Время для жизни 2 - taramans

«Опять — хватай мешки, вокзал отходит!».

Гиршиц обнаружился в третьей роте, где у него был какой-то знакомец. Гармонисты — в наряде по столовой. Еще нашелся Коля Гончаренко. Из творческих личностей — все!

По распоряжению политрука, гармонисты были экстренно заменены в наряде на все тех же подельников Косова по сну.

— Товарищи курсанты! Перед нами поставлена важнейшая задача… Выручить городских товарищей!

В общем-то, было известно, что во многих местах города вечером будут проводиться всяческие культурно-развлекательные программы, как на стационарных, уже имеющихся, так на быстро возводимых площадках. Различные творческие коллективы, как профессиональные, так и самодеятельные, будут развлекать гуляющий народ.

Выяснилось, что в следствии какой-то накладки, на концертной площадке возле училища, а именно — в сквере возле собора — некому выступать. Кто-то кого-то куда-то передвинул, не предупредив организаторов праздничных гуляний, и вот — народ в сквере есть и будет, а развлекательной программы — нет.

— Так, товарищ политрук, наш же духовой оркестр где-то рядом выступает! Может его сдвинуть сюда, да и все дела! — вспомнил Косов.

— Наш оркестр, Косов, будет играть возле театра, в сквере. А здесь, извините меня — дырка образовалась! — с досадой пояснил политрук.

— И что вы предлагаете? — у Косова засвербело в районе «пятой» точки.

— Нам поставлена задача, с помощью имеющейся у нас училищной самодеятельности, закрыть образовавшуюся брешь в культурном досуге горожан, товарищи курсанты! — с пафосом рубанул Кавтаськин.

— Тов-а-а-рищ политрук! Ну так же не делается! Без репетиций, без хоть какого-нибудь плана концерта, без подготовленных номеров! — скорчил физиономию Иван.

Парни сидели молча, только переглядывались между собой, и с надеждой посматривали на «попаданца», мол — выручай!

— Косов! Вот ты сейчас не гуньди! Вам и надо-то поиграть на гармонях и гитаре, спеть несколько песен. И все! Ну… так — на часик примерно, может — полтора! Поиграете, споете, люди потанцуют…

Похоже, Кавтаськин сам понимал, что все это — авантюра чистой воды, но что делать — и сам не знал.

— Час-полтора, тащ политрук, это полноценный концерт получается. К нему люди месяцами готовятся, а вы нам предлагаете вот так, с бухты-барахты, выйти и… обосраться?

— Но-но, Косов! Выбирай выражения! Ишь, разговорился он! — построжел лицом и голосом Кавтаськин, но тут же сбавил тон, — Иван! Ну люди отдыхают, им что нужно — потанцевать под гармонь, несколько песен послушать. Все же понимают, что это не профессиональные артисты и певцы. Хотя… как вы выступаете, так и другие артисты подчас не выступят!

«Это он так комплимент нам делает?! От спасибо! От молодец какой! Да что же такое, а? Почему мне не везет-то так. Другие — вон, живут и учатся нормально, без всех этих потрясений и авралов. А у тебя, придурок Ванечка, что ни день — то новая головная боль!».

Косов загрустил, а потом с досадой заметил, что все почему-то смотрят именно на него.

«И молчат же, заразы! Нет бы — Гиршицу сказать: что вы, товарищ политрук, так нельзя! Или эти… братья-акробатья, гармонисты из столовки. И ведь тоже — молчат!».

— Когда, тащ политрук? В смысле — во сколько по времени должно начаться все это? — с безнадегой протянул Иван.

— Ага! В двадцать ноль-ноль, Иван! Время у вас еще есть — посидеть, подумать. Что, как и почему…, - явно обрадовался политрук.

Время и правда было — хотя бы «на поговорить» и прикинуть что-то к носу.

— Парни! Вы как — сейчас без репетиции все эти вальсы вытянете? — спросил Косов гармонистов, имея в виду вальсы, которые те исполняли в феврале.

Гармонисты заверили, что да, вытянут.

— Тогда… поступим так! Вальсы, чтобы народ потанцевать мог, будем перемежать песнями. Юрка! Тебе, я уверен, и репетиций никаких не надо. Ты и так сыграешь все, как надо.

— Коля! — обратился Иван к Гончаренко, — На тебе будет та песня, а капелла. Помнишь — про коня. Точнее, мы вдвоем с тобой ее будем петь. Юрка еще поддержит. Вам, парни, не предлагаю. Вы тогда с нами не репетировали. Еще, Коля, под аккомпанемент, исполнишь нашу ротную строевую. Ты ее уже разучил и вполне вытянешь, а мы поддержим на припевах.

Посидели, подумали, обсудили. И решили, что вполне удержат публику эти час-полтора. Накидали список номеров, еще подумали, прикинули хронометраж. А ведь не все так уж и тухло выходит!

«Ничё! Прорвемся!».

Они еще успели чуть порепетировать. Две дополнительные гармонии притащил Кавтаськин, вскрыв своей властью помещение Биняева. И даже поужинать успели, после чего Косов вытащил свою заветную фляжечку и оделил всех участвующих по паре глотков коньяка — для снятия тремора и повышения настроения. Политрук сделал вид, что не заметил.

Сквер был изрядных размеров, но до парка все же не дотягивал. Деревья стояли еще голые, лишь легкий налет зелени чуть проклюнувшихся листочков оттенял стволы. Народ в сквере был — не сказать, чтобы много, но присутствовал. На скамейках тут и там сидели и парочками, и целыми компаниями. Шествие курсантов с инструментами, под предводительством политрука не замеченным не осталось. Народ оживился, зашушукался.

Сценой был дощатый настил возле деревянной стены какого-то учреждения, примыкающего к скверу. Невысокий такой настил, сантиметров тридцать высотой, не более.

«М-да… сцена, однако! Видали мы карликов и покрупнее!».

По команде Косова, парни заиграли попурри из вальсов. Как и договаривались, сначала негромко, вроде бы как разыгрываясь. Потом — поактивнее.

«Ага! А вот и народ начал подтягиваться!».

Кавтаськин взял на себя вступительное слово, поздравил людей с праздником, «толкнул» небольшую речь об истории Первомая, о текущем положении в мире и ситуации в стране. Не отнять, говорить политрук умел. И складно, и интересно, и не затягивал. Что характерно, и народ реагировал правильно — и слушали с интересом, и поддерживали возгласами и аплодисментами.

Начали, по договоренности, с «Широка страна моя родная». Пели хором, поддерживая Колю Гончаренко, как солиста. Косов даже поймал себя на мысли, что немного завидует курсанту — очень уж у него голос был чистым.

Потом — «Москва майская». Слова этих песен знали практически все, и подпевали