Математик Боя. Жизнь сильнейшего - Blood_and_Tea
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя жизнь любит преподносить сюрпризы, и Хирузен только сейчас понял, что аномалия всегда была рядом с ним.
Сенсома с самого детства не проявлял признаков истинной ярости или гнева. Никогда, даже в самом тяжелом бою, где он не раз терял своих друзей и близких. Бывало, он отчаивался, злился и даже боялся, но он никогда не был в настоящей ярости. Запал берсерка — да, истинная ярость — нет. И можно, конечно, сказать, что в истинной ярости вообще-то было мало людей, но нет — все когда-то были там, просто не все хотят об этом говорить, предпочитая скрывать свою разрушительную ярость.
А Сенсоме никогда не нужно было скрывать — он ее просто не испытывал. До этого момента.
— Хокаге не должен быть бесполезным куском дерьма! Нас постоянно сравнивают в силе, но раз за разом получается, что ты — просто фокусник! Шарлатан! Как может Бог Шиноби не суметь защитить что-то важное?! Как ты не смог защитить моего сына?! Как ты живешь-то вообще, бесполезный Хокаге?!
— Да, я — бесполезный ублюдок! — закричал в ответ Хирузен, чувствуя, как его все больше и больше давит к земле. — Я — худший из всех Хокаге, потому что я просто не могу защитить всех жителей Конохи! Они умирали на фронтах, умирали от болезней, умирали по глупости! По моей глупости! И они умирали два дня назад, когда на Коноху напали! И я не смог спасти их всех! Только сраное большинство! И твоего сына не оказалось в большинстве! Потому что я бесполезен как Хокаге! А раз так, то я — никто!
Давило не только Хирузена, не скрывающего слез боли. Давило их обоих. И это была не физическая, и вообще никакая другая сила — это была боль от осознания собственной уязвимости. Они оба с детства были сильнейшими, равными, недосягаемыми до остальных, а оттого, как им казалось, неуязвимыми. Но их главной уязвимостью, как оказалось, были не недочеты в техниках, и не пропуски тренировок, а те, кто был к ним ближе всего — друзья и родные.
Впрочем, так же у всех людей в мире. И эти двое, какими бы они не были, были лишь двумя людьми в мире. Такими же, как и все.
И они кричали друг на друга, плача, понимая, что уже тысячу раз все друг другу простили. Не выбирая слов — крыли друг друга матом, и просто ревели, в надежде хоть немного заглушить ту боль, что разъедала их сердца.
А с неба падал дождь…
— Прости… — в сотый, наверное, раз сказал Хирузен, после того как они оба выдохлись.
— Нет, — Сенсома отпустил его и выпрямился. — Не могу… не сейчас.
— Понимаю.
Хокаге отвел взгляд от друга. Сенсома — тоже человек, и он в праве не давать ему прощения. Хотя бы он честен с собой и с ним. Он все понимает, но, конечно, не принимает. Ему нужно время.
— В нападении на Коноху участвовали три стороны, — сухо произнес Хирузен, отвернувшись от друга. — Изуна Учиха, клан Цубаки и Казекаге.
— Чие… — голос Сенсомы был тихим, но превосходно передавал нетипичную для него ярость.
— Она делала это для своей страны…
— Отлично. Тогда она поймет, каково это — терять то, что тебе дороже всего.
— Ты не можешь… — Хирузен осекся, но добавил в голос стали. — Ты не можешь уничтожить Ветер. Или даже Суну. Да и саму Казекаге…
— Могу, — сразу же ответил Сенсома. — Еще как могу.
— Но тогда мир ополчится на тебя! — Хокаге развернулся, ловя твердый взгляд Сенсомы. — Я понимаю твои чувства, но ты не можешь так поступить. Иначе ты станешь как Мадара — одно его имя может сплотить Страны против него. Но ты сильнее Мадары. Представляешь, что будет, если ты спровоцируешь их всех? Весь мир будет против тебя. Все захотят тебя убить! Все будут бояться тебя…
— Меня стоит бояться, — желтые глаза нехорошо сверкнули. — Клан Цубаки — тому подтверждение.
Хирузен тяжело вздохнул. Он слишком устал для того, чтобы сейчас пытаться силой остановить Бога Шиноби. Да и не получится все равно — если Сенсома захочет, он и правда может уничтожить целую Страну. И силой его будет не остановить. Только словами. Но кого он вообще может послушать в такой ситуации? Уж точно не Хокаге, который так бездарно просрал его ребенка.
— Данзо знает больше — он пытался отбить твоего сына у Цубаки, — выдохнул Хирузен. — Перед своей местью загляни в госпиталь. Хотя бы.
— Я тебя услышал. Верни меня в Коноху.
Хирузен послушно активировал технику, вяло пытаясь придумать, как ему остановить друга. Вяло потому, что он понимал — это невозможно никоим образом, даже с использованием Эдо Тенсей — ослабленные шиноби его даже не задержат. А истинную технику унес с собой в могилу Тобирама Сенджу.
Мир стоит на грани пропасти.
* * *
Данзо хмуро смотрел в потолок своей палаты. Он вообще часто был хмурым, но сегодня его настроение было особенно паршивым. Агент донес ему, что Хокаге исчез. Хирузен применил свой Хирайшин, чтобы, вероятно, отправиться за Сенсомой — Математика Боя не видели уже два дня…
— Данзо, — тихо произнесли с дальнего от двери угла палаты.
Шимура вздрогнул, повернув голову на звук — он отметил, что голос ему хорошо знаком, и, вместе с тем, он вообще не имеет понятия, кто позвал его по имени. Все потому, что этот голос никогда раньше не передавал такой вселенской холодной ярости, как сейчас.
— Сенсома, — так же тихо, стараясь не выдавать своего изумления, поздоровался в ответ глава Корня.
Старый друг выглядел… иначе, чем в прошлый раз. Желтые глаза смотрели холодно, отчужденно, будто бы их владелец прямо сейчас размышлял — кто есть перед ним — друг или враг? Слабость или угроза? Поза была расслабленной, но не потому, что Сенсома чувствовал себя в безопасности, а, скорее, потому, что он не чувствовал никакой возможной для себя опасности в мире. Это очень разные понятия, и если первое — вполне адекватно, то вот второе встречается только у глупцов.
Или у Математика Боя.
— Расскажи мне о похищении, — Сенсома шагнул к кровати Данзо и оценил его
