Четыре танкиста и собака - Януш Пшимановский

Чуть дальше, в нескольких шагах, в тени большой ивы прилегли на брезенте остальные члены экипажа. Война кончилась, и никому не хотелось ни мыть танк, ни чистить стволы пулеметов и пушки. Вообще неизвестно было, что надо делать. Они загорали, отдыхали, лениво переговариваясь.

– Рыба раньше, – твердил Янек.

– Нет, раньше главное командование вермахта, – возражал ему Густлик.

– Рыба.

– А я тебе говорю, что командование вермахта быстрее сдастся.

– Спорим? На что?

– На что?.. Если выиграю, дашь мне увольнительную в Ритцен съездить.

– Сам не могу. У генерала надо просить разрешения. Что, тебе так тоскливо?

– Что-то муторно на душе, – признался силезец, вздохнув. – И к Гонорате хочу, и домой. Скоро четыре года, как своих стариков не видел.

– Если я выиграю, ты будешь этого пескаря чистить, потрошить и жарить.

Они протянули сплетенные руки Павлову, чтобы он разбил их. Григорий подумал, что это ему предлагают, и вместе с капитаном ударил. На секунду руки всех четырех соединились, напомнив о времени, когда они были на Оке. И двух лет не прошло с той поры, но чего только не было за это время, сколько произошло перемен и как многое уже никогда не вернуть. Танкисты погрузились в раздумье, на их лицах появилась легкая тень печали. Они не знали пока, что теперь будет дальше.

Саакашвили, натягивая сапоги, сказал:

– Пойду схожу к шоссе, может, что узнаю…

– Иди.

Кос тоже встал, босиком взобрался на танк.

– Погоди, – оттолкнул он в сторону Шарика, несшего вахту на башне.

Переступая с ноги на ногу, потому что разогревшаяся под солнцем броня обжигала ступни, Янек снял с радиостанции кресты Виртути и Храбрых, вернулся на брезентовую подстилку и стал их чистить тряпкой.

– Нет, я уже нет, – ответил Павлов на вопрос Густлика, которого Янек не слышал. – Даже металл устает, а что о человеке говорить! Я тысячи раз выигрывал поединок с минами. К примеру, после освобождения Варшавы, на улице Шуха… – Он замолчал, задумавшись, потом неохотно хлопнул рукой по нагревшемуся брезенту. – Даже рассказывать нет охоты. Пусть другие разминируют, а я буду переходить улицы только на перекрестках, пить кипяченое молоко и всегда носить шарф, чтобы не простудиться. Мы уже поработали…

– И куда же вы теперь, товарищ капитан? – спросил Янек Павлова.

– Когда?

– Теперь, когда кончилась война, – уточнил Густлик, думая о том же, что и Кос.

– В свою часть. Наверно, еще на месяц-два пошлют комендантом города, потому что язык знаю, ну а потом – в Новосибирск. К своим. Я же вам показывал фотокарточки.

– Я бы еще раз посмотрел, – сказал Елень.

Он осторожно взял фотографию, посмотрел на ребятишек и круглолицую улыбающуюся женщину, покрутил головой.

– Трудно таких сынков сочинить? – спросил он не без смущения.

– Да как сказать?..

Капитан не успел ответить, его перебил Кос:

– Мы пять дней знакомы, а вы говорите – домой.

– Нам неплохо воевалось, – добавил Елень. – И в воде и в огне. Вы же сегодня «Рыжего» спасли.

– Я тоже к вам привык, – признался Павлов.

Вдруг Вихура вскочил, выдернув удилище из воды.

– Рыба? – спросил Кос с надеждой в голосе.

– Едут! К нам едут! – крикнул капрал.

Он сунул босую ногу в сапог и стал привязывать флаг к колу, служившему раньше удилищем.

– Кто едет?

– Приведите себя хоть немного в порядок!

Кос вскочил в танк и с высоты поста, откуда вел наблюдение Шарик, увидел большой резиновый понтон, подплывающий с противоположного берега реки. Течение относило его к зарослям ивняка, в которых стоял «Рыжий». В лодке сидели три американских солдата: на носу – негр, черный, как августовская ночь, на веслах – молодой парень с коротко остриженными волосами, а на корме – постарше возрастом капрал с усиками.

Овчарка зарычала на чужих. Они ее услышали, сразу все заговорили, засмеялись, а молодой парень налег на весла. Минута – и дно понтона зашуршало по песку. Все трое выскочили на берег, вытащили понтон и остановились в нерешительности.

Напротив них уже стояли четверо танкистов в форме и сапогах, только Густлик с извиняющейся улыбкой на лице торопливо застегивал воротник. Собака сидела у ног Янека и внимательно смотрела.

С минуту царило молчание. Потом молодой американец, получив от капрала удар кулаком, издал звук, похожий на шипение шкварок на сковородке:

– Ссстрассвуйче.

