Малабарские вдовы - Масси Суджата

Первин почувствовала укол досады. Шесть вечера, понедельник – а они прилегли отдохнуть! Можно подумать, молодожены, хотя женаты уже два года.

– Что там такое, Первин? – крикнул Растом.

– Подруга отправила меня домой на чужой машине. Будь ты приличным человеком, спустился бы и посмотрел.

Машина уже привлекла внимание нескольких юношей. Первин увидела Рахана Мехта с парочкой спутников – не парсов: на всех на них были кепки с эмблемой партии Конгресса. Отец саркастически называл их «бригадой освободителей».

– Это еще что такое? Ты почему ездишь на машине с государственной печатью на дверцах? Наверняка она принадлежит какой-то шишке! – напустился на нее Рахан.

– Сэр Дэвид Хобсон-Джонс – советник губернатора по особым делам, – с явственной гордостью сообщил ему Сирджит. – Губернатор Ллойд передал машину в его распоряжение.

– Официальная правительственная машина! – Рахан смерил Первин презрительным взглядом. – Нашлась тут лучшая подружка Джорджи.

– Иди сахара съешь, – ответила Первин, думая, что поездка, начавшаяся просто как мечта, превращается в откровенную неловкость. – Благодарю вас, Сирджит. Пожалуйста, скажите всем, как я признательна вам за услугу.

Сирджит отъехал, а Рахан все не отцеплялся:

– Любительница англичан! Неудивительно, что твоя родня строит эти дурацкие королевские ворота.

Речь шла об участии фирмы Мистри в строительстве «Ворот в Индию» в Аполло-Бандере. Первин подняла глаза и даже на расстоянии увидела, как лицо ее брата залилось краской. Покачала головой. Она внизу и полностью одета. Сама разберется.

Первин подступила к Рахану и его друзьям на расстояние в несколько сантиметров.

– Рада буду рассказать вашему сообществу о деятельности индийцев в Европе, в том числе и про мадам Бхикайджи Каму, которую посадили в тюрьму после того, как она выступила с речью о независимости Индии перед индийскими солдатами в Европе.

Молодые люди смущенно забормотали.

– Мадам Каме дорого обошлось ее выступление: ее лишили права вернуться на родину, – добавила Первин, глядя на парней с презрением. – Подумайте о ней на досуге, а заодно и о том, что свободы следует добиваться не оскорблениями, а общением с людьми за пределами своей общины.

– Ну и переполох ты сегодня устроила, – заметил Растом, когда вечером все они сели ужинать в столовой у родителей.

– Я не специально. Отец Элис настоял, чтобы я поехала на этом автомобиле. И я подумала, Растом, что тебе, наверное, будет интересно его осмотреть. – Она сделала многозначительную паузу. – Но ты был не одет.

– У тебя язычок – как ножницы только что от точильщика. – Растом кинул на нее убийственный взгляд.

– А почему отец твоей подруги распоряжается машиной губернатора Ллойда? – осведомился Джамшеджи, намазывая маслом пури[31].

– Сэр Дэвид Хобсон-Джонс работает на губернатора. Они отвезли меня на этой машине с причала в свое бунгало на Малабарском холме – и, разумеется, позаботились о том, чтобы я благополучно вернулась домой.

Растом присвистнул.

– Сэр Дэвид Хобсон-Джонс – советник губернатора по особым делам, ему поручена новая застройка Бэк-Бея!

– Я что-то такое слышала. – Удостоив брата улыбки, Первин добавила: – И он знает о существовании нашей строительной фирмы.

– Ну еще бы! – подала голос Камелия. – Расскажи, как выглядит дом Элис.

Первин закатила глаза.

– Один из тех уродцев, про которые дедушка Мистри раньше говорил, что они загубят Малабарский холм. Впрочем, внутри там интересно, мебель очень современная.

– Как предусмотрительно ты сдружилась с дочерью сэра Хобсон-Джонса! – восторженно произнесла Гюльназ.

– Сэра Дэвида, – поправил Растом, погладив жену по руке. – Как вот и губернатора нужно называть сэр Джордж, если кому вдруг понадобится к нему обратиться. Ну а теперь благодаря Первин у нас есть все шансы получить приглашения в Секретариат.

