Четыре танкиста и собака - Януш Пшимановский

– Не мудри, пей.

Шарик послушно принял лекарство, хотя от отвращения у него дергалась верхняя губа, обнажая клыки.

Павлов тем временем огляделся, обстукал перрон и ступеньки лестницы.

– Сделаю вам выезд, только надо немного взрывчатки.

– Юзек! – закричал сержант Шавелло. – Ну-ка сбегай, поищи тротила для пана капитана.

Со счастливой физиономией к танку подошел Черешняк, неся в руках сплющенные взрывом банки.

– Немного погнуты, но есть, наверное, можно, – сказал он, показывая их экипажу.

На него смотрели молча. Едва вырвались живыми из этой трудной операции, захватили подземную станцию, которая преграждала дорогу к рейхстагу, а он, холера его забери, с консервами… Первым рассмеялся Густлик. Потом Саакашвили и Кос, а за ними Вихура, Павлов и остальные.

– Тише! – Это крикнул Юзек Шавелло, только что направившийся было искать тротил для пана капитана.

Было что-то такое в его словах, что моментально погасило смех.

– Чего ты, Юзек, кричишь? – спросил Константин.

– Немцы по радио пощады просят.

Наступила такая тишина, что слышно было частое дыхание запыхавшегося в беге младшего Шавелло и далекий стук одинокого пулемета, похожий на стук дятла. Через широкий лестничный проем вместе с порывом ветра влетел крик недалекого громкоговорителя.

– Ахтунг! Внимание! Увага! – говорил диктор деревянным голосом, выговаривая слова с немецким акцентом. – Говорит радиостанция командования обороны Берлина. В тринадцать ноль-ноль к эстакаде на Шарлоттенбургерштрассе прибудет с белым флагом делегация командования обороны Берлина с целью обсуждения условий капитуляции.

Они так долго ждали этой минуты, так ее жаждали, что сейчас едва могли поверить.

Сержант Шавелло надел очки, чтобы лучше слышать, и беззвучно шевелил губами в благодарственной молитве; Томаш улыбался и, не тратя времени напрасно, пытался ножом открыть банку; Зубрык вздохнул с облегчением и шепнул Юзеку:

– Стрелять перестанут.

– Надо бы сшить флаг, – сказал Янек Марусе.

Из громкоговорителя неслось:

– Прошу прекратить огонь и выслать полномочных представителей командования советских войск…

Маруся прижалась к Янеку, он обнял ее за плечи.

– Ахтунг! Внимание! Увага! – повторил тот же голос после минутного перерыва.

Павлов нашел лом под одной из опор, приподнял им бетонную плиту перрона.

– Могу помочь, – вызвался Густлик. – Кажется, это конец.

– Может, еще и не конец, но наверняка начало, – ответил капитан. – Так или иначе, а танк надо выпроводить наверх, прежде чем начнут ходить поезда.

29. Бранденбургские ворота

Уличные металлические громкоговорители, через которые еще несколько дней назад кричал Гитлер, теперь просили победоносные войска прекратить огонь, однако не все узлы обороны прекратили сопротивление. В руинах дымящегося города еще трещали автоматы и пулеметы, где-то на юге противно скрипел шестиствольный миномет, который наши солдаты окрестили «шкафом» или еще – «коровой». Казалось, что офицеры – эсэсовцы и вермахта – спешили расстрелять до конца все боеприпасы, заботясь о том, чтобы гранаты и пули сумели убить, прежде чем наступит мир.

В час пополудни к эстакаде на Шарлоттенбургерштрассе должна была прибыть делегация командования обороны Берлина с белым флагом, а сейчас уже близилась половина восьмого. Половина восьмого по среднеевропейскому времени. Часы в штабах советских и польских полков показывали половину десятого – на всем фронте время отсчитывали по московскому, начиная с битв под Ленинградом и на Волге.

– «Росомаха», перестань философствовать. Раз они стреляют, то еще раз предложи им капитулировать и бери силой! – кричал охрипший командир в трубку. – Пора кончать войну и возвращаться по домам. Доложи о выполнении.

Телефонист на лету поймал трубку, улыбка появилась на его бледной и заросшей физиономии.

– Побрейся, сын, – приказал полковник и громко зевнул.

Командный пункт впервые организовали не в подвале, а наверху. Через выбитые окна, в которых лежали мешки с песком, видна была станционная площадь и разодранная надпись «Метро»…

Солнце уже давно взошло, но лучи его с трудом пробивались сквозь тучи дыма и пыли, висевшие над покоренной столицей рейха. На всех предметах лежал странный отблеск, похожий на тусклый свет во время затмения.

