Райское Местечко - Михаил Ардин

С появлением новых туристов отбывающая Бригада Артистов по традиции давала представления. Выступления отдельных артистов в парке и прямо на пляже, спектакли в театре и на импровизированных сценах на больших верандах… Наш конный аттракцион был показан в первый же вечер на арене, устроенной в центре пляжа, и зрители заполнили все веранды и балконы, выходящие на океан…

В прошлую пересменку, когда прилетела наша смена, я выступлений отъезжавшей Бригады не видел. Тогда меня раздражал веселящийся праздный народ, и я проводил дни вдали от курортной зоны. Но теперь душа просила яркого, шумного праздника! И не только у меня. Всем хотелось забыть трагические события и просто дни, заполненные тяжелым трудом. Кажется, все, кто обеспечивал успех операции, с ее окончанием почувствовали внутреннее освобождение и из устроителей зрелищ захотели сами стать участниками веселого действа. Танцы, песни, спортивные игры, аттракционы, всеобщее веселье, смех…

Мелисса тоже, кажется, отрешилась от бесконечных забот и позволила себе забыться. Всю пересменку, каждый день с утра до вечера она в компании со мной танцевала, плавала, смотрела выступления артистов. Впервые я видел ее такой веселой и жизнерадостной, сбросившей с себя, пусть ненадолго, груз ответственности за всех и все. Конечно, эти дни она была в образе Нади. Многие из вновь прибывших узнавали восходящую звезду балета и попытались искать ее общества. И вот тут-то я в должной мере и оценил важность своей роли как постоянного сопровождающего, «официального» поклонника звезды. Ей-богу, если бы не я, Наде-Мелиссе буквально проходу бы не давали, и ей бы не веселиться, а, запершись в номере, прятаться пришлось! А так – мое присутствие заставляло почитателей и потенциальных обожателей держать дистанцию и искать иные объекты приложения своих нерастраченных сил.

Я же, в отличие от прошлой пересменки, чувствовал себя рядом с Мелиссой совсем иначе, спокойно и уверенно. Будто я имел на это все права. Имел право танцевать с ней, держать ее за руку, обнимать и даже иногда прилюдно целовать в щечку. И это не вызывало у меня никаких терзаний и душевных мук, типа того, что «это все игра, а на самом деле…».

Конечно, прежде всего, дело было в том, что я отчетливо ощущал, что Мелиссе нравится быть рядом со мной, что ей нравится постоянное мое присутствие, мое поведение, ей приятно все, что я делаю. Кроме того, Майкл ПОРУЧИЛ мне быть рядом с Мелиссой, и я чувствовал себя вправе вести именно так, и у меня не возникало ощущения, что я веду себя не совсем честно, покушаюсь на нечто, принадлежащее другому. И конечно же за эти месяцы изменился я сам. И участие в операции, и то, что пережили мы с Мелиссой на Табе и на островах, и знакомство с Майклом, и отношение ко мне Мелиссы и Майкла,- все это изменило меня, прибавило понимания и окружающего мира, и самого себя, прибавило уверенности в себе. И еще. У меня было ощущение, что я стою на пороге какого-то очень важного для меня открытия, каких-то перемен, чего-то удивительного. Я не знал, что это будет. Но это ожидание, уверенное и радостное, окрыляло меня.

Конечно, пересменка была еще и работой для Мелиссы. Вся сценическая команда постаралась преодолеть воспоминания о том, что случилось на последнем представлении, на Та-ни-кау, и на второй день пересменки был дан балет «Наша история». Он произвел настоящий фурор. В зале были только земляне, так что в первый вечер на него попали две тысячи сто человек. Но на следующий день оказалось, что балет хотят посмотреть все без исключения, и еще четыре вечера подряд спектакль повторяли при переполненном зале.

Каждый вечер, когда занавес опускался окончательно, я перехватывал Мелиссу за кулисами, «могучим плечом» отодвигая почитателей ее таланта и красоты, и мы убегали куда-нибудь подальше, в тот или другой конец пляжа. В темноту даже самые беззастенчивые товарищи следовать за нами не решались.

Эти вечера были чрезвычайно романтичными, но и очень странными… Мелисса никак не дразнила меня, и я тоже не позволял себе зайти за какую-то, обоим нам понятную черту… Мы с Мелиссой бродили рука об руку по самой кромке воды, сидели на камнях, любуясь звездным небом, молчали или перебрасывались короткими фразами… Потом я провожал Мелиссу до ее номера и шел к себе, спать и видеть счастливые сны…

Но это не были и «чисто дружеские» прогулки. Между нами витало нечто… Все было пропитано какой-то неизъяснимой негой, предвкушением… Временами меня охватывала сладкая дрожь, и ту же дрожь я угадывал в Мелиссе… Иногда мне казалось, что вот сейчас еще один жест, поворот головы, взгляд, и что-то сорвется в нас, и закружится вихрем… Но нет. Мгновение проходило, а мы по-прежнему удерживались на краю пропасти, упасть в которую были еще не готовы. Мы оба знали, что не готовы.

А потом был последний перед отлетом день, день карнавала.

На этот раз Мелисса выбрала для нас восточные костюмы. Ее фигуру окутывал почти прозрачный бледно-зеленый шелк, на голову был надет золотой обруч с огромным изумрудом, изумруды и золото переливались в многочисленных подвесках, в браслетах на руках и ногах, сплошь усеивали крошечное бикини… Лицо ее наполовину прикрывала вуаль, над которой ярче изумрудов сияли ее глаза. Она казалась такой загадочной, такой хрупкой… И не было во всем мире женщины прекраснее ее.

На мне были зеленые шаровары с широким поясом, заправленные в короткие сапоги с загнутыми носами, такой же, как и у Мелиссы, обруч на голове и расшитый золотом и изумрудами короткий жилет, надетый на голое тело. Темный загар и отливающие зеленью глаза… В моих движениях откуда-то появилась звериная вкрадчивость… Я сам не узнавал себя. На меня из глубины зеркал смотрел незнакомец, экзотический и опасный.

Весь вечер Мелисса опускала ресницы, чтобы избежать моего прямого, дерзкого взгляда. Но иногда я ловил ее ускользающий взор, и сердце мое проваливалось куда-то в гулкую пустоту. Я твердой рукой крепче прижимал ее к себе, и она послушно поддавалась.

В этот раз никто не осмеливался ни приблизиться к нам, ни бросать на Мелиссу наглые взгляды. Я чувствовал себя защитником Мелиссы, надежной стеной, ограждающей ее от всех невзгод мира.

Умом я понимал, что это смешно. При любой реальной опасности не я – Мелисса будет защищать и меня, и весь мир. Но было что-то глубинное, очень правильное в этих нелепых моих чувствах!

В какой-то момент, когда мы медленно танцевали в полутьме, под бликами зеркального шара, Мелисса положила руки мне на грудь, прижав ладони к моей обнаженной коже – сердце мое остановилось, а потом забилось как бешеное,- и прижалась ко мне всем телом. Она запрокинула голову, посмотрела мне прямо в глаза и, задыхаясь, прошептала: