Жизнь графа Дмитрия Милютина - Виктор Петелин

Валуев и Грейг осторожничали, мысли их крутились вокруг да около, но ничего существенного не предлагали. Дамоклов меч – уходить ему из Военного министерства или оставаться – продолжал висеть над головой Милютина.

На одном из совещаний под председательством Валуева собравшиеся министры обсуждали причины беспорядков в среде учащейся молодежи, искали, где корни современного настроения русского юношества. И, слушая словоохотливую болтовню графа Толстого и высокопарные рассуждения Валуева, Милютин думал: «Сколько великих и обманчивых слов сказано здесь, коснулись и духовенства, и семейного быта, и школьной дисциплины, а к положительному выводу так и не пришли. Но явственно выразилось одно затаенное желание некоторых министров, что необходимо ограничить доступность массы народа к образованию, предоставить высшее образование только привилегированным сословиям. Мужик должен оставаться мужиком, зачем ему тянуться за господами… Все это слушать было досадно и грустно…»

Встречаясь со своими коллегами, товарищами, друзьями, Милютин часто заводил разговоры о положении студентов в обществе, о том, что нигилистов не так уж много, нужно только умнее вести занятия, склоняясь к эволюционным процессам в обществе и показывая, насколько губительна революция, особенно внимательно изучите Французские революции начиная с 1789 года – сколько крови, разрушений, излома человеческих душ было в ходе этих революций. России нужна такая революция? А закончилась революция диктатурой императора Наполеона, тоже принесшего немало горя своему французскому народу. Заходил разговор и о Медико-хирургической академии, особенно интересен был разговор с давним приятелем профессором Александром Васильевичем Никитенко в какой-то из гостеприимных петербургских семей.

– Я давно слежу за вашей деятельностью военного министра, – сказал Никитенко, – знаю о вашей борьбе с князем Барятинским, а сейчас с графом Толстым о классическом образовании…

– А что думают в ваших профессорских кругах о классическом образовании в гимназиях? – спросил Милютин. – Столько разнообразных слухов идет от вашей среды…

– Наше общество, Дмитрий Алексеевич, похоже на огромный резурвуар, наполненный бродящей кислотою. Что ни брось в него, все тотчас разлагается и только усиливает брожение. Смотрите, какая поднялась полемика об образовании в гимназиях, в университет можно поступать только со знанием классических языков – латинского и греческого. Недавно был я у Ивана Давидовича Делянова, товарища министра, а в то время он исправлял должность министра народного просвещения, и спросил его, как он относится к классическому образованию. Он посмотрел на меня очень внимательно, стараясь угадать, какого направления я держусь. Но я тут же сказал, что с министерством можно соглашаться в принципе, но никак нельзя одобрить способ приведения в действие новой системы гимназий. Способ этот крайне крут. Надобно было постепенно сроднить с этой системой общественное мнение, а не вооружать его против нее. В министерстве думают, что общественное мнение заблуждается насчет важности и пользы принятой системы. Пусть так, но все-таки оно есть сила, и без его содействия ничего прочного создать нельзя. Если и будет что создано, то скоро разрушится.

– Примерно и я такого же мнения. Кто ж будет возражать, чтобы наша молодежь была гораздо образованнее, чем сейчас. Но вы правильно сказали, что нельзя же, только объявили новые правила, сразу же принимать по этим правилам. Вот у меня в некоторых военных округах не хватает медиков. Там просто караул кричат: «Дайте медиков, у нас огромный недобор». Посылают в академию студентов только с латинским языком, а греческого почти нигде не изучают. Где я возьму студентов не только с латинским, но и греческим?

Как мы можем готовиться к войне, а она не за горами, если у нас нет медиков? А граф Толстой просто рвет и мечет, только дайте ему провести все, как царь повелел в своем декрете об образовании.

– Я давно знаком с графом Толстым, он добрый и вроде бы симпатичный человек, но поступки его часто некорректны. Вот побывал он недавно в Самарской женской гимназии, ему показалось, что некоторые преподаватели заражены нигилизмом, он тут же их уволил, а земство подало на него жалобу в Сенат. Он не знает, что значит управлять и направлять, а знает только одно – как он силен при дворе, что может ломать направо и налево, требовать от всех беспрекословного повиновения, считая русский народ до того привыкшим к этой добродетели, что он считает ее единственною, на которой должна быть установлена вся система и жизнь этого народа и его правительства.

– Беда графа Толстого в том, что он видит источник протестующего недовольства студентов в том, что они увлеклись идеями революционной пропаганды, а им вместо идей коммунистического и социалистического толка надобно изучать классические языки, это займет все их свободное время, им некогда будет заниматься этими нелепыми догматами. Циркуляр министра народного просвещения сетует на то, что эти пагубные идеи находят себе поддержку в обществе и семействах. А ведь началось все с того, что приняли знаменитую реформу в народных школах, в которой он принял такое активное участие. И начались конфликты…

– Я давно утверждал, Дмитрий Алексеевич, при самом начале этой пресловутой классической системы, что она скоро лопнет из-за своей внутренней несостоятельности и насилия, с которым она проводится вопреки здравому смыслу и общественному мнению. Вот вы говорили здесь о военных округах, которым недостает офицеров-медиков, возникнут и другие недоумения. Сила самых вещей сломит это порождение индивидуальных мнений и произвола. Худо только то, что при этой ломке могут разлететься осколки, которые, чего доброго, многих могут ранить и изувечить.

– Вот я тоже, Александр Васильевич, опасаюсь этого, особенно во время войны, если таковая начнется… Все больше и больше министров и придворный мир занимало строительство железных дорог, какие направления выберут строители, кто здесь больше всего выручит привилегий. Этим вопросам было посвящено множество заседаний, споров, полемики, страстной и неумолимой: за каждой из дорог стояли крупные аристократические семьи. Это сулило такие большие доходы, что княгиня Екатерина Долгорукая активно участвует в этих деяниях. И так уж много рассуждают о любовных интригах царского дома, а тут еще скандальные разговоры о корыстных подоплеках великих князей, дух спекуляций и жажда наживы императорского дома окончательно роняют прежнее благоволение к царскому дому. Говорят, великий князь Михаил Николаевич шлет одну телеграмму за другой наследнику и Константину Николаевичу, чтобы они отстояли Бакинскую дорогу.