Время своих войн-1 - Александр Грог

   "Глумиц" - актер по-сербски. "Глумиться" - играть. То есть лгать, зная, что лжешь. Нет больших лжецов, чем актеры. И суть всей политики - актерское лицедейство. Не под всяким куполом храм божий. Церковь (когда еще отвечала задачам воспитания человеческих стад) не приравняла политиков к актерам запретом хоронить их в пределах кладбищ (понеже ни те, ни другие душ собственных не имеют, а берут в займы на время лицедейства) по причине, что сама являлась политическим инструментом. Отличалась тем еще лицедейством и вольно ей было глумиться во власти и со всякой властью, кроме советской.

   Комиссары сменили протоиреев, политработники - попов. 1937 год и над ними поглумился славно, словно все причины в одну горсть собрал, сжал - растеклись красненьким промеж пальцев. Но светлому будущему на небесах уже противопоставлялось светлое будущее на земле.

   Прошло время - новый переворот, и будущее враз подменили псевдожизнью, теле-кино-грезами. Комиссаров и политработников сменили комментаторы, "публичные историки", ведущие игрищ, теледебатов и множества передач одной переходящей сути: "Признайся в извращении, дабы найти сторонников!"

   Под каждой крышей свои мыши. Замполит не может остановиться.

   - Нет ничего смертоностнее телевидения, но за ним - этим инструментом - стоят люди... Ну, ладно, - поправляет Леха сам себя, - Не люди. Нелюди! - повторяет он, с кровожадностью пробуя словцо на вкус. - За каждой мерзостью, даже на вид случайной, стоит душевный симпатичный глянцевый уродец - идеолог, который должен за это нести ответ перед поколениями, за то поколение, которое сейчас только формируются...

   Можно ли воздержаться от суждений о дурном, называя дурное дурным? Но во все времена к этому требуется смелость. Это ломает карьеры... Уже обросли цепями, называли их "собственностью", горделиво носили и хвалились друг перед другом - чьи тяжелее.

   Но все что ты есть - это история твоей судьбы.

   Судьбу дубинами не отгонишь. Да и не на судьбу надо бросаться, не ее склонять, равнять с прочим, да причесывать, как принято представившемуся расчесывать волосы и прошлую жизнь, а характер, который куется поступками. Выковать можно с самого малого удара молотком, удара по характеру, по собственной трусости. Скажи дерьму, что оно дерьмо - считай ударил. Брызг от дерьма не бойся. К характеру, который выковывается, они не пристанут. Не плавай впредь средь дерьма, не води хороводы со сволочью. Поддержи того, в ком видишь зачатки характера...

   Человек! Ты гол! Все, что ты есть - это история твоей судьбы, остальное мусор, которым ты пытаешься заслониться, прикрыть наготу. Лишь душа, да дела одевают тебя в одежды, которым не сотлеть - лишь они уйдут с тобой.

   В пустое эти речи... Давно пусто там, где должно быть наполнено.

   После большого отступления, каждый клочок земли и веры, что отвоевываешь, дается тяжело. Могли ли когда-нибудь подумать, что сохраняя верность Присяге - клятве, которую давали миллионы - сути и букве ее, всего каких-то пара десятков лет, и можно оказаться одними из немногих, едва ли не единственными ее держателями, не по причине гибели всех остальных?..

   Где зудит, там и чешут. Лехе покоя тема не дает, потому песочит ее на все лады, словно надеялся с нее убудет, сточится сама собой, раствориться. А ее все прибывает и прибывает, и вот словно зудит уже все тело. Пошла чесотка - не остановишь, тут одно лекарство фатальное. Либо себе, либо "тем", но, отнюдь - увы! - не самой теме.

   Телевидение каждые несколько месяцев, то и недель, вбрасывало новую "историко-аналитическую", где всплывал очередной проеденный молью мозгами декломатор с надсаженным педерастическим голосом, что заставлял брезгливо морщиться, от нарочитого ли недовыговаривания русской буквы "р" - желания указать на принадлежность к клану новых неприкасаемых, намекая о связи уже двойной - по факту сомнительной крови и "гуманитарной ориентации", упрямо не замечая иного, выступающей из всех щелей проституции - манерности разговора, бегающих ни за что не цепляющихся глаз, интонаций и даже классического фона - стеллажей вряд ли прочитанных книг.

   "Бедному Иванушке всегда в жопе камушки!" Так говаривала баба Лена, видя того полумужчину, у которого руки не к тому месту пришиты, душа к делу не легла, под неумение и нежелание сто отговорок чередой, одна другой "логичнее". Что - "то" и что - "это", но самая точная - что зря родился.

