Деррида - Бенуа Петерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот союз с новым поколением женщин, «сверхсексуальных, странных, смелых, прибывших, словно серферы на волнах French Theory», как раз и является, с точки зрения Авитал Ронелл, одной из главных причин успеха движения: «Они поняли, что теория им подходит, что ею можно дышать, тогда как на факультетах философии, и не только, женщинам и меньшинствам делать было нечего»[1200]. Одной из первых стала Гаятри Спивак: переведя «О грамматологии» и написав к ней предисловие, она стала одним из основателей postcolonial studies – исследований меньшинств, черных, мексиканцев, азиатов или «субальтернов». И так же, как мысль Друсиллы Корнелл, Синтии Чейз или Шошаны Фелман, ее работы много значили для наиболее влиятельных теоретиков – Ив Кософски Седжвик и Джудит Батлер, основавших gender studies как отдельное направление, а потом и queer studies, которые стремились «исследовать все промежуточные зоны между сексуальными идентичностями, все зоны, в которых они оказываются нечеткими»[1201].
Получается, что French Theory принесла прежде всего в Америку не какую-то академическую проблематику, а ранее невиданное здесь многообразие, открыла поле для расовых и политических меньшинств, для феминизма и гомосексуальности, когда сама она была присвоена именно по-американски. Несомненно, один из самых замечательных случаев – когда Хоми Баба перенял у Деррида его понятие «диссеминация», разработанное в контексте размышления о литературе, чтобы создать «диссеми-нацию» (Dissémination), то есть такой способ разбиения нации, который позволяет вернуть ее ее меньшинствам. И это не какое-то искажение, речь идет о подлинном переизобретении, творческом переводе в совершенно дерридеанском ключе[1202].
Пока идеи Деррида прокладывают себе путь подчас в совершенно неожиданных направлениях, сам он на американской сцене тоже очень заметен. С тех пор как он начал преподавать в Высшей школе социальных наук, где его семинар начинается в ноябре, а заканчивается в конце марта, организовывать поездки стало проще. С середины 1980-x годов он приезжает в США по меньшей мере два раза в год: на Западное побережье весной, а на Восточное – осенью. Помимо основных университетов, где он преподает, он пользуется своими поездками еще и для того, чтобы поучаствовать в конференциях или прочитать длинные лекции во многих других городах. Хотя у него остается определенный акцент, его уровень владения английским стал очень высоким. В дискуссиях он может теперь по-настоящему импровизировать. По словам Анджея Вармински, «он был менее уверен в своем английским, чем следовало бы. Очень впечатляло то, как он напрямую переводил самого себя. Его английский становился все более идиоматичным. Он мог бы писать непосредственно на английском, но он отказывался, настолько важен для него был вопрос языка»[1203].
В университете Ирвайна пост делили три профессора: Жан-Франсуа Лиотар занимал его осенью, Вольфганг Изер – зимой, а Деррида – весной. За пять весьма насыщенных недель он дает столько же материала, сколько за 10 обычных; в 1990-х годах ему платят примерно 30 тысяч долларов в год. Мюррей Кригер угадал с тем, что настоял на приглашении Деррида в Ирвайн. Уже в силу самого его присутствия факультет Critical Theory в Ирвайне стал самым престижным в США, привлекая замечательных студентов из самых разных штатов и стран, а также некоторых известных личностей. Так, к примеру, Стивен Баркер, который стал философом, а до этого 10 лет был танцором и хореографом, попросил должность в Ирвайне, поскольку там преподавал автор Glas: «Двумя наиболее важными людьми в моей жизни были Ницше и Деррида. Мне повезло в том, что я присутствовал на всех его семинарах с самого начала. И не я один. Многие специально организовывали свой график так, чтобы в апреле попасть в Ирвайн»[1204].
Но хотя Деррида, бесспорно, стал звездой, он прежде всего остается преподавателем в подлинном смысле этого слова, таким же внимательным, каким был всегда. Дэвид Кэролл вспоминает об этом: «Он читал курс, который был открыт для всех студентов по социальным и гуманитарным наукам. Многие из слушателей первоначально были записаны на историю или антропологию. Только руководители факультета философии пытались отвадить своих студентов от этих курсов. В конечном счете некоторые из них все-таки рисковали и заходили к нему, но те, кому нравилось, вскоре обычно меняли специализацию. Даже в Ирвайне нельзя было писать диссертацию на факультете философии, если к тебе приклеился ярлык дерридеанца… Публики было полно; народ ломился даже на семинар, официально считавшийся закрытым. Но это не мешало Деррида тратить много времени на прием студентов и на обсуждение их papers – дипломных работ или личных проектов. Каждую неделю у него было шесть присутственных часов, но он часто задерживался, уделяя каждому столько времени, сколько требовалось»[1205].
Когда Деррида в кампусе, с понедельника по среду, он абсолютно доступен. После семинара он приглашает близкий круг на ужин в Koto – японский ресторан, считающийся лучшим в округе[1206]. По вторникам у него ритуал – пообедать с Хиллисом Миллером. В другие дни он обедает с другими друзьями и коллегами, которых ценит. «Деррида любил возвращаться к своим привычкам и друзьям, – вспоминает Эллен Берт. – В аэропорт за ним всегда приезжали Анджи – Анджей Вармински – и Хиллис. На весь период визита назначался один студент, который исполнял функции ассистента. В будние дни он часто делал вылазки в другие университеты, где читал лекции или участвовал в конференциях. Но в последние годы он ездил меньше, предпочитая сэкономить время, чтобы поработать в тишине»[1207].
Дэвид Кэролл и его жена Сьюзан Джирхарт нашли для него небольшой съемный дом возле Лагуна-Бич, а потом в Виктория-Бич, чуть подальше. Деррида особенно рад тому, что в течение нескольких недель может пожить на берегу моря, пусть даже купаться ему приходится редко, поскольку вода весной на Тихоокеанском побережье еще холодная. Хотя он очень много работает, здесь ритм его жизни не такой сумасшедший. Он любит гулять по пляжу, наблюдать за птицами, которых в этих местах очень много, ужинать или ходить в кино со своей переводчицей и близким другом Пегги Камюф.
Мюррей Кригер, который привел Деррида в Ирвайн одновременно с Хиллисом Миллером, был одним из основателей университета и подлинным новатором. В 1990 году он предлагает Деррида передать его личные архивы в Библиотеку Лангсона – главную библиотеку университета. Деррида это предложение очень тронуло: впервые кто-то проявил интерес к его бумагам. Первое соглашение,
