Лузеры (декабрь 2008) - журнал Русская жизнь

Почему? Потому, что одни «вписались в рынок», другие нет. Как так вышло? Не надо задавать лишних вопросов. Никаких «почему» не существует. Есть данность, прекрасно описанная в анекдоте еще советского времени. Американца, поляка и русского спрашивают о том, почему в СССР дефицит мяса. Американец уточняет: «А что такое дефицит?» Поляк пытается вспомнить, что такое мясо. А русский недоумевает: что такое «почему»?

«Лузер» - он «лузер» и есть. И никаких «почему».

Не надо, впрочем, думать, будто подобная идеология овладела только верхами общества, вызывая протест и возмущение низов. В том-то и дело, что она по-настоящему овладела массами, по крайней мере на определенном этапе нашей истории. Разумеется, низы общества отнюдь не испытывали восторга по поводу своих бедствий. Но отсюда совсем не следует, будто на своем уровне они не были заражены теми же идеями. Самый показательный пример можно обнаружить в недавнем социологическом исследовании «Левада-Центра», когда понятие «хорошей» работы трактовалось исключительно с точки зрения заработка. Если много платят, значит, работа «хорошая», если платят мало, значит «плохая».

Ясное дело, такая трактовка труда была услужливо подсказана респондентам социологами, «зашита» в текст и логику анкеты. Но показательно, что массового возражения или отказа от заполнения анкеты не последовало. Во всяком случае, мы об этом не знаем.

Если даже массы не согласились с оценкой себя как «лузеров», то они тем не менее приняли свойственное той же идеологии представление о самоценности и исключительно материальном смысле успеха. А это уже можно считать огромным достижением пропагандистов и идеологов.

И все же есть одно обстоятельство, постоянно разрушающее данную замечательную схему: успех и поражение в мире свободного рынка нестабильны. Победители и проигравшие постоянно меняются местами. И действия, сегодня оцениваемые как закономерно ведущие к победе, завтра оказываются рецептом катастрофы.

А с другой стороны, бездействие может оказаться правильной и эффективной стратегией, если ты бездействуешь, находясь в нужное время в нужном месте. Нынешний капитализм не случайно западные социологи сравнивают с казино. В успехах и поражениях личности не больше логики и заслуги, чем в выигрыше игрока в рулетку. Можно, конечно, не играть (позиция «лузера»), но и игрок может запросто оказаться разоренным.

В 1998 году крушение рубля стало первым примером социально-культурного шока, заставляющего людей резко изменить свои роли. Вы были убеждены, что ваши доходы, ваш новый статус и образ жизни - законное и правильное отражение вашего преимущества. Вы «вписались», вы доказали, что вы не «лузер». Вы рисковали и выигрывали. Но вдруг стряслось нечто далекое и непонятное. Упал какой-то тайский бат, случился азиатский финансовый кризис, и все ваши сбережения, ваша работа, ваши планы - все исчезло в один миг.

Если ваше поражение и победа - исключительно результат ваших достоинств, если система справедлива и правильна, награждая лучших, то как это могло произойти. Разве система сама не доказала вам на протяжении всех предыдущих лет, что вы лучший, что «вы этого достойны». А если так, то почему вдруг все рушится, и вы оказываетесь в одной компании с теми, кого считали безнадежными «неудачниками». И хуже того, некоторые из этих самых «неудачников» вдруг преуспевают, не сделав почти никаких усилий. Например, их предприятие, которое вчера еще дышало на ладан, вдруг резко набирает обороты. И рабочий или инженер, которому даже не хватало инициативы, чтобы сбежать на другое, более привлекательное место, поискать счастья в бизнесе или рискнуть переквалифицироваться в рэкетиры, внезапно обретает стабильный доход и уважение, в то время как его вчера преуспевавший собрат распродает последнее имущество, стремясь как-то выжить.

Шок 1998 года был очень полезным, но кратким. Вскоре его сменил экономический подъем. Культ успеха вернул себе господствующее положение. Термин «лузер» не исчез из нашего лексикона, хотя применять его стали немного более осторожно.

Тем не менее события 1998 года не прошли даром. В идеологическом плане они сыграли огромную роль, научив некоторое количество наших сограждан задавать вопрос «почему». Если у нас появилось некоторое подобие левого движения и левой интеллектуальной среды, то именно благодаря потрясению 1998 года. Если критическое мышление стало привлекательным для некоторого количества молодых людей, то благодарить за это надо дефолт и крах.

