Вся чернильная рать... - Альберт Беляев

Ах, эти коварные русские! Вот ведь до чего додумались! Песни и танцы народов других стран «используют», чтобы… вызвать аплодисменты.

Как видим, даже простой факт уважительного отношения советских артистов к культуре страны, в которой они гастролируют, Морис Фридберг склонен истолковывать в привычных для него пропагандистских клише времен «холодной войны». Подозрительность советолога поистине смехотворна.

М. Фридберг отмечает значительное расширение изданий в СССР произведений западных писателей в обозначенное десятилетие 1954—1964 годов: «Статистика… свидетельствует, что… общее количество произведений западных писателей, ставших доступными советскому читателю… было более чем щедрым»[99].

Но этот факт, оказывается, не удовлетворяет советолога. Почему? М. Фридберг констатирует: «Количественные перемены, перефразируя марксистскую формулу, были недостаточны, чтобы перейти в качественные»[100].

Вот в чем дело! Советолог, оказывается, всерьез рассчитывал на то, что «…распространение… современных западных литературы и искусства» приведет, может быть, к тому, что «некоторые советские литераторы и художники изберут их в качестве образцов для подражания». Вот тогда-то, мол, и могли бы произойти «качественные перемены»[101].

Кого же намечал в «образец для подражания», к примеру, советским литераторам М. Фридберг? Какой роман американского автора пригрезился ему в качестве высшего, так сказать, эталона? Оказывается, это роман писателя из числа бывших битников Джека Керуака «На дороге» (1957 г.). «Это была подлинная литература из нового мира»[102], — горделиво восклицает Фридберг. Оставим на его совести отнесение этого весьма заурядного произведения американской художественной литературы «к подлинной литературе». Увы, если бы это было так… Как писал известный советский исследователь и знаток современной американской литературы профессор М. О. Мендельсон, «…у Керуака человеку на его стремительных путях почти все представляется грустным, тоскливым, заброшенным, мерзким, пришибленным, трагическим, бесприютным, бесцельным… жизненным «принципам» американского буржуа герои Керуака противопоставляют «философию» и практику того же индивидуализма»[103].

Как мы помним, напечатанный в СССР роман Керуака не привлек особого внимания читающей публики. Эстетические и философские критерии этого романа оказались ниже всякой критики. Никаких «подлинных художественных открытий» в этом сочинении обнаружить нельзя было даже при самом благоприятном к нему отношении. Так что надежды М. Фридберга на то, что «советские литераторы» изберут подобные сочинения «в качестве образцов для подражания», совершенно лишены каких-либо оснований и потому абсолютно несбыточны. Да и сам советолог грустно признал: «Эрозии советских ценностей не наступило»[104]. Не помог и Керуак.

М. Фридберг ломает себе голову над вопросом, почему это русские не отказываются от «политики широкого распространения западных культурных ценностей»?[105]

И вновь ответ ему видится в коварстве русских, которые используют политику культурного сотрудничества для достижения якобы совсем иных, далеких от культуры целей. Он так прямо и пишет: «Издания в СССР произведений западных авторов широко рекламировались за рубежом как свидетельство доброй воли Советов, что, в свою очередь, вполне резонно должно было вести к созданию более благоприятной атмосферы на переговорах по вопросам, не имеющим отношения к культуре, например, по вопросам внешней торговли»[106].

Отравленное антикоммунизмом мышление советолога, по-видимому, не в состоянии понять и принять простую и ясную политику Советского государства, направленную на создание всех необходимых условий для роста культурного уровня советского народа. Эта политика неконъюнктурна, она долговременна, основана на принципах учения ленинизма и четко сформулирована в Конституции СССР: «Граждане СССР имеют право на пользование достижениями культуры. Это право обеспечивается общедоступностью ценностей отечественной и мировой культуры, находящихся в государственных и общественных фондах… расширением культурного обмена с зарубежными государствами» (М., 1977, статья 46, с. 21—22).

