Проклятие палача - Виктор Вальд

– Вот как! – изумился знаток военных механизмов.

– Велика сила науки, – вздохнул знаток военных укреплений.

«…Наука это наблюдение, познание, осмысление и уложение в стройную систему своих и приобретенных у других знаний. Для философов и людей эмпирических знаний, а эти знания получают в результате применения эмпирических методов познания – наблюдения, измерения, эксперимента, наука цель и смысл жизни, полезность которого даже не обговаривается. Но в жизни простого человека наука и полезна и вредна.

Вот посмотри… Эй! Смотри сюда…»

Гудо встрепенулся и открыл глаза.

Нет, он не спал. Просто лежал с закрытыми глазами. Так проще и легче. Его бесценные сокровища, дорогие сердцу, и родные души Адела и Грета, а так же ставшие кровными Кэтрин и младенец Андреас более спокойны, когда их Гудо отдыхает, погрузившись в оздоровительный сон. Они сидят у ног человека, ставшего для них всем, что дарует жизнь, спокойствие и уверенность, и тихо беседуют, часто прерываясь, чтобы услышать, ровно ли его дыхание, нет ли в этом дыхании хрипоты и стона, вялости и болезненности.

Гудо долго лежал, не смея потревожить их. Они и так слишком многое пережили за последние месяцы, а особенно за вчерашний день. Их жизнь весела на волоске и многократно. Они могли умереть от голода, болезни и издевательств на острове Лазаретто. Могли быть брошены на поклевку чаек, как те несчастные на том же Лазаретто, кого отравил хрупкий юноша Анжело по приказу дожа. Могли попасть в руки безжалостной инквизиции и умереть от жесточайших пыток. Могли погибнуть от дождя проклятых стрел.

Могли.

Но с ними был Гудо. Он всегда будет с ними. Ведь он бросил вызов той, чьим орудием был многие годы. Он бросил вызов самой смерти. И он спас самых дорогих ему людей.

Вот только сейчас Гудо почти беспомощен. Но это временно. Очень скоро он станет на ноги. Его раны затянутся, и он будет полон сил и здоровья. Еще хотя бы три-четыре дня спокойствия. И главное – чтобы рядом с ним были его девочки. Это самое главное лекарство, о котором никогда не говорил учитель и мучитель, наставник и враг, бесподобный мэтр Гальчини.

Гальчини…

Гудо не желал открывать глаза. Но его успокоенность, перешедшая в дремоту, ослабила господина в синих одеждах. Его мысли потеряли устойчивость и мгновенно оказались на дне чудовищного обрыва, в объятиях человека с душой демона.

И демон Гальчини холодно велел:

– Вот посмотри… Эй! Смотри сюда.

«Эй»! Это его имя. Только так к Гудо обращался великий мэтр Гальчини. Наверное, он знал настоящее имя своего ученика, но никогда не обращался к нему по имени. Для Гальчини имя Гудо умерло вместе с тем человеком, что был до того, как стал его учеником. Тот, кого он взращивал, был человек «ниоткуда» и «ни от чего». Вчера его не было, сегодня он есть. Как написанное слово на куске пергамента, как мазок краски на холсте, как узор на вышивке. Но все это только начало, не имеющее названия. Значит, человек, не имеющий имени.

Просто «Эй».

– «Эй! Смотри сюда. В этой стеклянной колбе моя моча. Для меня, как человека науки, она многое может рассказать. Мой опытный глаз может увидеть в моче кровяные нити, белые хлопья, помутнение, кристаллики и многое другое. Я могу в моче разглядеть некоторые признаки болезней, а потом, при тщательном осмотре больного, убедиться в своей правоте. Это польза науки для простого человека. А если не осматривать больного, а ставить ему диагноз только взглянув на его мочу – это вред от науки для простого человека.

И все по-научному. И умер потом больной по-научному. Наука одна и та же, вот только используют ее по-разному. Это уже на сердце, на душе и на совести ученого человека.

Хотя и здесь можно призвать к порядку. До меня дошли слухи, что лекари Королевской коллегии медиков в Англии предложили запретить членам коллегии давать советы больным без их обследования, на основании одного лишь вида мочи»…

Что же случилось? Почему память Гудо вытащила из ада злого гения Гальчини. Неужели это вызвано пьяной похвальбой этого венецианского лекаря?

Да, Гудо отчетливо слышал каждое произнесенное за тонкой деревянной стеной слово. Но в них не было ничего, что могло чем-то навредить или чем-то оскорбить его и любимых им людей.

Так что же заставило Гудо открыть глаза? Неужели это леденящее повеление великого Гальчини. Повеление из ада, единственного места, где может пребывать душа губителя и истязателя. Повеление, переданное слугами ада – демонами. И оно без спроса проникло в сознание бывшего ученика жуткого подземелья Правды. А это означает одно – душа бывшего узника подземелья Правды вновь открыта для повелителя ада – сатаны!

После стольких молитв, после стольких благих дел, после стольких покаяний, казалось, душа Гудо под надежной защитой Господа. Ведь не может Всевышний не заметить, сколько добра и пользы принес людям врачеватель Гудо за последние три года скитаний по стонущей от смертей Европе. Десятки стран, сотни городов и селений, тысячи спасенных жизней.

Неужели Господь не принял его благих дел? Неужели Господь не простил его грехов?

Нет, этого не могло случиться с тем, кто справедливее самой справедливости, кто добрее самой доброты, кто сама любовь. Господь есть необъятная любовь, которая не может не почувствовать, какая все побеждающая любовь живет в сердце несчастного Гудо.

Значит что-то другое. Значит что-то, или кого-то господин в синих одеждах сам впустил в свою душу. Приоткрыл этому «что-то – кого-то» узкую лазейку. Приоткрыл и не заметил, как это леденящее вползло, расширилось и стало овладевать святой сущностью человека – его бессмертной душой.

И вдруг мозг Гудо пронзила страшная догадка. Настолько страшная, что его тело покрылось холодным потом, а из груди вырвался невольный стон.

– Болят раны, Гудо? Скажи, что мне сделать, чтобы облегчить твои страдания?

Милая, добрая Грета. Она бы многим пожертвовала, чтобы ее Гудо был здоров. Чтобы он, как и в прошедшие месяцы на острове Лазаретто, говорил с ней о странах и городах, в которых побывал, о лечебных травах, ранах и болезнях, о звездах, что определяют жизненный путь человека, и о Боге, который дал людям ценнейшее – жизнь! И она, не отрывая своих прекрасных глаз от его уродливого лица, будет внимательно слушать странного человека, взвалившего на себя необычную миссию оберегать ее и ее маму от столь страшного и тяжелого бремени – жить во времена чудовищных испытаний. Она не отведет своего взгляда, даже когда ее Гудо будет рассказывать о каких-то рыцарях, что сражались за гроб Господний, об ученых людях, что жили так давно, что и непонятно, о хитроумных механизмах, и даже об оружии, которое когда-то кто-то придумает.