Впрочем, элиты извлекли собственные уроки из произошедшего. Они стали более лицемерными. Ведь лицемерие - это защитная реакция власти и элит перед лицом неблагоприятной реальности. Власть стала патриотичной. Служение обществу по-прежнему отвергается, но отсутствие обязательств перед народом компенсируется демонстративной лояльностью по отношению к государству. Чем более само государство ведет себя жестко и по-хамски, тем более искренен такой патриотизм, поскольку поведение власти полностью соответствует нормам поведения, принятым в самом обществе между вышестоящими и нижестоящими. В этом плане патриотизм русского хамства является куда более подлинным, чем его ханжеская западническая критика, - ведь ни сам критик, ни его слушатели совершенно не заинтересованы в том, чтобы самим, вне государственной системы изменить отношения между «верхними» и «нижними», они лишь требуют, чтобы государство перестало хамить лично им, оставляя за собой право хамского пренебрежения по адресу нижестоящей массы «лузеров».

Впрочем, само по себе хамство обрело черты респектабельности, сменив вызывающие красные пиджаки на элегантные костюмы (smart suites) от добротной фирмы. Успех стал более стильным, добротным и цивилизованным, что ничуть не изменило его отношения к неуспеху. Презрение и высокомерие стали частью стиля.

Единственное, чего не удалось добиться российским элитам, так это аристократизма. И не только потому, что нет у них громких титулов и красивых родословных, а потому что аристократический тип поведения предполагает хоть какую-то ответственность и какие-то обязательства. Аристократизм требует если не искреннего благородства, то хотя бы его более или менее убедительной имитации. Это уже слишком!

«Успешный человек» российского разлива благополучно прожил уходящее десятилетие, постаравшись забыть ужас 1998 года как кошмарный сон. Но неприятная социальная практика возвращается, не сном или фантазией, а очевидной и непреодолимой явью мирового хозяйственного кризиса.

Успех оборачивается очередной катастрофой. Правила игры вновь меняются.

И в этом есть глобальная историческая справедливость. По большому счету кризис - это всего лишь наказание за то, что одна часть общества имела наглость называть своих сограждан «лузерами», а другая - позволила себя так называть.

Михаил Харитонов

Долбаки

Анатомия неудачи

Мы с ней говорим только по телефону, но я ее вижу. Клеклая, убитая пергидролем прядь, рука на колене, во все лицо - страшное слово «опять». Нет, хуже - «снова». «Опять» - это повторение, а «снова» - когда вроде бы кончилось, вот уже совсем кончилось - и обратно началось. Сново-здорово.

- Ну потом мы еще посидели, и, в общем, я с ним поехала. Не знаю почему. Я думала, у нас что-то будет. А он позвонил друзьям, при мне, и говорит… - долгий, с соплями, всхлип.

Немолодая нетрезвая женщина звонит старому знакомому, чтобы он пожалел. Не утешил, ее нельзя утешить. Не выслушал - слушать там уже давно нечего. Пожалел. Она тянет из меня эту жалость, я и ее вижу - тонкая, липкая ниточка клейкого вещества. С каждым разом ниточка все тоньше.

Мне жаль тех, кто ее окружает. Но я ее все-таки слушаю. Это все-таки лучше, чем телефон доверия.

- А потом мне стала мама названивать, мы с ней поругались, ну как обычно, и мне некуда было деться, понимаешь, некуда…

Она не шлюха, нет. Она вообще, кажется, не очень интересуется своим телом, в том числе и в этом смысле. Она просто регулярно влипает в каких-то мужиков, всегда плохих, причем и влипает как-то так плохо, криво, скверно, обязательно с какими-нибудь малоаппетитными деталями и эпизодами.

Это стоило ей семьи, работы по специальности, просто хорошей работы, теперь ей предложили в супермаркет, консультантом по продажам, ну, типа продавцом, в общем-то, деньги смешные, думает.

- Я дура, да? Я дура? Я слабо… слабо… характерная? - слово выговаривается с трудом.

Я хочу ей сказать, что она живет неправильно и делает глупости. Но она сама это знает, без меня. Ей не нужны мои советы, ей вообще не нужно ничего полезного. Ей нужно, чтобы ее жалели, хоть чуточку.

***

«Неудачник» - слово русское, щадящее. Подразумевается, что человеку все время не везет, по каким-то внешним, в общем-то, причинам. Человек-то, может, и хороший, вот только не фартит ему.