Орлеанская девственница - Вольтер

Конец песни девятой

ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ

Как! Предисловье делать всякий разКо всякой песни! Мне мораль постыла;Бесхитростно поведанный рассказО том, что истинно происходило,Спокойный, без затейливых прикрас,Не блещущий ни юмором, ни сметкой,Вот чем цензуру можно сделать кроткой.Итак, читатель, приглашаю васОтправиться своей дорогой прямо.Ведь главное картина, а не рама.

Карл набожный, придя под Орлеан,Одушевлял бойцов отважных стан,В них жар любви к отчизне разжигая,И все рвались вперед, ему внимая.Он проповедовал им бранный пыл,И вид его надменно-весел был,Но в глубине души, увы, вздыхал он,Своей возлюбленной не забывал он.Ведь то, что он ее покинуть мог,Расстаться с нею хоть на краткий срок,Конечно, было доблестью большою:Простившись с ней, простился он с душою.Вернувшись восвояси и смиривВоинственной отваги опьяненье,Он испытал старинных чувств прилив,Любви благословенное мученье.Амур на смену демону победЛетит, и с ним бороться силы нет.Король, прослушавший не без досадыПридворных бестолковые доклады,Спешит уединиться в свой покойИ пишет там дрожащею рукойПисьмо любви, обеты постоянства.Слезами было залито оно:Чтоб осушить их, не было Бонно.Один осел, из мелкого дворянства,Был отвезти записку снаряжен.Прошло не больше часа и, о горе,С запискою обратно скачет он.Король встревоженный, с тоской во взоре:«Как! Ты вернулся? – задает вопрос. —Мое письмо? Его ты не отвез?»«Мужайтесь, государь! Страшна утрата!Ах! Все погибло: в плен Агнеса взятаУвы! Иоанны тоже след пропал».

Услыша это грубое признанье,Король упал немедля без сознанья,И только для того он снова встал,Чтоб до конца испить свое страданье,Кто вынести удар подобный мог,Тот не любил глубоко, видит бог.Агнесу Карл любил, и этот случайЕго пронзил тоской и злобой жгучей.Хоть общею заботой окружен,Едва не потерял рассудка он;Его отца свела с ума причина[71]Ничтожнее, – он был слабее сына.«Ах! – вскрикнул Карл. – Я уступить готовВсе рыцарство мое и духовенство,Иоанну д'Арк, остатки округов[72],Где признают еще мое главенство!Пускай берут британцы, что хотят,Но пусть мою любовь мне возвратят!Монарх злосчастный, где твое блаженство?Что толку в том, что волосы я рву?Я потерял ее, я в сердце ранен,Ах, может быть, пока я смерть зову,Какой-нибудь бесстыдный англичанинОвладевает, дерзостен и груб,Красой, рожденной для французских губ!Другой лобзанья с уст твоих срывает,Другому светит твой прекрасный взор,Рука другого грудь твою ласкает,Другой… О, небо! О, какой позор!И в этот миг ужасный, может статься,Она не думает сопротивляться.Ах, с темпераментом твоим, дитя,Ты можешь друга позабыть шутя!»Король унылый, неизвестность этуНе в силах вытерпеть, прибег к советуАстрологов, монахов, колдунов,Евреев, сорбоннистов, докторовИ всех, кто бродит с книгою по свету.Он говорит им так: «Без лишних слов,Скажите, как дела с моей любезной:По-прежнему ль она в любви вернаИ обо мне вздыхает ли она;Не смейте лгать; таиться бесполезно».Они советуются, вздор меля,На всех наречьях, думая о плате:Тот изучает руку короля,Тот чертит треугольники в квадрате,Один следит Меркурия полет,Другой псалмы Давида достает,Твердит «аминь», и шепчет, и поет,Иной, чертя круги, взывает к бесу,А тот в стакане изучает дно,Как было в древности заведено,Чтоб приподнять грядущего завесу.Устав потеть, шептать и колдовать,Они свидетельствуют громогласно,Что добрый Карл спокойно может спать:С Агнесою все обстоит прекрасно,Монарху своему она верна,И что благоприятствуют влюбленнымВсе силы неба, звезды и луна.Извольте верить господам ученым!

Шандоса беспощадный духовникИспользовал благоприятный миг,И, несмотря на слезы, стоны, крик,Он овладел Агнесой грубой силой.Он счастие неполное постиг,Слепую страсть одну, без ласки милой,Союз без нежности, союз унылый,Которого любовь не признает.Взаимность сладкая – всего дороже!Скажите мне, на самом деле, кто жеПриятно время проводил на ложеС любовницей, что горько слезы льет,Царапается, губы не дает?Но этого монах не понимает,Он лошадь непокорную стегает,Нимало не заботясь, каковоКрасавице в объятьях у него.

Влюбленный по уши в свою подругуПаж, побежавший в город поживей,Чтоб оказать избраннице своейДостойную заботу и услугу,Спешит домой. Ах, что он увидал!Пред ним монах, сей изверг беспощадный,Сей похотливец, мерзостный и жадный,Как зверь, свою добычу пожирал.При этом виде паж, кипя отвагой,Напал на сволочь с обнаженной шпагой.Тогда монаха нечестивый пылСамозащите место уступил.Вскочив с кровати, палку он схватилИ на Монроза опустил с размаха.Сцепились два отважные бойца,И запылали яростно сердца,Пажа – любовью, злобою – монаха.

Счастливцы, чей удел – спокойный труд,Далеких сел благочестивый люд,Привыкли наблюдать вблизи дубравы,Как волк жестокий с мордою кровавойЗубами шерсть овцы несчастной рветИ кровь своей невинной жертвы пьет.А если добрый пес с зубастой пастью,Сочувствующий ближнего несчастью,Летит к нему стрелой – свирепый волк,Клыками издавая страшный щелк,Овечку полумертвую бросаетЛежать беспомощно в траве густой,Спешит к собаке, рвет ее, кусаетИ с недругом вступает в страшный бой;Израненный, он злобою пылает,Рычит и брызжет пеной и слюной;И всею силой своего сердечкаТрепещет за спасителя овечка.Здесь было то же самое: монахРассвирепевший, с палкою в руках,Дрался с Монрозом, полон зла и яда;И тут же – победителю награда —Агнеса на измятых простынях.

Хозяин и хозяйка, дети, слуги,Услышав шум, бросаются в испугеНаверх. Они бегут со всех сторонИ гнусного монаха тащат вон.Все за пажа, все против негодяя,Всем по душе отвага молодая.Итак, Монроз свободен и спасен;С красавицей вдвоем остался он.Его соперник, дерзок, хоть сражен,Отправился служить святую мессу.

Но как утешить бедную Агнесу?В отчаянье, что увидал МонрозЕе красы в столь недостойном виде,При мысли о позоре, об обиде,Красавица лила потоки слез.Стыдом терзаемая, только смертиОна желала в этот миг, поверьте,И повторяла лишь одно: «Увы,Я вас прошу, меня убейте вы!»«Как? Вас убить? – вскричал Монроз, не в силеСдержать волненья нежного. – Убить!Да если б даже вы и согрешили,Вы жить должны, чтоб грех ваш искупить.Подумайте, зачем вам жизнь губить.Вы злого ничего не совершили,Агнеса, дорогое божество!Все это грех монаха одного!»Хоть речь его была не слишком ясной,Зато огонь его влюбленных глазВнушил желанье грешнице прекраснойЗемную жизнь не прерывать тотчас.

Пришла пора обедать. А печали(По опыту я это знаю, ах!)От века жалким смертным не мешали,Страдая, объедаться на пирах.Вот почему великие поэты,Добряк Вергилий и болтун Гомер,Которых с детства ставят нам в пример,Не упускают случай про банкетыПоговорить среди военных грозИтак, друзья, Агнеса и МонрозОбедать сели у кровати рядом.Сперва в стыдливой скромности своейОни не подымали и очей,Затем, случайным обменявшись взглядом,Оправились и стали посмелей.

Известно каждому, что в цвете лет,Когда нет меры нашему здоровью,Недурно приготовленный обедВоспламеняет страсть. Горячей кровьюПылает сердце, полное любовью,Й мозг бутылкою вина согрет.Мы чувствуем приятное томленье,Ах, плоть слаба и сильно искушенье.

Монроз влюбленный далее не могБороться с дьяволом в тот миг опасный;Упал он на колени и у ногКрасавицы молил: «Кумир прекрасный,О, сжальтесь над моей любовью страстной,Не то умру я тотчас, видит бог!Вы не лишите страсть награды милой,Которую злодей похитил силой!Он преступленьем счастлив был. Увы,Ужель не наградите верность вы?Она взывает! Иль вы так черствы?»Был довод недурен, скажу без лести;Красавица признала вес его,Но не сдалась сейчас же оттого,Что наслажденье с соблюденьем честиДля сердца нежного милей всего,И легкое в любви сопротивленьеЛишь подливает масло в упоенье.Но наконец Монроз счастливый, ах,Был утвержден в приятнейших правах,Войдя в благословенный рай влюбленных.Что слава Генриха пред этим? Прах!Да, королей свергал он побежденных.Да, Франция сдалась ему, дрожа,Однако сладостней судьба пажа.Но как обманчиво земное счастье!Как быстро рвется наслажденья нить!От чистого потока сладострастьяПрекрасный паж едва успел вкусить,Как вдруг отряд британцев подъезжает,Идет наверх, стучится, дверь ломает.Монах проклятый, ты, не кто иной,Так подшутил над нашею четой.Агнеса чувств лишилась от испуга;Хватают бритты и ее и друга;Обоих их к Шандосу поведут.К чему присудит их ужасный суд?Увы! Любовникам придется туго;По опыту уже известно им,Что Жан Шандос бывает очень злым.В глазах у них невольное смущенье,А на душе тревога и волненье,Но щеки вспыхивают ярче розПри мысли о недавнем наслажденье.Ах, что их ждет? Как встретит их Шандос?На счастье их, случилось, что в туманеДорогою ошиблись англичане,И показалось вдруг до двадцатиФранцузских рыцарей на их пути,Которым об Агнесе и ИоаннеПриказ был всюду справки навести.

Когда сойдутся носом против носаДва петуха, любовника, барбоса,Иль узрит янсенист издалекаЛойолы бритого ученика,Или, ультрамонтанца[73] вдруг завидя,Дитя Кальвина смотрит, ненавидя,Сейчас же начинается играКогтей иль копий, клюва иль пера.Так точно даром время не теряютФранцузы и отважною гурьбой,Как соколы, на бриттов нападают,А те, конечно, принимают бой;Удары сыплются, мечи сверкают.Кобыла, что красавицу везла,Подобно всаднице, резва была;Она в пути вертелась и лягала,Прекрасную наездницу трясла;И вдруг как закусила удила:Ее ночная схватка испугала.Агнеса хочет слабою рукойЕе сдержать, но та галопом мчится.Напрасный труд! С неведомой судьбойКрасавице придется помириться.

В разгаре боя не видал Монроз,Куда Агнесу резвый конь унес.Летит она, как ветер, в туче пылиБез отдыха уже четыре мили.Но утомился конь и свой полетУ монастырских задержал ворот.Кругом монастыря был лес тенистый;Река, блиставшая волною чистой,То медленно, то быстро, как стрела,Невдалеке извилисто текла.Поодаль холм зеленый возвышался;Он каждой осенью обогащалсяДарами сладкими, что дал нам Ной,Когда, покинув свой сундук большой,Предотвратил народов истребленьеИ выдумал вина приготовленье,За дни потопа утомлен водой.Кругом Помона с Флорой[74] молодойРазлили всюду нежную усладу,Блаженство обонянью, радость взгляду.Рай прародителей едва ли цвелРоскошнее, чем этот тихий дол;И не было еще полей на светеПрекрасней, чище, сладостней, чем эти.Вдыхая сей целительный эфир,Сердца смятенные позабывалиСвои обиды, муки и печали,И роскошь городов, и целый мир.

