Райское Местечко - Михаил Ардин

Первый перелет, до Верфи-Г7, предполагался недолгий, на ПСВ-двигателях лететь туда было всего две недели. Каюту мне отвели на жилой палубе офицерского состава. Это были, конечно, не мои капитанские апартаменты на «Джо», но вполне комфортабельное просторное помещение, состоящее из гостиной, небольшой спальни и санитарного блока. Всех селферов разместили на отдельной палубе, а Мелисса, как я понял, поселилась в апартаментах Майкла.

Я не знал, рассказала ли Мелисса Майклу о том, что случилось на карнавале. Или для нее это – пустяк, не стоящий упоминания? И предполагал ли Майкл, поручая мне «приглядывать» за Мелиссой, что я стану приглядывать ТАК? Вроде ничего серьезного и не произошло, но я не был уверен, что смогу посмотреть ему в глаза. И мне не очень хотелось с ним встречаться…

Но все устроилось наилучшим образом. Во время первой же трапезы в офицерской столовой ко мне подошел полковник из экипажа «Суворова».

– Капитан Комаров? Рад вас приветствовать на борту «Суворова». Я – Юджин Амаду, начальник технических служб корабля. Командующий распорядился, чтобы я показал вам корабль, все, что вы пожелаете, в любое удобное для вас время. Я решил не откладывать это приятное и очень своевременно возникшее дело в долгий ящик и сказал, что готов начать экскурсию непосредственно после еды, если, конечно, у господина полковника имеется такая возможность. Господин полковник предложил встретиться у входа в рубку через сорок минут, поскольку он тоже как раз собирался перекусить, чтобы потом на еду не отвлекаться.

Следующие две недели, с перерывами исключительно на сон и еду, я занимался своим любимым делом. Мы с Юджином – с полковником мы мгновенно отставили всякие церемонии и перешли на «ты» – облазили все технические помещения, все закутки корабля. Юджин оказался фанатиком своего дела и относился к кораблю в целом и к любому устройству на его борту как к любимому живому существу. Флагман Космофлота оказался практически в идеальном состоянии, однако кое-какие мелочи обнаружились. И когда я помог Юджину «вылечить», как он выражался, зарядное устройство одного из орудий, он поклялся мне в дружбе навек.

Юджин был приятнейшим человеком, о тактико-технических характеристиках систем вооружения мог говорить часами. Благодаря ему я восполнил пробелы в своих знаниях о новейших образцах вооружения и военной техники, а также узнал много нового о работе ПСВ-двигателей. Когда Юджин выяснил, что я на этих двигателях как капитан вообще еще не летал, он не только прочел мне подробнейшую лекцию об их устройстве, рекомендуемой тактике использования и собственном опыте их применения, но и устроил осмотр одного из двигателей, специально отключенного по этому поводу.

Все время полета мы с полковником расставались только на время сна. Он нашел во мне достойного слушателя и квалифицированного коллегу, да и я, признаться, отвел с ним душу. Так приятно было общаться с человеком, который понимает тебя с полуслова, который так много знает и говорит такие разумные вещи!

Мы с ним даже попытались разобраться в природе моего технического таланта, этого несколько иррационального «чутья», которым одарила меня природа. Но понять, в чем дело, нам так и не удалось. У Юджина его знания техники шли от глубокого понимания принципов ее работы и огромного опыта, как-никак ему было уже сто девяносто два года, и сто шестьдесят лет он провел, летая на кораблях семи поколений. Я же с детства, толком еще не зная даже элементарной физики, чувствовал, каким-то образом знал о нарушении гармонии в работе практически любого прибора и мог причину этого нарушения указать, а подчас и самостоятельно исправить. Возможно, причина была той же, что позволяла мне замечать мельчайшие детали в поведении людей, в течение событий? Улавливать микроскопические отклонения «от нормы»? Но что это за причина, я не знал. Я пытался объяснить Юджину, что чувствую разлад в работе технических устройств, как нарушения в работе своей, к примеру, ноги. Но он меня не понимал и мне не верил.

В конце концов, он решил поставить опыт. Он выявил шесть – больше на корабле просто не нашлось – неизвестных мне приборов и устройств и внес в них некоторые изменения, которые предложил мне затем обнаружить. Ломать технику ему было больно, но другого способа проверить меня он не придумал.

Одним из этих шести устройств было самое страшное оружие из всех, изобретенных человечеством, которое на корабле все называли «главный калибр». Это был излучатель антипротонов, единственный пока образец, поставленный на борт корабля. К этой установке Юджин относился с особой нежностью и чуть не плакал, когда расстраивал, как вскоре выяснилось, систему фокусировки пучка антиматерии.

Что ж, мои способности не подвели меня и на этот раз. Когда я, почти не задумываясь, мгновенно определял все внесенные Юджином поломки в устройства, он недоверчиво качал головой и бормотал что-то о телепатии. Но когда я восстановил точную конфигурацию магнитных полей системы фокусировки неработающего, естественно, излучателя, он был вынужден признать:

– Это сделать невозможно, но ты это сделал! Здесь никакая телепатия не могла бы помочь, потому что оптимальную конфигурацию магнитных полей в таких установках рассчитать теоретически чрезвычайно сложно, ее подбирают опытным путем на испытаниях, и режим работы аппаратуры никто, даже я, в голове держать не может. Эта информация есть только в компе. Знаешь, я думаю, ни один селфер не справился бы лучше тебя, разве что подключился бы к компу и скачал с него информацию… Как ты это делаешь?

Но объяснить я ничего не мог ни Юджину, ни самому себе. Так что мы оставили эту тему и продолжили техосмотр «Суворова».

Юджин был воистину счастлив, обнаружив во мне родственную душу. Я понял, что ему приходится нелегко в любом обществе, даже среди своей технической братии. И причина была в том, что для человеческого общения одной-единственной тематики совершенно недостаточно. А полковника, кроме техники, вообще ничто не интересовало, даже он сам.

Я при знакомстве сразу же обратил внимание на довольно необычный оливково-смуглый цвет его кожи и при случае спросил Юджина о его предках. Оказалось, он являлся чуть ли не единственным из живущих ныне носителем уникальных генов, чудом сохранившихся во время катаклизмов тысячелетней давности, но говорил он об этом очень небрежно. Я поинтересовался, есть ли у него потомство. Он отмахнулся:

– А, еще успеется. В любом случае мои гены есть в банках данных.

– Но неужели Комитет по Генетике не настаивает, чтобы ты стал натуральным отцом?

– Конечно, настаивает! У меня есть разрешение на неограниченное количество детей, причем за каждого следующего полагается прогрессивное вознаграждение.