Над столом прошелестел смех, Первин пришлось стукнуть вилкой по бокалу, чтобы ее слушали дальше.

– Довольно! Мы с Элис знакомы уже почти четыре года, и я никогда не стану извлекать из этого корысти. Наша дружба – вне семейной политики, бизнеса и всего остального.

– Но речь идет об интересах семьи, – заметила Гюльназ. – А это совсем другое дело. Твоя подруга должна стать и нашей подругой, разве нет?

Раньше Первин и Гюльназ дружили довольно поверхностно, но все изменилось после того, как они породнились. Отношения у них были приязненные, но слегка кривобокие. Первин осторожно произнесла:

– То, что парсы безусловно поддерживают англичан, заблуждение. Мы должны его развеять.

– Если у тебя такая задача, чего ж ты раскатываешь в губернаторской машине? – осведомился Растом.

– Тут у меня не было выбора. А еще я подумала, что ты будешь рад посмотреть на эту машину и не станешь меня чихвостить!

– О господи. – Гюльназ встревоженно переводила взгляд с брата на сестру. – Я не хотела вызвать между вами ссору.

– Никакая это не ссора, душенька, – заметила Камелия. – Обычная родственная перепалка.

Джамшеджи оглядел стол и заговорил с притворным укором:

– Сильнее всего меня огорчает, что никто не спросил, как прошел мой день. А я, между прочим, выиграл очень большое дело.

– Ой, папа Джамшеджи, расскажите поподробнее! – воскликнула Гюльназ, льстиво изображая любящую невестку.

Джамшеджи напомнил всем о подробностях дела, а потом представил полный отчет. «И судья сказал…» – а потом: «Я велел барристеру ответить, что…» и «Потом сам юноша, Джаянт, показал, что…»

Все завороженно слушали, а Первин поняла, что в этот победный вечер отцу ее некогда слушать про ее тревоги касательно появления в городе Сайруса Содавалла и его приспешника. Кроме того, если отец встревожится, он может завтра ее и не отпустить в бунгало Фарида. А ей обязательно нужно поговорить с дамами.

После ужина Первин поднялась к себе в комнату. С собой она несла оловянную мисочку, где лежали полбанана и остатки вареной цветной капусты. Переодевшись в ночную сорочку, она открыла стеклянную дверь на свой собственный балкон, выходивший в тихий зеленый садик. Лилиан спала в своей медной клетке, спрятав голову под крыло, но тут же встрепенулась.

– Салют, подруга! – проскрипела Лилиан и спрыгнула с жердочки.

– Салют, Лилиан, – ответила Первин, улыбаясь александрийской попугаихе.

– Боже, храни королеву! – проклекотала Лилиан, заметив мисочку с едой.

Первым владельцем Лилиан был покойный дед Первин, это он научил ее этой фразе во времена правления королевы Виктории. Потом, сколько дедушка Мистри ни трудился, ему не удалось убедить птицу признать Эдуарда VII или Георга V. Первин пыталась научить Лилиан декламировать строку из «Ванде матарам»[32], стихотворения о свободе, но та лишь иногда курлыкала: «матарам», – когда получала что-то особенно вкусное.

Первин открыла дверцу клетки. Птица порскнула наружу огромным шаром бледно-зеленых перьев. Стремительно взмахивая крыльями, она описала несколько кругов над садом, а потом вернулась на ручку шезлонга, на которую Первин поставила ей мисочку с ужином. Ела Лилиан деликатно, а потом совершила несколько коротких вылазок в сад, где кричала на других птиц, изгоняя их со своей законной территории.

Случалось, что Лилиан оставалась на свободе по нескольку часов: пила воду из птичьей поилки, следила, чтобы в сад не залетали пернатые пришельцы. Но когда появлялись комары, Первин уходила с балкона и шла читать в спальню, в уютную постель под москитной сеткой.

Никто не боялся, что Лилиан потеряется. Она была членом семьи Мистри и, подобно блудной дочери, всегда возвращалась домой.

8. Мелкий шрифт

Бомбей, февраль 1921 года

«Основы магометанского закона» были написаны по-английски, и вроде бы понимать их было несложно. Но чем внимательнее Первин вчитывалась в книгу, тем больше та напоминала минное поле.