Вздохнув, взглянула нежная АгнесаНа монастырь, белевший в чаще леса,На холм зеленый, реку, неба ширь.То был, читатель, женский монастырь.«Ах, наконец-то, – так она сказала, —Мне божия десница указалаМолитвы и невинности приют.Увы! Должно быть, воля провиденьяМеня сюда послала, чтобы тутОплакала свои я прегрешенья:Здесь чистые затворницы живут,Не ведая мирского заблужденья,А я известна до сих пор былаЛишь тем, что жизнь распутную вела».Агнеса, громко говоря все это,Заметила над воротами крест.Пред символом спасенья дольних местОна склонилась, верою согрета,И, чувствуя раскаянье в крови,Покаяться в грехах решила честно;Прийти нетрудно к вере от любви:То и другое – сладость, как известно.Игуменья отправилась в БлуаДва дня назад (возможность представляласьПоправить монастырские дела),А здесь ее наместницей осталасьСестра Безонь. Ей все повиновалось.Она, Агнесу увидав, велитОткрыть ворота, ласково встречаетНесчастную. «Войдите, – говорит, —Какой благой святитель посылаетНам эту гостью? Дивной красотойБлистаете вы, взоры удивляя.Скажите, вы не ангел, не святая,Которую господь нам шлет из рая,К обители смиренной и простойОсобенную милость проявляя?»

Агнеса скромно отвечает: «Нет,Я та, которыми наполнен свет,Опутана греховной паутиной,И если в рай мне суждено попасть,То там мне место рядом с Магдалиной.Судьбы капризной роковая власть,Господь, а главное – мой конь примчалиМеня сюда в тревоге и печали.Грешней, чем я, отыщется едва ли;Но сердцем я не огрубела, нет;Ища добро, я потеряла след,Теперь нашла. Благодаренье богу,Который к вам мне указал дорогу».Ободрила почтенная сестраАгнесу, каявшуюся так мило,И, воспевая прелести добра,Пред нею двери кельи растворила.Там было чисто и освещено,Красиво убрано, цветов полно,Постель мягка и широка. Казалось,Что для любви она предназначалась.Агнеса радовалась от души,Узнав, как сладко каяться в тиши.

Поужинав (об этом я ни разуНе умолчу, чтоб не вредить рассказу),Безонь сказала: «Милая сестра,Уже довольно поздно, спать пора.Вы знаете – лукавый, без сомненья,Захочет вас ввести во искушенье;Но против этого есть верный меч:Нам надо на одной кровати лечь;Тогда нечистый вас не испугает.Увидите, как это помогает».Агнеса добрый приняла совет:Они легли в постель и гасят свет.Агнеса, рано радоваться чуду:Судьба тебя преследует повсюду.

Читатель! Я не в силах говорить.Сестра Безонь… Но пред таким моментомНельзя молчать! Я должен все открыть!Сестра Безонь – она была студентом,В наружности которого слилисьИ Геркулес, и нежный Адонис.Лет двадцать он имел, никак не боле,Был свеж, румян, силен и белокур.Игуменью – увы! – в земной юдоли,Как видите, преследовал Амур.Сестра-студент в покое и богатствеДовольно весело жила в аббатстве.Так некогда у Ликомеда жилПереодетый девушкой Ахилл[75]И с Деидамией блаженство пил.

Едва в постель успела лечь АгнесаС монашенкой, как тотчас же нашла,Что перемена к лучшему (повесаВзялся за дело) в той произошла.Кричать, сопротивляться – мало толку,Когда овца попала в зубы к волку.Страдать безмолвно, не борясь со злом,Исходом лучшим было, без сомненья,Что размышлять! Да в случае такомИ времени-то нет для размышленья.Когда студент (ведь люди устают)Прервал на время свой усердный труд,Прекрасная Агнеса в сокрушеньеТак думала об этом приключенье:«Увы! не слышит бог мою мольбу,Как я желала бы остаться честной;Но трудно спорить с истиной известной,Что смертному не победить судьбу».

Конец песни десятой