Однажды в СССР - Андрей Михайлович Марченко

– Да ведь темно, кто-то напасть может, – ответил Пашка.

– После парка ты серьезно думаешь, что я тут кого-то боюсь?

Они расстались около Детского городка. Еще светило солнце, но как-то вскользь, по вершинам деревьев, а в улицах поселка уже сгущались сумерки. Над домами висели тучи, напоминавшие перевернутые горы.

– А почему поселок называется Аэродромом? – спросил Пашка, провожая девушку взглядом. – Самолетов я не вижу.

– Тут во время войны был аэродром. Косая полоса где-то от угла 24-го квартала до знака «Счастливого пути». Где-то между Гастелло и Покрышкина стояли ангары, а зенитки стояли почти там, где сейчас памятник на кладбище. Мне мама рассказывала.

Глава 13

– Мне звонили из тира, – сообщил Легушев Аркадию после утренней цеховой планерки, прозванной «дураковкой». – Я пообещал им три литра краски.

Именно так: он обещал, звонили ему. И теперь Владлен тут командир, а Аркадий – исполнитель. Лефтеров кивнул, зашел на лакокрасочный участок и налил краску в трехлитровую банку с немного сколотым горлышком.

Наполненную банку можно было вынести через многочисленные дыры в заборе, попросить вывезти кого-то из автотранспортного цеха. Это было бы проще, хотя и немного рискованно. Но в бухгалтерии Аркадий вытребовал материальный пропуск, который подписал Легушев. И, отпросившись после обеда, Лефтеров отправился в тир.

День был знойным – только что по городу пронесся дождь, но жару не сбил. И теперь душно парило, пахло травой.

В тире царила абсолютная тишина – секции не работали ввиду каникулярного времени. Вахтер спросил, к кому идет Аркадий, тот ответно уточнил: на месте ли директор. Оказалось: тот ожидает Лефтерова у себя в кабинете. Дорога была известна юноше – направо за угол и до конца коридора. Из-за жары дверь была распахнутой.

– Разрешите?..

– А, Аркаша! Заходи!

Поздоровались, обменявшись рукопожатиями.

– Куда краску поставить, Михаил Андреевич? – спросил Аркадий.

Директор ожидаемо указал на дальний угол кабинета.

– Как семья, как дети?..

– Растут, – ответил директор.

– Уже не верят в Деда Мороза, но еще верят в коммунизм, – пошутил Аркадий шуткой Саньки Ханина.

Михаил Андреевич остался серьезен:

– Это мы не доросли до коммунизма. Вот когда мы будем к нему готовы – вот он и настанет… А ты сам как? Своими не обзавелся?

– Никак нет… Куда там.

При этом Аркадий сначала подумал о Маше, а потом вспомнил о Вике. Он взглянул за окно, туда, где было видно футбольное поле общеобразовательной школы, в которой трудилась Мария Александровна. Нынче она была, наверное, в отпуске, который летом полагался учителям.

– Желаешь пострелять?.. – спросил директор.

– Было бы неплохо, – кивнул Аркаша.

Две двери оружейной комнаты были закрыты, но не поставлены на сигнализацию. Взяв ключи из ящика стола, директор и Лефтеров отправились за оружием.

– Из чего постреляем?.. Из пневматички?.. – спросил Михаил Андреевич, открывая оружейку.

– Из пневматички я и в уличном тире постреляю, – ответил Аркадий. – Давай с мелкашки.

– Тогда из пистолетов?.. Мне лень маты выкладывать.

Из сейфа, стоящего в глубине комнаты, директор достал два пистолета системы Марголина.

Педантично закрыв комнату, Михаил Андреевич отправился в стрелковый зал. Аркадий последовал за ним. В зале хозяин щелкнул пакетником. Под потолком загудели дросселя ламп дневного света, по коробам вентиляции загрохотал воздух.

В длинном гулком зале размещалось две стрелковые дистанции, так, чтоб стрелки стояли на них спина к спине. На длинной обычно стреляли из винтовок, и там мишени подавались из-под пола. На короткой упражнялись из пистолетов, и мишени меняли сами стрелки, прерывая занятия.

На рубеже короткой дистанции стоял обыкновенный стол, куда и положили два пистолета, две пачки патронов и связку ключей. Первый ключ был от английского замка, на который запирали внешнюю дверь оружейки. Внутренняя, сваренная из прутов, закрывалась большим ключом с одной бородкой. А два стандартных номерных двухбородчатых ключа открывали ячейки сейфа.

Было видно их номера – «86» и «45». Цифры запомнились.

– Ну что, мишень четыре, дистанция – двадцать пять метров, – сообщил Михаил Андреевич. – Айда менять листы.

Мишени лежали тут же, изрядно припавшие пылью. Откуда в зале, который не имел окон, бралось столько пыли, Аркадий не понимал.

– Как работа? Как учеба? – спросил Михаил Андреевич.

– Да я отучился в институте на заочном. А работа… Что-то черные полосы зачастили.

– Ну, еще все будет. Ты еще молод, здоров. Мне бы твое здоровье. Вот в мои годы тело напоминает взбесившийся барометр. В ушах шумит – к дождю. Суставы крутит – погода меняться будет.

Вернулись к рубежу, и, взяв пистолеты, приступили к стрельбе.

Звуки выстрелов гулко катились по тиру, затихая в дальнем конце зала.

Отстреляв обойму по всем правилам, Аркадий крутанул на пальце пистолет, словно Стив Макквин в каком-то вестерне.

– Пижон, – сказал Михаил Андреевич. – Ты в курсе, сколько сейчас правил обращения с оружием нарушил?

– В курсе. Пронос ствола через контур тела, палец на спусковом крючке, разбитие угла безопасности…

И, зарядив новую обойму, Аркадий выстрелил ее от бедра. Естественно, в мишень не попал и близко. Латунные гильзы звякали по бетонному полу.

– Дважды пижон. Тебе бы меньше азарта и больше тренировок – получил бы ка-мэ-эс-а.

– Да причем тут азарт. Я просто проверяю – правду ли в кино показывают?..

И патроны были самого мелкого калибра, и работала вытяжка, но к концу первой пачки в горле у стрелков стоял кисло-сладкий ком, глаза слезились. Без вытяжки в тире было бы вовсе горько.

–

Патроны Страна Советов штамповала в избытке, но качество тех было неважным: гильзы дуло, капсюли давали осечку, порох оставлял нагар, коксовал смазку. И после стрельб, оружие, как и станок после работы, требовалось почистить, смазать.

У ружейного масла был свой, особый аромат, не похожий на запах индустриальной смазки.

Чистка оружия – дело нудное, долгое. Но одно дело – чистить почти невесомый пистолет, а другое дело – как в армии, гонять по танковому стволу громадный банник.

Беседа скрадывала время, и Аркадий сам не заметил, как разговорился. Он жаловался на то, что на работе лишился своей начальственной должности, на то, что в тот же день его оставила девушка…

– А-ну, прекрати мне, – сказал Михаил Андреевич. – Еще зарыдай тут. Если кто-то твою должность занял, значит, он более достойный!

– Чем же он более достоин? Тем, что сын секретаря обкома?..

– А, может, и этим. Тем, что с младенчества впитал партийность. Я с ним разговаривал по телефону, так чувствуется – товарищ с хваткой, деловой… Стрелков на завод вызывает, живность прорядить. А что у тебя с ним отношения не сложились… Неважно, как он к тебе относится. Не