Замочная скважина - Маша Трауб

– Снимите свою квартиру, выхода другого нет, – настойчиво повторила Ольга Петровна. – Идите звоните. Прямо сейчас.

– Так по межгороду же! – ахнула тетя Рая.

– Потом отдадите, какие уж тут счеты, – отмахнулась Ольга Петровна.

После выпитой водки она себе очень нравилась. Такая умная, умеющая найти выход из положения, дать дельный совет. Это была первая мысль, но где-то внутри пульсировала и еще одна – тетя Рая ей за добро станет и уколы делать, и за девочками присматривать и вообще по гроб жизни будет обязана. Мало ли что случится? А Рая – вот она. Привязана. Никогда не откажет.

Рая позвонила хозяевам своей квартиры, и те согласились ей ее сдать. Вошли в положение и цену назвали небольшую. Посочувствовали. Посоветовали в суд идти. Рая плакала и благодарила.

Несколько дней ушло на то, чтобы переехать в свою прежнюю квартиру, где почти не было мебели. Тетя Рая, собрав последние силы, поднялась к Розе Ильиничне и позвонила.

– Что тебе? – гаркнула та, приоткрыв дверь на цепочку.

– Можно мне кровать забрать? Я ее сама купила. Нам с дочкой спать не на чем… – сказала тетя Рая.

– А чек у тебя есть из магазина? Чем докажешь, что это твое? – уперла руки в бока Роза Ильинична.

– Чека нет, – опешила тетя Рая.

– Тогда вали отсюда, голодранка, побирушка, – рявкнула Роза Ильинична. – Я уже все продала.

Тетя Рая опять спустилась к Ольге Петровне в слезах. Все это время Маринка спала на раскладушке в комнате Светланки и Танюши.

– Ольга Петровна! – завыла белугой тетя Рая.

Ольге Петровне ситуация начала надоедать. Ей уже не хотелось быть бескорыстной и доброй. Ей хотелось, чтобы ее наконец оставили в покое. Надо сказать, что Маринка никак ей не мешала. Девочка была тихой, как мышка. И Светланка с Танюшей объяснили ей, что маму лучше не беспокоить. Тем не менее у Ольги Петровны опять разыгралась мигрень, и она не сдержалась.

– Ну что ты от меня хочешь? – рявкнула она на тетю Раю, перейдя на «ты». – Что я могу сделать? Иди к Петьке!

Тетя Рая кивнула и пошла к Петьке.

Петька уже прилично принял и жаждал активных действий.

– Ща, все будет, – обрадовался он и, как был, в семейных трусах, пошел к лифту. За ним семенили тетя Рая и Валентина. Петька нажал на звонок и держал, пока Роза Ильинична не открыла на цепочке.

– Чё надо?

– Тебе чего надо? – переадресовал Петька вопрос тете Рае.

– Кровать. И шкаф. И там еще белье в шкафу постельное… новое, в цветах такое… – залепетала та.

– Короче, открывай, – заявил Петька. – По ходу разберемся, чё надо.

– Вали отсюда, пьянчуга! Я щас милицию вызову! – заорала Роза Ильинична.

– Ах ты, сука! – обиделся Петька и надавил на дверь плечом. – Я ж щас тебя прибью.

– А-а-а-а! – заорала Роза Ильинична. – Убивают!

Петька отступил на два шага назад и врезался плечом в дверь. Цепочка соскочила. Петька рухнул в квартиру, Роза Ильинична начала бить его, лежащего, ногами в живот. Петька от такой наглости ошалел окончательно. Он схватил Розу Ильиничну за ногу и потянул на себя. Роза рухнула, и Петька уже совершенно спокойно двинул ей в челюсть.

– Петечка, не надо! – закричала перепуганная тетя Рая.

– Ты на кого тут свой хавальник открыла? – приговаривал Петька, с хрустом впечатывая кулак в скулу Розы Ильиничны.

– Она ж в милицию пойдет! – причитала тетя Рая, пытаясь отодрать Петьку от Розы Ильиничны. Петька сидел на той верхом и лупил то правой, то левой рукой.

– Не пойдет, – спокойно сказала Лида, появившаяся на пороге. – Ей проблемы не нужны. Она ж уехать хочет. Бери, что тебе надо, и пошли отсюда.

Пока Петька сидел, отдуваясь, на Розе Ильиничне, Валентина, Лида и тетя Рая, собирали вещи, посуду и выносили все это на лестничную клетку.

– Да слезь ты с нее, помоги лучше кровать вытащить! – крикнула мужу Валентина. Петька нехотя оставил в покое Розу Ильиничну и пошел двигать кровать. Потом на помощь призвали дворника. Все это время Роза Ильинична лежала на полу, истекая кровью.

Уходя, тетя Рая поднесла к ней телефон и поставила рядом, чтобы Роза могла его достать.

– Не волнуйся, он бьет грамотно, ничего не ломает, – сказала ей Валентина и усмехнулась.

Так тетя Рая получила свою часть наследства. Всю следующую неделю она сидела как на иголках – ждала участкового.