   Извилина помнит как сам не на чуточку ошалел, смотрел тупо в экран и машинально щупал, где кобура должна бы быть, когда некий словоблуд со сложной фамилией Иванов-Катанский, обставившись талмудами (должно быть, хотел внушить образ этакого мыслителя, но мешала застылая липковатость глаз, характерная для всяких лгунов, которые стремятся в этом деле стать профессионалами, но недотягивают), с экрана телевизора говорил о бездоказательности такого события, как "Ледовое побоище", по причине отсутствия тому материальных подтверждений... А по сему, фигура Александра Невского не может считаться героической, и отношение к ней должно быть пересмотрено.

   Это какие, спрашивается, следы должны найтись на льду спустя едва ли не 800 лет? Еще и не зная точного места... Да, впрочем, и зная! Где и что искать в иле, что нарос за восемь столетий на десятки метров? Предполагая, к тому же, что окрестные жители еще 800 лет тому подсуетились - меч, панцырь, кольчужка, да вообще железо стоили по тем временам недешево, и все заезжее дерьмо давным-давно перековано в русские гвозди. "Гвоздить врага" - частью оттуда, с тех времен. Такова традиция!

   "Невская битва" (где Александру Ярославовичу, ведущему в бой полки, было 15 лет), "Ледовое Побоище", "Поле Куликово" - уже сами названия, смысл с ними связанный - русские памятники.

   Памятники - от слова "память", они являются опорными столбами для каждого народа, отметками в его истории. Покушение на памятники, оскорбление памяти, веры, может быть приравнено к началу военных действий против народа или страны.

   - "Немцы же и чудь пробишася свиньею сквозе полкы... И бысть ту сеча зла и велика немцем и чюди, и бе труск от копии ломлениа, и звук от мечнаго сечениа, якоже озеру померзшу двигнутись, и не бевидети леду, покры бо ся кровию..." - сковырнул свою память Сергей-Извилина о событиях 5 апреля 1242 года, словно рану, до сей поры свежую.

   - Серега, тут я почти все понял, кроме этого - что за чудики были с немцами? - спрашивает "Третий" - Миша, по прозвищу Беспредел.

   - Чюди? Чудь! Прибалты. В основном - эстонцы... Еще шведы, финны...

   - Опять Европа? И опять прибалты с ними? Что же им все неймется-то?

   - Эти на подхвате, вот и нахватались - на сотни лет их выучили.

   - Мало! - заявляет "Второй" - Сашка-Снайпер.

   - Чем славна та битва? - спрашивает Седой, и по голосу, да и глазам видно - один из множества его вопросов "на засыпку".

   Все разом поднимают руки и скребут затылки, "круглят" глаза - зрелище для стороннего глаза комичное, словно нерадивые ученики собрались, меж тем, давая Седому, как тому хотелось, высказаться самому.

   Седой смеется мелко, едва слышно - "пшеном", командует:

   - Вольно, придурки!

   - Не томи, Седой! - торопит Казак, словно (кто бы его не знал) решает подольстился к хозяину бани. - Выдавай свою версию.

   - Схожее тем, что и сегодня на каждом штатовском спецназсцике амуниции на миллион, как на тех самых "рыцарях". Явились к нам, понимаете, упакованные. Хрена лысого тем это помогло, доспехи эти, стальные-зеркальные-"непробиваемые". И сегодня не поможет. Казак, вот ты кевлар ножом тыркал - как он тебе?

   - Можно сказать, без напряга - под хороший нож режется как миленький. Только зачем в "жилетку", зачем в сам "доспех"? Можно и в стыках щелочку найти...

   - Всему ищи противное по средствам и воюй на выгодной тебе дистанции, - формулирует Седой древнее правило здешних мест. - Чем еще отметилось то событие? Слаженными действиями армейского спецназа! Не все там мечами махали в строю, а были средь них воины, которые имели специальные крючья - стаскивали рыцарей с коней; да воины с ножами "засапожными" - эти, "под шумок", выводили из строя лошадей, после чего и сами рыцари становились их легкой добычей. Не славы воинской искали, но дела.

   Седой любит простое и наивное, по собственному опыту зная, что работает лучше всего.

   Человеку, вооруженному шпажной спицей, едва ли стоит спорить с человеком вооруженным навозными вилами. Французские фехтовальщики выигрывали у русских дворян, когда вынуждали сражаться по собственным правилам, но проигрывали русским крестьянам, более здоровым на голову, искренне непонимающим, почему они должны глупить?

   По правилам? Каким таким правилам? Чьим? Цивилизованным? Кто сказал, что это у вас цивилизация? Да тут и по любому. Здесь РОССИЯ! И там она, на каждом пятачке этой круглой земли, где стоит русский человек, а значит, и русский характер.