Математик Боя. Жизнь сильнейшего - Blood_and_Tea
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раны с шипением регенерировали. Боль не уходила, а тело испытывало мучения, заходя за свой предел. Тем не менее, это был Математик Боя, и его силу было тяжело превзойти только лишь плотным потоком техник уровня Каге.
Гигантский клинок Истинного Владения, совмещенный с таким же клинком из снежинок, прорезал воздух, доставая Старейшину. Он выплюнул кровь и тут же зарябил, исчезая и проявляясь, но для этого ему нужно было время. А Сенсома в этот момент уже был рядом с троицей противников. Первым же ударом он снес голову одному, двум другим бросив своего порошка. Гендзюцу крепко схватило их умы, но Сенсома не успел этим воспользоваться — пришедший в себя Старейшина успел их спасти.
Сенсома отбросил руку одного из двух спасенных — он успел только оторвать ее. Мрачно посмотрел на оставшуюся десятку.
Они начали уставать. Пусть и Цубаки, но их запасы чакры не были бесконечны, а потому в затяжном бою им с ним не справиться. Было бы, если бы не общая ослабленность Бога Шиноби. Сейчас он тоже нес потери, терпя постоянные ранения и неудачу за неудачей. Тем не менее, его новая тактика вполне может принести ему победу.
— Великий клан против выродка — и мы не можем тебя убить! — ярился Старейшина сверху. — Это доказывает ничтожность всего нашего существования! Всех поколений!
— Меньше слов, — показательно-спокойно выбил пыль из одежды Сенсома. — Я начинаю скучать.
Град техник возобновился, но теперь Цубаки были куда более осторожны. Сенсома крушил все вокруг, уничтожал весь дом совета и разрушал деревушку.
В запале боя, он снес и постамент, стоящий напротив дома совета.
И оттуда высыпался пепел…
— Нет… — глаза Бога Шиноби расширились, когда он почувствовал запах чакры, исходящей от пепла. — Нет…
— Кха-ха-ха-ха! — кашляюще рассмеялся Старейшина в воздухе. — Я же говорил тебе! Я же тебе говорил!
Потрясенный Сенсома упал на колени перед пеплом. Перед остатками той, которую любил.
— Вы все сдохнете! Он придет сюда и размажет ваши тупые головы!
— Ты этого уже не увидишь. Сгоришь в пламени собственной упрямости. ты ведь тоже виновата в том, что он сделал с нашим кланом. Ну? Не хочешь разрыдаться? Ты умрешь прямо сейчас, больше никогда не увидев сына и мужа.
— Я только посмеюсь над тобой, тупой старик! Сенсома тебя уничтожит! Ха-ха-ха!
— Бесстрашная дура. Игору — сожги ее.
И никакого крика. Сенсома внезапно осознал, будто бы увидел наяву, как сжигают его жену. Она сгорала молча, не проронив ни единой слезинки. Красивая в своей решимости, прекрасная в смелости и такая… хрупкая в своей любви.
Она любила его и знала, каким ударом будет ее смерть. Поэтому она и не кричала и не плакала, хотя ей, конечно, хотелось этого. Любому человеку хочется себя пожалеть — проявить слабость. Но она не стала этого делать, потому что не хотела делать Сенсоме больнее. Она хотела, чтобы он узнал, как бесстрашно и презрительно она отнеслась к собственной смерти.
И это-то и сделало Сенсоме еще больнее. Осознание того, как сильно она крепилась только ради него.
Одинокая слеза скатилась по щеке.
Он никогда не плакал в этой жизни. Даже когда его родители умерли. Даже когда Мадара предал его. Даже, даже, даже — в его жизни многое произошло, он многих потерял и многих обрел. Но он никогда не плакал. Потому что он был воином и знал, что в его жизни лишения будут всегда. Вся его жизнь состояла из лишений. И он никогда не лил слезы на несправедливость своей жизни — он сам выбрал ее.
Но сейчас он просто не мог сдержаться…
Он ведь тоже любил ее — эту женщину из клана Цубаки. Эту упрямую, гордую и вечно уверенную в собственной простоте Юки. Эту… эту красавицу, что подарила ему всю свою любовь и прекрасного сына. Эту Юки. Юки Томура… как красиво звучало это имя. Как он по ней соскучился. Как же он скучал…
— Я скучал, Юки… — прошептал Сенсома, сгребая пепел в руки, будто бы чувствуя ее укоризненный взгляд и фразу «где ты посеял пальцы?». — О, как же я скучал, Юки… и как скучаю до сих пор…
Техники врывались в его тело, вгрызались в плоть и крошили кости, но он не обращал на это внимания. Он вспоминал их знакомство — первую встречу в лесу и ее рассерженный тон. Свои ухаживания и подначки от продавца-Яманаки, помогавшего ему с букетом. Ее притворство, ее улыбку. Ее рассерженный взгляд. Ее нежелание отпускать его на Континент. Свои и ее слова…
— О, Господи, как же я скучаю…
Слезы капали на пепел, растворяясь в нем, а шторм ниндзюцу сметал все вокруг.
И тогда внутри Сенсомы открыл глаза демон.
— Я… — Исобу запнулся, увидев и осознав происходящее. — О-о-ох… Сенсома…
— Прости, дружище, — прошептал ему Сенсома, утирая слезы. — Я скорбел. Я… провожал ее. Пускай знает там, у Рикудо под боком, как я любил ее. И как продолжаю любить…
Покров Биджу синим плащом накрыл тело поднявшегося на ноги Математика Боя, обрубки на правой руке увенчались темно-синими когтями, а глаза стали подобием додзюцу приобретя салатовый оттенок и два круга, напоминающих круги Риннегана.
— Спусти его мне, Исобу… — вытянул руку к Старейшине Сенсома.
Носитель Риннегана был силен и опытен, но даже его сила и опыт разбились о могущество Биджу, завладевшего силой Мудреца Шести Путей. Он камнем рухнул на землю, где его тут же настиг Сенсома! Он вновь пошел рябью, но за это время Три Хвоста собрали чудовищную жатву среди его людей. Сенсома убивал Цубаки, рвал их на части. Его тело покрылось чакрой Биджу, его техники усилились могуществом Риннегана, а его ненависть затопила, кажется, весь мир.
И после череды медленных смертей пришла очередь Старейшины.
— Ты просто выродок — кусок дерьма, собранный из частей этого мира, — стенал он, пока Сенсома раз за разом рвал его плоть. — Ублюдок без права на жизнь…
А Сенсома бил его. Бил и бил! И бил снова! А потом… потом он продолжал его бить! Земля содрогалась от силы его ударов. Воздух звенел от его ненависти. Трава усохла от его агрессии.
Он бил очень долго.
— Сенсома, — мягко позвал его Исобу. — Сенсома, хватит. Он уже полчаса как мертв.
Сенсома посмотрел на
