Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5 (СИ) - Радов Константин М.

— Да у тебя, батюшка, и законные-то дети не шибко на тебя обличьем похожи. Больше в долгоруковскую породу.

— Чем тебе наша порода плоха?! — Взвился князь Василий Владимирович Долгоруков, еще более умножая дружный смех.

— Всем хороша, княже! Годится, чтобы чужой приплод улучшить!

Сенаторы от хохота чуть было со стульев не попадали; сама императрица с трудом сохраняла серьезный вид, прикрывая губы кружевным платочком. Уф-ф-ф! Кажется, получилось! Разрумянились старички, разогрелись, вспомнив молодость. Теперь ковать в нужную форму, пока не остыли!

— Вернемся к делу, господа. Общеизвестно, что таланты и склонности переходят от отцов к детям. И что ж? У нас в империи некоторая часть людей, рожденных в крестьянском чине, оказывается лишена свойств, подобающих землепашцу, зато в полной мере одарена способностями воинскими! Принуждать таковых вести хозяйство — то же самое, что пытаться пахать землю шпагой. Не их это дело! Подумайте: до какой крайности надобно дойти, чтоб своею охотой в солдаты проситься?! Служба солдатская — не мед. Многие увечат себя, лишь бы не взяли. Кто идет вольником? Только совсем отчаявшийся. Такой готов хоть в омут головой, хоть с кистенем на большую дорогу. Или у нас разбойников нехватка?!

Я обвел взглядом сенаторов, дабы убедиться, что меня слушают, и сразу был наказан: в получившуюся паузу встрял все тот же Семен Салтыков. Что за вредный старикашка: его Люцифер в аду заждался, а он тут насмешки строит! Сложил на роже ханжескую гримасу и говорит:

— Граф, а не лучше ли жениться, да законных отпрысков завести? А то из незаконных кого признать? Неужто продолжение рода тебя, Александр Иваныч, не заботит?

Можно бы отшить: мол, не твое, старый хрен, собачье дело. Ну, или, сообразно обстановке, тот же самый смысл вложить в более дипломатичную форму. Однако чувство общности тогда развеется. Пропадет дух братства во грехе. Лучше ответить, и ответить искренне.

— Какая женитьба, Семен Андреич?! Я ведь тебя всего семью годами моложе. Грешные мысли, ежели еще посещают, так разве по большим праздникам. Что до признания… Знаешь, как сибирские инородцы собачью породу улучшают? Закапывают новорожденных щенков в сугроб: который выберется — годен для жизни. Вот так и с людьми. Сыновья знатных персон, балованные сызмалу, вырастают ни на что не годными уродами: вспомни хоть Федора Матвеева или Исайю Шафирова. Или (прости, князь Василий Владимирович) Ивана Долгорукого… В ком живы мой дух и моя кровь, тот любые преграды одолеет. А в ком сего нет — на тех плевать.

— Ну, ты жесток, батюшка мой! Свое же потомство — аки псов трактуешь…

— Как людей, во всем отцу подобных. Ибо той же мерой отмерено было мне, бывшему в сиротстве с младых ногтей — и сие не погубило, но во благо пришлось, изощрив ум и закалив душу…

На секунду остановился, встретивши взгляд императрицы. Странный по выражению, с оттенком грусти. Хотя… Что тут странного?! Если верно все, что нашептывали за ее спиною, у Елизаветы могут быть дети. Не от Разумовского. Незадолго до его возвышения, среди придворных с легкой руки доктора Лестока распространилась новейшая французская инвенция: во избежание многочадия на срамной уд вздевают пузырь из бараньих кишочек и тем супругу (ну, или кого случится) довольствуют. Но вот прежде сего… Помнится, в междуцарствие перед избранием Анны слушок ходил о беременности царевны: возможно, что и правда. А если правда — куда младенца дели? К преображенцам в слободу? Или в дворцовые имения? Впрочем… Отца своего Лизе все равно не догнать, по числу отпрысков царской крови, раскиданных во всех сословиях. О том, что он сделал с первенцем — молчу… Возможно, это наследственное: натура, побуждающая не только людей, но и бессловесных тварей к заботе о собственном потомстве, в государыне искажена явным образом. Вскоре после ее воцарения зашла у нас речь, при подобающем случае, о сукцессии престола. Мол, стоит ли вызывать голштинского племянника? Не лучше ли объявить Алексея Григорьевича принцем-консортом, да постараться о новых наследниках? И пусть попробует кто воспротивиться: любого в бараний рог свернем! Решительное «нет», безо всяких объяснений, было ответом, и строгое запрещение вперед возвращаться к этой теме.

Ну, да ладно. Пока не перебивают, надо мысль закончить.

— Но все же прошу высокое собрание учесть, что препятствия, слишком непреодолимые, способны направить молодые души на губительный для них и опасный для государства путь. Чувствует крестьянский парень дар Божий к воинскому делу — а мы его на службу не берем! И что? Он так и будет ходить за сохою?! Вы уверены? Да хоть приковывай, такой найдет способ сменить сошку на саблю и ружье! Не дадим биться за империю — станет биться против! Вот, князь Иван Юрьевич ратует против смешения с подлым народом; а может ли он, да и любой из присутствующих, ответить за каждую каплю своего семени? Пусть нет среди нас военных талантов, равных Цезарю — но если чей бастард, одаренный хотя бы в меру среднего генерала, сделается атаманом разбойников… Бунт Стеньки Разина покажется детскою игрою!

Сенаторов проняло. Обер-шталмейстер князь Куракин объявил, что возвращать челобитчиков владельцам не следует, поскольку помещики с ними ранее не сладили; к тому же в родных деревнях они действительно могут стать зачинщиками бунта. Но и в солдаты записать нельзя: сие будет потачкой непокорству. А надо их сослать в сибирские казенные рудники. Генерал князь Урусов возразил: дескать, почему бы не взять в солдаты? Некомплект в иных полках не меньше, чем при Петре Великом бывало. Особенно на персидских границах, где неспокойно. Александр Львович Нарышкин предложил: а может, в матросы? Сия пропозиция стала пунктом компромисса для тех, кто желал пострашнее наказать своевольников (ибо морская служба считалась еще хуже солдатской и во мнении народном вполне соперничала с рудниками), и тех, которые стремились употребить челобитчиков с пользою для державы. Я тоже резолюцию поддержал, тем более что неотложные меры против гастрических лихорадок в армии и флоте уже возымели силу, и дурною славой перевозчиков на тот свет корабли обязаны были минувшим дням. Ломать голову, как бы снизить смертность, не требовалось: способы сохранения здоровья были известны. К примеру, голландские ост-индцы имели обычные потери не свыше одного-двух человек из сотни, на протяжении перехода в Батавию. Джеймс Оглторп и его масоны при колонизации Георгии добились еще лучших результатов. На моих собственных торговых судах дела обстояли почти так же. Почти — потому что приучить к строгому порядку русских и неаполитанцев значительно труднее, нежели англичан или немцев.

Так почему же балтийская наша эскадра всего лишь при переходе из Кронштадта в Ревель несла урон в людях, достойный кругосветного плавания? Замечу, кстати, что британский военный флот мало в сем пункте отличался; а шведский — если отличался, то в худшую сторону. Ответ предельно прост: с капитанов не было спроса за этих покойников. Как, впрочем, и в армии с офицеров. Тридцатилетней давности регламент о сбережении солдатского здравия формально оставался в силе, но его нарушение не взыскивалось. Второй комплект котлов, для кипячения питьевой воды, походные бани, прожарка белья и мундира от вшей… Все сие требует определенного избытка в средствах, а откуда оный избыток возьмется, ежели, с одной стороны, казна недодает денег, а с другой — армейские полковники и морские капитаны видят в своей службе прежде всего статью дохода? Урезать довольствие, насколько выйдет, излишки же положить в карман. Способов много. А попробуй прижать — визгу поднимется! При постоянных задержках жалованья, на подобные акциденции обыкновенно закрывали глаза. Ко всему, матушка-государыня дала обет никого не казнить, и сим не заслуженным подданными милосердием еще больше развязала руки ворам.

Ввиду столь бедственного положения нижних чинов, я почел ключевым пунктом создание действенных ревизионных департаментов при Адмиралтействе и Кригс-комиссариате. Вообще, на сей случай издавна существовала целая Ревизион-коллегия; но ее глава, действительный статский советник Кречетников, чином не вышел, чтоб заставить с собою считаться Долгорукова или Головина. Сами же эти сановники строгую проверку финансов равняли со слежкою и доносительством, коими брезговали. После аннинского царствования — я отчасти мог их понять. Однако, нужен был укорот казнокрадам.