Самый короткий путь (СИ) - "Elle D."

хиллэсском юноше знатной фамилии, который якобы увидел Риверте на том самом балу,

где тот потряс всех своими манжетами, влюбился в него и последовал за ним в Вальену,

вопреки уговорам и проклятиям родни – но это были непроверенные толки. Священные

Руады предостерегали слушать слова человека, ибо человек лишён способности познания

и часто выдаёт собственные страхи и желания за действительную реальность – и в том

Уилл не раз самолично убеждался. Потому он не любил сплетен и уж тем более не

способствовал их распространению.

Однако теперь, находясь в логове того самого чудовища, которого рисовала людская

молва, Уилл не знал, что ему думать и во что верить. Он уже убедился, что цинизм этого

человека не знает мер, что он бестактен, бессердечен и, похоже, напрочь лишён совести,

источником которой есть искренняя богобоязненность. Уилл видел пажей с

подкрашенными глазами, ставивших фривольные сценки на потеху своему сиру; видел

Гальяну, чей облик и манеры как нельзя лучше соответствовали образу похитителя детей

из сказок; видел, в конце концов, непристойный «Эротиазис» и сборник порнографических

гравюр с обнажённой женщиной на переплёте. Всего этого было достаточно, чтобы

сделать соответствующие выводы – даже если бы накануне Уилл не слышал

собственными ушами, как этот человек-демон исторгает из глотки подчинившейся ему

женщины такой вопль, словно она испытывает все муки ада. В свете всего этого зрелище

Риверте, изрыгающего пламя на потеху своим гостям, казалось кульминацией и венцом:

да, этот человек был дьяволом и вполне мог быть повинен во всех дьявольских деяниях,

ему приписываемых.

Уилл говорил себе это, не чувствуя, как кусает губы, и очнулся, лишь ощутив во рту

привкус крови. Он посмотрел на нравоучения Святого Альберта, сиротливо лежащие на

его коленях, и ничего не почувствовал. Какая, в конце концов, разница, насколько

правдиво всё, что говорят о Риверте? И какая разница, насколько это страшно и

омерзительно для самого Уилла? Господь уже определил его судьбу, и какой бы они ни

была, он собирался принять её с должным смирением.

Ах, почему брата Эсмонта нет сейчас рядом с ним!

Уилл просидел в оружейной почти до самого вечера, боясь пройти через галерею и снова

столкнуться с Риверте. В конце концов голод выгнал его из насиженного угла – и лишь

тогда он узнал, что сир граф ещё днём уехал в одну из своих деревень и обещался быть

поздно. Похоже, суматоха уборки раздражала его, и он решил убраться, пока всё не будет

закончено. Уилл спустился на кухню, заставил себя съесть кроличью ножку и поднялся в

свою комнату, чувствуя себя больным и несчастным.

Он так и не написал ни домой, ни брату Эсмонту в Ринтанскую обитель, потому решил,

что это занятие отвлечёт его от тяжких мыслей и неясных, а от того ещё более

мучительных предчувствий. Пытаясь найти слова, достаточно спокойные и внятные, он

заставил мысли течь ровнее, и достиг в этом достаточного успеха, чтобы полностью

погрузиться в свою эпистолярию. Уже совсем стемнело, когда Уилл оторвался от письма

и, почувствовав, что в комнате довольно душно, решил открыть окно, благо погода

окончательно наладилась, и стояла тёплая тихая ночь.

Уилл отодвинул портьеры и распахнул окно. Внизу, во дворе, горели факелы, стражники в

караулке у ворот шумно резались в кости, кто-то из детей челяди играл с собакой. Вдруг

со стены раздался крик, и подъёмный мост заскрипел, опускаясь. Уилл видел, как в ворота

въехал Риверте верхом на неизменном своём жеребце, которого он, кажется, вовсе не

щадил и гонял по любому поводу. И ещё Уилл заметил, что в седле позади всадника сидит

кто-то – гораздо мельче и ниже его. Может, женщина – а может, подросток…

Когда Риверте спешился, довольно бесцеремонно стащил своего спутника с коня и тот

отчаянно задрыгал в воздухе ногами в штанах – Уилл понял, что верным было второе

предположение. Не отрываясь, он смотрел, как Риверте, дав мальчику небрежный

подзатыльник, ведёт его к замку. Уилл закрыл окно, забыв, что собирался проветрить, и

отошёл. Его сердце гулко колотилось в груди.