– Поспать бы… – сказал полковник и только теперь заметил, что майор спит, уронив голову да стол, заваленный бумагами.

На паркете заскрипело разбитое стекло, стукнули каблуки.

– Гражданин полковник, сержант Кос прибыл по вашему приказанию.

Танкист стоял по стойке «смирно» в дверном проеме, в котором ударной волной сорвало двери. Из-под черного шлемофона на лоб ему падала прядь светлых волос, на грязном лице весело светились голубые глаза.

– Садись, – пригласил жестом полковник, освободив от карт угол стола. – Выпьешь?

– После водки в сон клонит.

– А кто тебе водку предлагает! – возмутился хозяин, наливая кофе из чайника. – Только сыпь побольше сахару, потому что мешки вытащили из огня и кофе слишком поджарился.

Некоторое время они сидели в молчании, потягивая маленькими глотками освежающую черную жидкость.

– Представления к наградам начнем писать через несколько дней, когда штаб выспится, – сказал командир полка. – А сейчас у меня есть для вас еще одна работа. «Рыжий» вылез из норы?

– С минуты на минуту…

– Я посылаю батальон на советских танках через весь парк Тиргартен к Бранденбургским воротам и рейхстагу. Сопротивления они не должны встретить. И хотя еще не все перестали стрелять, с каждой минутой становится тише.

Наперекор его словам за окном грохнул сильный взрыв, а потом один за другим последовало еще несколько, более слабых.

– На левом фланге сильный огонь… – бормотал разбуженный начальник штаба.

– Спи, – успокоил его полковник, подходя к окну.

– Капитан Павлов развалил взрывчаткой перрон и лестницу, чтобы можно было…

В этот момент «Рыжий» показался из-под земли, поэтому Кос прервал свое объяснение. По раскрошенным ступенькам, рыча мотором, танк выполз на площадь и, повернув налево, занял позицию за разбитым «тигром».

Полковник вернулся к столу и продолжал объяснять:

– Я хочу, чтобы во главе этой колонны шел танк с белым орлом на башне.

– Слушаюсь!

– Умойтесь, побрейтесь. Отправитесь через четверть часа. На танк возьмете штурмовую группу Шавелло.

Возвращаясь к танку, Янек прыгал через три ступеньки и насвистывал от радости. Исполнилась их мечта – они пойдут во главе колонны! Как на параде… Прав был в какой-то степени Вихура, когда обещал им парад еще в Крейцбурге. Подойдя к танку, Янек, не объясняя задания, приказал всем быть в полной боевой готовности.

Небольшой была колонна советских тяжелых танков и небольшим – польский батальон в мае 1945 года. Собрались быстро, и не прошло и четверти часа, как выступили. Сразу за площадью начались деревья парка Тиргартен. «Рыжий» шел с закрытыми люками. За башней притаился десант в шесть человек, просматривая пространство впереди и по сторонам. Сзади, на расстоянии нескольких десятков метров, ехала колонна тяжелых советских танков с десантом польских пехотинцев.

Здесь царили тишина и неподвижность поломанных деревьев, зазеленевших первыми светлыми листочками на почерневших от боя обрубках. Только вдали слышалась какая-то шальная, упрямая очередь и, как сова, ухал миномет. Танки наполнили парк резким, звучным грохотом двигателей, вибрирующих при форсировании преград.

Много было этих преград на пути Григория: окопы, рвы, заграждения из колючей проволоки, противотанковые ежи из рельсов, которые он должен был раздвигать в стороны броней или объезжать. Танк лавировал, поднимался, опускался. Временами с гневным рычанием отпихивал остов орудия или машины, преграждавший ему путь.

– Сколько угодно мог бы так ехать, – признался Зубрык сержанту Шавелло. – Только бы не стреляли.

Танк подбросило на очередной преграде, фельдшер едва не скатился на землю.

– А я предпочитаю на телеге, – ответил Константин.

– Скучно, – заявил Лажевский и застучал по броне. – Скучно! – крикнул он танкистам.

Кос открыл люк и высунулся по плечи.

– Кажется, уже видны эти ворота?

– А как же, – кивнул головой Константин. – Ворота очень большие.

– Инструмент там остался. Сыграть бы, – сказал Черешняк, сидевший на танке. – А то вот пан подхорунжий говорит, что скучно.

– Шик вещь важная, – поддержал его Лажевский. – Пусть слышат, что поляки едут.

– А если бы не услышали, то могли бы подумать, что мы немцы? – несмело спросил Зубрык и спрятался за башню.

– Давай, – разрешил Кос, видя, что до цели уже недалеко, а вокруг никого нет.

– Держи, – вынырнул из другого люка Густлик с гармошкой в руках.

– Что-нибудь веселое… – предложил сержант.