует, что современную советскую литературу предпочитают читать 75 процентов опрошенных, а современную зарубежную — 4 процента.

Казалось бы, не нужно большого ума, чтобы прийти к выводу о том, какие книги предпочитает читать молодежь небольших городов. Да ведь там так и написано: «Предпочитают произведения советских авторов». А М. Фридберг «переводит» эту ясную фразу как «почти демонстративный бойкот основной массы произведений советских авторов юношами и девушками».

Ну чем не достославный господин Ноздрев, известный в русской литературе тип забубенного враля, о котором его создатель, великий сатирик Н. В. Гоголь, говаривал: что Ноздрев всегда «или нарежется в буфете так, что только смеется, или проврется самым жестоким образом… Ноздрев врал немилосердно»[114].

В той же книге, на которую ссылается М. Фридберг, на странице 78 приведены данные опросов в целом по всем группам населения (а не только по молодежи). Вот что они показали:

«предпочитают читать:

Дореволюционную отечественную — 10

Советскую русскую — 65

Других народов СССР — 9

Зарубежную — 11

Зарубежную современную — 5»

И социологи делают ясный вывод из этих цифр, показывающих «преобладающий интерес к советской литературе».

Бесцеремонное обращение М. Фридберга с источниками, на которые он смело ссылается, можно опять же сравнить только с беспардонным враньем гоголевского Ноздрева!

В свое время в статье «Советская литература и буржуазные фальсификаторы», опубликованной в журнале «Коммунист» (1965, № 12), мне уже доводилось писать о нечестных приемах, к которым прибегал М. Фридберг в книге «Русские классики в советских обложках» — по поводу тиражей книг советских писателей. М. Фридберг прибег тогда к прямой подтасовке и извращению данных советского источника. Ссылаясь на речь покойного ныне директора издательства «Советский писатель» Н. В. Лесючевского, произнесенную на III съезде писателей СССР, М. Фридберг утверждал, что «…типичный советский роман публиковался в 1955—1958 годах приблизительно тиражом в тридцать тысяч экземпляров».

Однако Н. В. Лесючевский говорил на съезде писателей СССР об изданиях только одного своего издательства, включая и роман, и поэзию, и критику, и публицистику. Он ровно ничего не говорил о «типичном советском романе». А ведь, кроме «Советского писателя», в СССР издают художественную литературу многие другие издательства. Так что судить о «приблизительных тиражах» романа по речи только одного Н. В. Лесючевского было по крайней мере опрометчиво.

И вот теперь в своей новой книге М. Фридберг язвительно замечает: «Приношу мистеру Беляеву свои извинения. Моя цифра в 30 тысяч экземпляров для обычной книги советского писателя (к которой я пришел после некоторых сложных расчетов) была, оказывается, очень великодушной. Она должна быть цифрой 22 тысячи экземпляров, что, конечно, усилило бы мой тезис» (цит. изд., с. 332).

Что ж, придется повторить. Это никакие не «сложные расчеты», а элементарная фальсификация. В официальном сборнике ЦСУ СССР «Народное образование, наука и культура в СССР» (М., 1977) на странице 408 указывается, что в 1960 году в СССР было издано 8034 названия художественной литературы (включая детскую) тиражом 385928 тысяч экземпляров. Не требуется никаких «сложных расчетов», чтобы понять, что в среднем каждая книга выходила тиражом почти в 50 тысяч экземпляров. В 1950 году (указано там же) тираж у каждой книги советских писателей в среднем был около 40 тысяч экземпляров.

А в 1975 году уже свыше 85 тысяч был тираж у «обычной книги советского писателя». Художественной (включая детскую).

Так что, увы, ернические извинения Мориса Фридберга принять никак невозможно. Статистика не позволяет!

А недавно в США появилось еще одно «исследование», опубликованное в июне 1981 года в США под названием «Чтение для масс. Популярная советская литература 1976—1980 гг.». В этом «исследовании» черным по белому написано: «По-видимому, советская литературная продукция последних лет пользуется завидной степенью популярности среди советских читателей. Так, исследование, проведенное в 1974 году среди читателей индустриального Урала, показало, что от 70 до 75 % опрошенных предпочитают читать произведения современных советских писателей. Еще более высокие показатели дало исследование, проведенное десятилетием раньше: оно подтвердило, что современная советская литература — любимое чтение 88 % учащихся старших классов и профтехучилищ, 77 % рабочих и 72 % инженерно-технических работников» (выделено мной. — А. Б.).

Под «исследованием» стоит подпись… того же М. Фридберга! И ссылается он на тот же самый источник, которым пользовался и при написании своей книги.

Загадка? Какому Фридбергу верить?

А никакой загадки-то и нет.

Книгу советолог писал для широкого использования в вузах США и выполнял определенный социальный классовый заказ своих работодателей: воспитывать у американской молодежи слепую ненависть к коммунизму, не гнушаясь ничем. Он и не гнушался, как видим.

А «исследование» он выполнял по заказу и по поручению УМС — Управления по международным связям (ныне ЮСИА), главного пропагандистского внешнеполитического центра США для выработки практических мер по усилению антикоммунистической пропаганды. Это исследование не предназначалось для широкого использования. В нем названы десятки романов, повестей, поэм, опубликованных в семи толстых литературно-художественных советских журналах и «Роман-газете» за пятилетие 1976—1980 годов.

В «исследовании» М. Фридберг пытается как-то обосновать ответ на вопрос, почему «у подлинных представителей советской литературы мало шансов увидеть свет в Америке». Советолог лицемерно отвергает саму возможность существования в США «черного антисоветского заговора вокруг советской литературы» и оскорбленно называет подобные обвинения «инсинуациями».

Но, увы, тут же вынужден признать: «…остается фактом, что многие советские писатели, популярные у себя в стране и даже создавшие немало бестселлеров, практически неизвестны у нас по самым разным причинам».

Годом ранее, в 1980 году, в докладе «Опыт Хельсинки: доступность советской литературы в США», подготовленном Фридбергом по заданию спецслужб к Мадридскому совещанию, советолог прямолинейно и без обиняков заявлял, что произведения советских писателей, которые «получили государственные премии… вряд ли найдут западного издателя».

М. Фридберг успокаивает главную антикоммунистическую пропагандистскую службу США: «Как не без оснований считается здесь (кем? Где и когда это доказано? — А. Б.), большинство из них (то есть из книг советских писателей. — А. Б.) мало интересны для американских читателей». Ибо, упрямо твердит советолог, современная советская проза — «дешевая», поэзия — «незамысловатая», драматургия — «стандартная». Кроме того, оказывается, он обнаружил еще и «невыразительность художественной манеры», и «непомерную стыдливость в трактовке секса», а главное — ни в одном из названных им произведений ему не удалось обнаружить того «политического звучания», которое антикоммунистическая пропаганда могла бы использовать в своих целях.