И если расширение культурного обмена с зарубежными странами содействует взаимопониманию народов, укреплению доверия между государствами, а в конечном счете сохранению мира на земле, то что же в этом плохого? Можно лишь гордиться тем, что деятели советского искусства своим творчеством активно поддерживают генеральную линию своей партии и своего правительства, направленную на мирное сотрудничество государств и народов, что они энергично выступают против конфронтации, которую пытаются навязать миру хозяева М. Фридберга. В этом, и только в этом заключается ответ на вопрос советолога, почему русские не отказываются «от политики широкого распространения западных культурных ценностей».

Советолог глубоко убежден, что чаще всего у нас в стране издаются не те писатели, которых, как ему кажется, следовало бы издавать для советских людей, так как «…советские издатели и литературные критики руководствуются (при отборе произведений западных писателей для перевода. — А. Б.) политическими соображениями» в такой степени, которая, мол, «совершенно неведома на Западе»[107].

Ах, этот наивный мистер Фридберг! «Неведома на Западе»… Вот что говорят его же коллеги по поводу «политических соображений» при отборе и издании в США произведений советской литературы. Небезызвестная в США советолог Присцилла Мейер однажды прямо заявила, что отбор советских литературных материалов в сборники и антологии, выпускаемые время от времени в США, «определяется сугубо политическими соображениями». Она назвала подобную практику «плачевными последствиями «холодной войны»[108]. Хочется только добавить, что в практике американских издателей конца этим «плачевным последствиям «холодной войны» пока еще не видно.

Особо волнует Фридберга вопрос популярности западной литературы среди советских читателей. С этой целью он проводит изучение опубликованных в СССР специальных данных социологических опросов, из коих следует, что в СССР читать любят и читают много, как советских, так и зарубежных авторов. Читают во много раз больше, чем на Западе. Однако М. Фридберг не верит ни в данные статистических исследований, ни в строгие финансовые отчеты о проданных населению советских и зарубежных книгах, ни в цифры подписки на периодические советские издания.

Советолог угрюмо твердит: «Наш (!) скептицизм в отношении высокого процента, как утверждают, «постоянных читателей» литературы не рассеялся»[109] даже и при виде строгих и весьма внушительных цифр подписчиков на литературные ежемесячники, которые приводились в социологическом исследовании по городу с населением менее пятидесяти тысяч (имелся в виду город Острогожск. — А. Б.).

Ну, тут уж как в той русской пословице — ему хоть кол на голове теши, а он все свое будет твердить!

М. Фридберг с апломбом заявляет о «ненасытной жажде» советских читателей к зарубежной литературе, «включая переводную поэзию, что бросается в глаза при очевидном (!) отсутствии интереса к поэзии русской»[110].

Ну, насчет «отсутствия интереса к поэзии русской» советских читателей лучше бы советолог помолчал — тиражи книг русских советских поэтов говорят сами за себя. Приведем только несколько примеров: собрание сочинений В. Маяковского (6 томов) вышло в 1973 году тиражом 375 тысяч экземпляров, а 12-томное в 1978 году — 600 тысяч экземпляров; 5-томное собрание сочинений А. Твардовского выходило в 1966—1971 годах тиражом 150 тысяч экземпляров, повторенное через 10 лет, оно вышло тиражом еще 150 тысяч экземпляров; два собрания сочинений С. Есенина в 5-ти и 6-ти томах выходили в 1968 и 1977 годах оба тиражами по 500 тысяч экземпляров; 2-томники избранных стихов и поэм О. Берггольц и Е. Евтушенко, однотомники Е. Винокурова, А. Вознесенского — по 100 тысяч экземпляров; 2-томники М. Луконина и Р. Рождественского — по 75 тысяч экземпляров; 3-томное собрание сочинений поэта Е. Долматовского — 75 тысяч экземпляров…

А в источнике, на который ссылается М. Фридберг, между прочим, приведена специальная таблица опроса! Вот она: «Больше всего читают и любят поэзию советскую (в % к числу опрошенных): С. Есенина — 37 %, Е. Евтушенко — 28 %, В. Маяковского — 20 %, Р. Рождественского — 18 %. — Из зарубежных авторов симпатии многих отданы поэтам прошлого — Шекспиру (15 %), Байрону (7 %), Гёте (4 %), Бернсу (2 %)»[111].