Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5 (СИ) - Радов Константин М.

А самым острым из иностранных вопросов нежданно оказался персидский. Братищев, наш резидент при шаховом дворе, уже не раз доносил о намерении Надира напасть на Кизляр. Среди приближенных сего монарха, очень многие науськивали своего хозяина против России. Мол, у русских династические междоусобицы, лучшие войска заняты шведской войною, а на троне — слабая женщина. Особенно старался англичанин Эльтон, ранее состоявший в нашей службе, но потом перебежавший к Надиру и обещавший построить для него флот на Каспийском море, отдав тем самым все прибрежные земли в полную власть персиян. Сэр Сирил Витч, посол короля Георга при дворе Елизаветы Петровны, только разводил руками: дескать, сие делается помимо британского правительства, которое ничего о том не знает.

Много ли было правды в словах баронета? Бог весть. Двуличие, подлость и коварство лишь применительно к обычной жизни могут считаться пороками; в политике это необходимые и общеупотребительные инструменты. Французская партия, теперь во главе с пронырливым Лестоком, и партия англо-австрийская, знаменосцем которой стал хитрейший и трудолюбивейший конференц-министр Карл фон Бреверн, по всем пунктам состояли в ожесточенной борьбе. Только в одном они сошлись: для тех и других граф Читтанов оказался досадной помехой. Государыне в оба уха нашептывали, что надо бы сего достойного и прославленного полководца поставить во главе армии, назначенной противустоять Надир-шаху. Дескать, одно появление на брегах Терека столь важной персоны остудит горячие головы и отвратит азиатов от злонамеренных мыслей, заставив сидеть, как мышь под веником.

Если бы я желал всенепременно остаться при дворе — мог бы сии рассуждения нещадно высмеять. Зима на носу: ежели черт и подтолкнет соседей к выступлению, что они будут делать в промерзших заснеженных степях?! При Карле Двенадцатом, помнится, привычные к суровому климату шведы гибли в России от мороза тысячами; учинить же зимний поход с воинами из теплолюбивых южных народов не посмеет и совершенный безумец. А коль, паче чаяния, посмеет — войско взбунтуется. Или разбежится. Но на верную гибель не пойдет.

Однако… На юг мне все равно надо ехать — по своим приватным делам. Так не лучше ли явиться там во всемогущей силе государственных полномочий? Тем временем, столичные интриганы вольны строить козни друг другу. Я пока выйду из-под их огня.

Так рассудив, по установлении зимнего пути отправился в путь с изрядным караваном. Маршрут восприял через Азов, сделавши еще крюк на Богородицк и Таванск: высочайшим повелением предписано было инспектировать все войска на южных границах, по мере надобности забирая себе любые полки, какие нужно.

В последнем большой нужды не обреталось, ибо в Астрахань и Кизляр еще летом согнали вполне достаточные силы. В чем действительно была крайняя необходимость, так это в наведении порядка по комиссариатской части, а еще — в строгом исполнении мер по сбережению солдатского здравия. Некомплект имелся огромный, в большинстве полков от половины до двух третей; но прямо сейчас пополнять их рекрутами означало бы попусту губить людей. Формально никто никогда не отменял принятое Петром Великим правило, предписывающее всех молодых солдат направлять в гарнизоны, лишь через год или два переводя в линейные войска. Постепенное приучение к тяготам службы дает рекруту окрепнуть душой и телом. Если же сразу плюхнуть ему на спину неподъемный груз — есть опасность, что эта спина, увы, сломается. Однако на деле сие мудрое установление не соблюдалось, даже и самим покойным государем: армия вечно состояла в крайности.

Ни капли не веря в близкое нападение персидского шаха (коий впрямь являл признаки безумия, но все же не до такой степени), я еще до отъезда из столицы провел в Сенате резолюцию о возобновлении этого порядка комплектования, исключая из общей системы лишь действующий в Финляндии корпус. Ныне надлежало утвержденное императрицей решение исполнить в порученной мне части, для чего были взяты с собою штабные офицеры и чиновники Военной коллегии. Дело предстояло многотрудное и кропотливое, хотя ничей интерес оно не ущемляло и потому не заставляло ждать осознанного противудействия. Хуже с казнокрадством, которое цвело пышным цветом. Надо отдать должное Миниху: при нем не столько провианта и амуниции разворовывали, сколько пропадало от нераспорядительности. Потом же, в хаосе междуцарствия, многие полковники совсем разнуздались. Открыть сие хищничество, глядя по состоянию вверенного полка, большого труда не составляло: у меня на такие вещи глаз наметанный. Беда в том, что во многих случаях заменить виноватых оказывалось некем. Приходилось отрешать от должности и примерно наказывать лишь самых наглых, с прочими же искать компромиссы. Старинная беда России — нехватка подготовленных офицеров — никуда, к сожалению, не делась.