Спустя какое-то время он услышал в коридоре шаги. Потом уже знакомо хлопнула дверь в

спальню Риверте. Уилл отчаянно пожалел, что не ушёл из своей комнаты прежде, чем они

поднялись наверх. Конечно, он мог уйти теперь… но вместо этого стоял, замерев, и жадно

ловил каждый звук, доносящийся из-за стены.

Сперва он не слышал ничего. Голоса, если они были негромки, сквозь стены не

проникали. Потом раздалась какая-то суета – Уиллу почудилось, что это больше всего

похоже на шум борьбы, – а затем стон. Длинный, отчаянный стон человека, перед которым

разверзалась бездна.

Он неплотно прикрыл окно, и порыв сквозняка задул свечи, но Уилл этого не заметил. Он

стоял посреди своей комнаты в замке Даккар, судорожно стискивая кулаки и вперив

взгляд в стену, из-за которой доносились звуки, сводившие его с ума. Потом всё это

прекратилось, снова послышалась суета и какой-то топот – судя по всему, поспешный.

Дверь заскрипела, и Уилл расслышал голос Риверте, звучавший из комнаты, очень

спокойный. Слов он не разобрал.

Движимый неодолимым, хотя и совершенно безрассудным порывом, Уилл кинулся к

двери и выглянул в коридор.

Дверь в спальню Риверте уже закрылась. Маленькая сутулая фигурка стояла возле неё,

повесив голову. Сердце у Уилла сжалось за страдания этой невинной, навек погубленной

бесчестьем души. Он понимал, что бессилен помочь, но всё же шагнул вперёд и шепотом

окликнул мальчика:

– Эй…

Тот вскинул голову, и Уилл торопливо прижал палец к губам. В темноте блеснули

удивлённо расширившиеся глаза.

– А! – сказал мальчик тоже шепотом. – Вы сир Освальдо?

Уилл на миг опешил. Во-первых, голос мальчишки звучал хотя и тихо, но весьма

самоуверенно и без намёка на скорбь и рыдания, которых ждал от него Уилл. Во-вторых,

он не мог взять в толк, почему крестьянский мальчишка принял его за одного из пажей

Риверте – он не был одет как паж и, по собственному мнению, держался совершенно не

так, как пристало пажам. Впрочем, вряд ли неотёсанный сельский мальчишка мог уловить

такие нюансы. Уилл кивнул, пресекая дальнейший вопросы, снова приложил палец к

губам и указал мальчику на дальнюю дверь, выводившую из коридора на чёрную

лестницу. Тот покорно потрусил к ней. Уилл пошёл следом.

– Господин граф велел, чтобы я вас нашёл, – сказал мальчишка, едва они оказались на

лестнице. – Сказал, вы меня накормите и скажете, где мне спать.

Это прозвучало так простодушно, что Уилл на секунду растерялся. Не будучи Освальдо,

он понятия не имел, что подразумевал под этими словами господин граф. Неужели только

то, что сказал?..

– Только он говорил, что вы там, – мальчишка ткнул большим пальцем себе за спину, в

сторону парадной лестницы, от которой они ушли. – А вы тут?

– Пойдём, – не ответив, сказл Уилл, беря его за руку. – Тебе в самом деле не помешает

поесть и… отдохнуть.

Рука у мальчишки была маленькая и скользкая. Он мог быть на год или два младше

Уилла, то есть уже не ребёнок, но держался он как сущее дитя. Уилл и повёл его, как дитя,

вниз по лестнице – сам он предпочитал пользоваться именно ею, чтобы спуститься на

кухню, потому что тут было меньше шансов столкнуться с Риверте или его гостями,

поэтому ориентировался уже довольно хорошо.

– Ты не бойся, – сказал он, чувствуя себя обязанным оказать несчастному ребёнку хоть

какое-то утешение. – Теперь всё будет хорошо…

– Да я и не боюсь, – отозвался тот с некоторым удивлением. – С чего б?

Уилл крепко закусил губу. Потом, вдруг решившись, спросил: