Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5 (СИ) - Радов Константин М.

Что коса чумного поветрия слабо задела сих воинов — слава Богу. Но всякое благо имеет оборотную сторону. Семьи на линии зажиточные, многодетные. Во многих по трое или четверо подрастающих сыновей. А штат ландмилицкий двадцать лет, как не увеличивали! Вот и выходит, что на каждое место в строю претендентов больше, чем надобно. Турецкая война под командою Миниха, с колоссальными и явно чрезмерными потерями, это давление сняла: но надолго ли? По моему расчету, не более чем на два-три года. Потом, если все оставить, как есть, появится масса «лишних» молодых людей, не находящих себе пристойного места. Они могут ускользнуть из-под родительской и начальнической опеки, сбиться в шайки и начать искать на свои дурные головы приключений. Брать меры для избежания возможных неприятностей надо уже сейчас. Иначе поздно будет.

Оно бы не беда, если б эти воинственные землепашцы готовы были сменить фузею и плуг на кайло углекопа или инструмент литейщика; однако наняться на мои промыслы мало кто из них соблазнился — даже за очень неплохое жалованье. Дело привычки, полагаю. Крестьянин видит в огне, лязге железа и вонючем дыме литейной мастерской предвосхищение ада — и отнюдь не торопится туда. А на мастеровых взирает с тем же высокомерным презрением, как крымский татарин из знатных — на пахарей, ковыряющихся в земле и навозе. И никакие деньги сего отношения не переломят: по крайней мере, пока земля кормит, и угроза голодной смерти над семьей земледельца не висит. Ну, или пока не народится новое поколение, ни в грош не ставящее заветы отцов.

Посему, для содержания на линии внутреннего покоя надобен внешний непокой. Либо война, открывающая новые ваканции, либо, по меньшей мере, угроза ее, позволяющая под сим претекстом протащить через Сенат расширение ландмилицкого штата. Ну и, как паллиативная мера, умножение всяческих военных школ: артиллерийских, морских, унтер-офицерских пехотных, — чтобы поглотить избыток воинственного юношества и направить его на верную стезю. А еще… Мне потребны люди для заморских факторий: не одними ж колодниками оные населять! Однако враги мои в Сенате ни за что не дадут соизволения на свободный найм из воинских сословий. Сие противно их идеалу государства, являющему собой нечто среднее между казармой и застенком. Конечно, столь суровый распорядок они мнят подобающим лишь для тех, которые ниже. Для себя — мечтают о «злотой вольности», как в Польше.

Кстати, о Польше. Вернее, о соединенной с нею Литве. Как раз перед моим отъездом на юг Сенат обсуждал средства пресечения умножившихся побегов крестьян за границу, в те самые литовские владения. Много всякого предлагали, большей частью — в русле усиления пограничной стражи или устройства вооруженных экспедиций для ловли и возвращения мужиков; но ни один сукин сын даже не заикнулся о коренных причинах, побуждающих русских людей к бегству. А зря. Ведь если крестьянин предпочитает чужеземного, иноверного господина единоплеменному — сие есть признак глубокого внутреннего неблагополучия. Речь Посполитая — отнюдь не рай для простолюдинов; коли туда от нас бегут — значит, в России еще хуже! Ввергнув народ в крепостное состояние, династия заложила тысячепудовую мину под государством: прямо под собственною задницей. Сейчас это навряд ли можно исправить, ибо сословную корысть шляхетства трогать нельзя. Хватит у будущих правителей ума, чтобы сей пороховой погреб как-нибудь безопасно разрядить, или они станут дожидаться, пока рванет, — одному Богу известно. А что враги империи будут суетиться с огнем, это к гадалке не ходи! Беспрестанные мелкие бунты, в масштабе деревни или вотчины, на теле страны — как зуд от блошиных укусов: неприятно, однако не опасно для жизни. Но ежели некая враждебная сила, разумная и целеустремленная, задастся целью уничтожить русскую державу… Она обнаружит, что все приготовлено к ее удобству.

А я, в сем случае, уподобляюсь тем жителям подножий Везувия, кои возделывают свои поля на щедро удобренной вулканом почве, стараясь не вспоминать о кипящей под ногами огненной бездне. Простых решений задача не имеет. Облегчить жизнь крестьянам — не выйдет без ослабления государства. Ничего в сем отношении не делать — тоже добром не кончится. Постепенно дополнять и по возможности замещать земледелие, как главный источник доходов, торговлей и промыслами — вот, пожалуй, единственный спасительный путь, могущий вывести страну из «адовой твердыни» рабства. Далеко ли удастся по нему пройти? Это уж как получится. Сколько сил хватит, столько и прошагаю.

Если б еще шагать по ровному месту… Так нет же, то и дело как будто сквозь засеки проламываешься! С нехваткой рук для чугунолитейного завода кое-как удалось справиться: теперь, словно в отместку, сама натура ополчилась! Пласт, из которого брали уголь, лежал неглубоко, над ним была ровная сухая степь, и я надеялся обойтись без откачки — этого вечного проклятия английских шахт. Не тут-то было! Однажды (как нарочно, в средине зимы) мои углекопы вскрыли водяную жилу, да такую обильную, что можно бы считать подземным ручьем. Или даже небольшою речкой. Залило все к чертовой матери. Ручные помпы, с прилежащими до них работниками, обещали удвоить цену поднимаемого угля; устройство другой шахты (ближайшее возможное место — за двадцать верст) грозило и вовсе разорить. Деваться некуда — пришлось строить ньюкоменову машину.

Очевидны многочисленные несовершенства сей конструкции; но она, по крайней мере, была испытана в длительной работе, а число действующих экземпляров приближалось к сотне. По преимуществу в Британии, но не только. Правда, на континенте их используют, большею частью, короли, и большею частью для фонтанов… Не беда. Ежели все пойдет по плану, впору будет претендовать на титул короля чугунолитейных промыслов!

Применительно к эксплуатации силы пара, система Лейпольда казалась мне более перспективной, нежели система Ньюкомена. Однако саксонский профессор не успел ввести свои инвенции в практику и опробовать на деле: вопрос надежности оставался непроясненным. Отправив распоряжение в Тайболу, чтоб изготовили также и лейпольдов насос, я исходил из необходимости любую машину время от времени останавливать, исправлять и заменять изношенные части. Пусть будут два разных паровика, работающих поочередно: тогда случайная поломка одного из них не приведет к тяжелым убыткам, а инженеры мои накопят бесценный опыт для сравнения и дальнейшего усовершенствования сей сложной механики.

Вот только стоимость водоотливной амуниции ненасытным крокодилом вгрызалась в сладкий пирог выгоды от сего прожекта. Поправить дело мог бы обширный вывоз товара в иные государства, но тут все упиралось в политику. Чугун — он ведь, зараза, тяжелый! Единственный способ его перевозить себе не в убыток — это на торговых судах. И что прикажете делать, ежели турки никак не соглашаются на транзит через Проливы?! Давняя, но вялотекущая болезнь вдруг приняла острую форму и превратилась в вопрос жизни и смерти.

Воевать с Блистательной Портой, как я уже сказал, мы были не готовы. Да и вообще: коли есть возможность той же цели добиться мирными средствами, сия метода представляется более разумной. Основательная, неторопливая подготовка войск, демонстративные переговоры о союзе с персидским шахом, — все это призвано было склонить великого визиря Али-пашу к уступкам. Собственно, требования наши ничего унизительного или обидного в себе не заключали: что дурного в свободе мореплавания? Одно лишь бессмысленное азиатское упрямство препятствовало достижению согласия. При этом, визирь давал понять, что он бы сам и не против — но его многочисленные недруги ни малейшего дружественного шага в сторону России никогда и ни за что не позволят. Сразу же очернят перед султаном.

Чтобы воздействовать на эти, весьма широкие, круги оттоманской знати, послу нашему Вешнякову попросту не хватало денег. Известно, что на Востоке все подкупны: однако легко подкупить одного, двух; можно и десять или двадцать; а ежели влияние на политику могут оказывать сотни, или, спаси Аллах, тысячи?! Брать на содержание все государство — никак не по нашему карману.