Лида оказалась права. Роза Ильинична не вызывала ни врачей, ни милицию. Она очень быстро продала квартиру и уехала.

А через месяц пришла телеграмма, в которой сообщалось, что Роза Ильинична Либерман погибла.

Тетя Рая держала в руках листок и не могла понять, почему именно ей принесли эту телеграмму. Но адрес был указан верно, и имя получателя тоже.

– А почему мне? – спросила она у почтальонши.

– Как родственнице, наверное, – ответила та.

Тетя Рая прибежала с телеграммой к Ольге Петровне, та позвонила Валентине и Лиде.

– Ничего не понимаю, – повторяла тетя Рая, – какой паром? Как погибла?

– Она собиралась в свой Израиль через Украину ехать, – ответила Валентина, – на пароме плыть. Так дешевле. Вот и сэкономила, – она хохотнула. – А паром, значит, затонул. Вместе с пассажирами. – Валентина опять хохотнула.

– А ты откуда знаешь? – спросила Лида.

– От верблюда. Видела ее, когда она уезжала. Машину ждала, вот и рассказала мне, что из Москвы дорого лететь, а через Украину дешево.

– А почему ты нам ничего не сказала? – спросила тетя Рая.

– А что говорить-то? Мне-то какое дело?

– Это ее бог наказал. За то, что она меня с Маринкой из квартиры выгнала, – всхлипнула тетя Рая.

– Какой бог? – пожала плечами Ольга Петровна. – Просто несчастный случай. Но ей поделом.

– Нельзя так про покойницу, – одернула ее тетя Рая.

– Ей теперь все равно, а ты мучаешься, – сказала Валентина.

Тетя Рая опять всхлипнула. Весь этот месяц она уговаривала новых хозяев своей бывшей квартиры продать ей ее назад. В рассрочку. Те согласились. Тетя Рая плакала и благодарила. Она набрала пациентов и бегала по домам, не поднимая головы, стаптывая в кровь ноги, натирая мозоли – ставила капельницы, массировала, перестилала. Бралась за любую работу. Все откладывала. Оставляла деньги только на продукты для дочки. Про себя вообще забыла. Почернела, сгорбилась и запретила себе вспоминать сытые благополучные, хоть и тоже непростые, но по-своему счастливые годы, прожитые с Израилем Ильичом.

– Видно, судьба у меня такая, – сказала она соседкам, – пахать, не разгибаясь.

– Это не судьба, а дурость твоя и недальновидность, – ответила Ольга Петровна.

– Да, да… – не стала спорить тетя Рая.

– Я его люблю, очень сильно люблю! – плакала Танюша. Так ее давно никто не называл. Мама звала Татьяной, а сестра Танькой. Ласковое и нежное «Танюша» ушло вместе с детством.

– Ну и дура, – отмахнулась Светланка, которая повзрослела и стала просто Светой, или Светкой.

– Все равно он со мной будет! – опять зарыдала Танюша.

– С чего вдруг? Я видела, как он с Маринкой целуется.

– Неправда! – закричала Танюша.

– Не хочешь – не верь, – ответила Светланка.

Сестры по-прежнему жили в одной комнате. Танюша училась в восьмом классе. Светланка провалилась на экономфак и работала в деканате, чтобы поступить на будущий год. Ольга Петровна по этому поводу очень переживала. Она считала, была убеждена, что дочь должна была поступать на филфак или, еще лучше, в библиотечный. А пропуск года – бессмысленная трата времени. Ольга Петровна все больше страдала мигренями, всевозможными болезнями – неизлечимыми и сложно диагностируемыми. Тетя Рая приходила к ней, ставила уколы, которые не приносили облегчения и казались бессмысленными.

Рыдала Танюша по поводу Валерки. Тот стал красавцем, весь в мать, знал о своей красоте и гулял то с одной девочкой, то с другой.

Валерка окончил школу с серебряной медалью, которая была ему не нужна, и поступил в институт – легко, спокойно, как бывает с теми, кто этого совсем не хочет и кому наплевать. Экзаменаторы отметили уверенность абитуриента, его спокойствие и природное обаяние.

Танюша смотрела на него все так же, как в детстве – восхищенно-восторженно, – и переживала по поводу своей стандартной, ничем не примечательной внешности. Валерка на нее никакого внимания не обращал, зато на Маринку, которая выросла удивительной красавицей, заглядывался. Маринка вымахала, отрастила ноги, волосы и ресницы, умела делать телячий взгляд, порочный и невинный одновременно. В кого она такая уродилась – было непонятно. Точно не в мать. И совсем не верилось, что она была восьмиклассницей – она выглядела старше и очень гордилась своим «взрослым» видом.

Танюша часами рассматривала себя в зеркале, но никаких прекрасных черт обнаружить не могла и от этого ненавидела Маринку еще больше – за то, что той досталась небывалая красота. И вот теперь Валерка, ее любимый Валерка, целуется у подъезда с Маринкой (а до этого приводил в гости однокурсницу – тоже очень красивую девушку). А Маринка его совсем не любит – это Танюша знала точно. Маринка вообще никого, кроме себя, не любит. И почему ей все – и внешность, и Валерка, а Танюше ничего?