Вопреки сей необоримой пагубе, выучка и боевые качества войск выглядели вполне достойно. Добротная немецкая школа, от того же Миниха, и продолжительная война с турками выработали очень крепкий солдатский состав. Полуголодные, плохо обмундированные, без париков, в рваных башмаках — но, если меряться силою с любой из европейских армий, я бы поставил на своих. При надлежащем командовании, конечно. А насколько люди у нас отзывчивы на заботу! Никаких потачек не нужно, просто покажи свою справедливость. Дай им, что по регламенту положено. Когда поверят, что генерал может послать на смерть в бою, но не даст сгинуть зазря от голода или поноса — ты завоюешь их любовь!

Стоя во главе таких войск, опальный фельдмаршал вполне мог добиться против осман гораздо большего, нежели вышло. Что подрезало крылышки его фортуне? Чума? Неспособность и прямая измена цесарцев? Прежде всего, полагаю, снабжение. Знакомство с комиссариатской перепискою недавних лет побудило задуматься: может ли вообще сия контора в случае серьезной наступательной войны обеспечить действующую армию? Не лучше ль заменить ее своими людьми, получившими надлежащий опыт в Италии? Обсудив дело с теми приказчиками, кои вели поставки на Апеннинах, пришел к решению: не заменить, но дополнить. Следует заблаговременно создать сеть скупки и вывозной торговли хлебом. Сие позволит создать значительные запасы (и создать их коммерчески выгодным способом), позволяющие с открытием военной кампании решить все проблемы по провианту.

Парадокс в том, что единственными покупателями этого зерна в мирное время могут быть исключительно турки. Соответственно, главные амбары надо располагать как можно ближе к границе, в укрепленных местах, кои способны служить вывозными портами. В случае войны эти же пункты естественным образом становятся армейскими хлебными магазинами: коммерция продолжается, не терпя ни малейшего урона! Похожая система мною планировалась и для чугунного литья, но дурное упрямство османское чинило препоны. Султан и его визири (кои переменялись почти ежегодно) никак не соглашались допустить наши торговые суда в Константинополь, или хотя бы в Трапезунд. Соглашались, самое большее, на Кафу, но требовали взамен совершенно несоразмерных уступок.

С турками вообще было трудно. Одержав верх над Священной Римской империей, которую почитали сильнейшей из христианских держав, они трактовали себя весьма заносчиво. Переговоры о вечном мире с Россией велись уже три года, однако продвижения не было. Камнями преткновения служили вопросы о праве мореплавания и о подвластности черкесов с ногаями. Сии дети природы своевольничали, вовсе не задумываясь, что могут накликать новую войну, в коей им уготована будет участь зернышка между жерновами.

Прелиминарный мирный трактат установил границу по Перекопу; жителям дан был трехлетний срок для выбора, уходить или оставаться. Но кочевые джамбулуки и едичкулы привыкли пасти свои табуны, где вздумается, а соблюдать предписанные чужаками правила отнюдь не желали. Минувшей осенью данные им три года истекли; уже после этого немалая орда туземцев откочевала в Крым на зимние пастбища. Русский консул в Бахчисарае Адам Шульц немедля заявил протест хану и потребовал, согласно прелиминарным статьям, сих перебежчиков выдать. Селямет Гирей лишь посмеялся над неверным глупцом и посоветовал дождаться весны: тогда кочевники, мол, сами вернутся. Не столь миролюбиво приняли покушение на свои права сами ногаи. Большущая их толпа, вломившись в дом, где квартировал злополучный консул, избила его и слуг до полусмерти. Конюха, вздумавшего противиться, и совсем убили. Потом на испуганном немчике разодрали одежды и отходили его плетью, приговаривая: мы, дескать, народ вольный, вашей шлюхе московской не крепостные. И еще много всяких невежливостей дерзнули высказать в сторону Ее Величества.