Павлов, вспомнив кое-что из своих школьных познаний в английском, произнес в ответ:

– Хау ар ю? 41 Все засмеялись. Негр первым протянул руку, и начались рукопожатия, похлопывания по плечам, и каждый старался перекричать друг друга:

– Наци капут!

– Виктори!

– Руссиа, Америка, попеда! – кричал молодой.

– Победа, – поправил его Павлов.

– Пис, – сказал капрал, тряся руку Густлика. – Ол уорлд пис.

– Пусти руку, а то оторвешь. Какой «пис»? – нетерпеливо спросил Елень.

– «Пис», – подсказал Янек, – это мир. Он говорит, чтобы был мир во всем мире.

– А ты почему знаешь по-польски? – неожиданно спросил американский капрал.

– Ты еще меня будешь спрашивать, почему я знаю по-польски? – не на шутку рассердился Густлик. – А ты откуда?

– Я из штата Огайо, но когда-то моя матушка имела маленькую ферму под Новым Таргом.

– Ну и ну! – Густлик распахнул объятия. – До самой Лабы пришлось идти, чтобы здесь встретиться…

– Поляк? Поляк? – тыкал пальцем в грудь Вихуру и Коса пришелец. – Ты?

– Русский, – ответил ему Павлов. – Рашн.

– Хи из рашн, энд зе ол ар май кантримен. – Американский поляк объяснил своим товарищам, что, кроме одного русского, все остальные – поляки.

Пока шел этот разговор, Вихура занялся делом: расстелил на крыле танка чистое полотенце, поставил бутылку, открытую банку консервов – одну из сплющенных взрывом на станции берлинского метро, положил хлеб.

– Силь ву пле, – жестом пригласил он гостей, наливая до краев кружки.

– Польская водка? – спросил капрал и торжественно объявил своим коллегам: – Полиш водка.

– Это папа с мамой, или по-другому – спирт с водой, – пояснил Густлик.

Американцы взяли кружки.

– Френдшип, – произнес негр.

– Ноу мор уор, – добавил молодой.

– Никакой войны, только дружба, – объяснил капрал из Огайо.

Он выпил одним духом, двое товарищей последовали его примеру. Жидкость обожгла горло, перехватила дыхание.

– Крепкая, – первым смог произнести капрал.

– Надо чем-нибудь закусить, – посоветовал Густлик.

– В такую жару лучше было бы выпить чего-нибудь полегче, – недовольно буркнул Янек.

– А у вас с собой нет? – спросил Вихура. – «Белой лошади»?

– Нет, виски нет, – с сожалением подтвердил капрал, – зато пиво есть.

Они побежали к понтону, принесли две жестяные банки с пивом и, быстро проколов в них дырки, налили полные кружки. Танкисты со смаком потягивали пиво, сдувая сверху пену. Американский капрал налил себе еще полкружки разведенного спирта и, выпив, начал философствовать.

– Здесь русские, там американцы, а поляки и здесь, и там. – Он показал на оба берега Эльбы. – Люблю я вас, ребята, а когда вернусь и матушке расскажу…

– Гуд! – одобрил негр, показав в улыбке ослепительно белые зубы.

– Я вас люблю и хочу сегодня получить от вас что-нибудь на память.

Капрал схватил Густлика за пуговицу, увидел на ней изображение польского орла и спросил:

– Можно?

– Зачем тебе? – удивился Елень, но, увидев грустную мину на лице капрала, достал из кармана перочинный нож и отрезал пуговицу. – Бери.

Американский поляк, растроганный, оторвал от своего мундира пуговицу и протянул ее Еленю:

– Тебе.

Молодой американец и негр, увидев, что делает капрал, последовали его примеру: отрезали по пуговице и протянули Вихуре и Косу. Негр схватил Вихуру за пуговицу и попытался ее оторвать.

– Погоди, не рви! – Франек достал из кармана горсть пуговиц и раздал их американцам.

Самый молодой из гостей подарил Косу перочинный нож. Янек сбегал к танку, нашел в вещмешке свои старые енотовые рукавицы и без слов вручил их ему.

– О! – воскликнул тот и обеими руками стал трясти руку Янека. Он просто не мог выразить словами, как он благодарен.

– Итс йор дог? 42 – спросил он и погладил собаку по пушистому лбу.

Никем не замеченный, появился Григорий и, остановившись в нескольких шагах, с минуту смотрел на экипаж. Овчарка зарычала, обращая внимание своего хозяина на возвратившегося механика.

– Григорий, иди сюда, представься.

– Саакашвили, – три раза повторил грузин, пожимая протянутые ему руки.

– Грузия, Кавказ, – объяснил Янек. – Там, откуда Сталин.

– О, йес, – только теперь понял капрал. – Джорджа.

– Ну, что ты узнал?

– Густлик выиграл спор.

– Война кончилась, ребята, кончилась! – обрадованно воскликнул Елень и хлопнул американца по плечу, тот со смехом ответил ему тем же.